Война (СИ) - Старый Денис. Страница 38

Однако, испанская пехота продемонстрировала превеликую стойкость и мужество. Испанцы сражались, будто за их спинами находится Мадрид. Протестанты не смогли воспользоваться первоначальным успехом, когда они продавили правый фланг имперцев, дали время командующему испанцами Спиноле, а тот организовал своих солдат и даже воодушевил речами.

А ещё у Турна в его разношёрстном войске были проблемы. Всё же времени для согласования тактики и боевого слаживания было недостаточно. Проблемы были и в элементарной дисциплине.

К примеру, некоторые отряды, задача которых была в том, чтобы держать центр, увидев, что их союзники имеют успех на правом фланге, срывались с мест и бежали то ли на помощь своим единоверцам, то ли для того, чтобы успеть пограбить имперцев раньше, чем это сделают союзники. То, чему русские инструктора учили чехов, забывалось, первый успех кружил голову. Вот и вышло так, что одни союзники не помогли, а, скорее, помешали организованно ударить справа по имперцам и продавить их настолько, чтобы можно было зайти в тыл центру войск Фердинанда, и тогда победа протестантов была бы неминуема.

Испанцы выстояли, а ещё роль героя в сражении, может не главную, но второго плана точно, сыграл отряд Валленштейна. Когда испанцам удалось сдержать атаку протестантов, и на правом фланге скопилось большое количество войск повстанцев, Валленштейн ударил в место, которое показалось ему наиболее уязвимым. Саксонский отряд протестантов несколько удалился от моравского отряда. Получилась брешь, в которую и ударил Альбрехт фон Валленштейн. И здесь также следовало бы указать на профессионализм испанцев, которые смогли организованно расступиться, создавая проходы для отряда Альбрехта.

Повстанцы, уставшие из-за интенсивности боя, уступали свежим силам дерзкого отряда во всём. Когда же на арену вышли русские стрелки, которых в отряде Валленштейна было больше, чем во всей остальной армии Фердинанда, сражение медленно, но неуклонно превращалось в избиение протестантов. И тогда полковник русской императорской армии Федяй Митрохин, советник при командовании войск Евангелической Лиги, уговорил графа Турна дать приказ об общем отступлении.

Так и получалось, что в обеих армиях одну из главных ролей играли русские.

Между тем, имперцы, окрылённые победой, быстрее обычного, даже не дожидаясь отставших обозов, устремились к мятежной Праге. Император Фердинанд жаждал крови Фридриха Пфальцского, успевшего к тому времени надеть корону Чешского королевства.

— Да здравствует наш император. Многие века славному монарху! — разгорячённые хмельными напитками солдаты приветствовали Фердинанда, когда он, надев личину радостного победителя, объезжал войска.

— Глупцы. Какие же они глупцы, — стараясь улыбаться, бормотал император.

— Вы что-то сказали, Ваше Величество? — спросил фельдмаршал Карл Бонавентура де Лонгваль, граф де Бюкуа.

— Вы же, граф, не пребываете в таком же заблуждении, как и наши солдаты. Я надеюсь, что мои полководцы смотрят на положение дел незамутнёнными глазами, — император развернул своего коня и подвёл его к фельдмаршалу, чтобы смотреть в глаза своему полководцу.

— Нет, Ваше Величество, я понимаю, что наша победа в Праге может быть сравнима с теми, о которых написано в древних книгах. Когда Македонский царь Пирр выиграл битву у римлян, но потерял большую часть войска, — отвечал фельдмаршал.

Де Бюкуа на самом деле так не думал, вернее, он не хотел думать о ситуации вовсе и высказывал императору лишь то, что в данный момент хотел слышать монарх. Бюкуа старался быть более чем угодливым, его карьера висела на волоске. Это именно его авангард имперских войск первым ворвался в Прагу. В любой другой ситуации подобное засчиталось бы полководцу как великий успех, но не сейчас.

Авангард графа де Бюкуа вошёл в Прагу организованными походными колоннами, так как разведка докладывала, что войска Йиндржиха Турна и Петера Эрнста фон Мансфельда отошли юго-западнее, в сторону Саксонии. Так что Бюкуа был уверен, что в Праге больше нет защитников, о чём он поспешил доложить императору.

Как только авангард имперцев вошёл в столицу Богемии, только что бывшие дисциплинированными воинами подданные императора Фердинанда сразу же начали растекаться по городу. Они не только теряли организованность, но и всякий моральный облик. Грабить и насиловать — что из этого первее? Многие могли бы подумать, что присвоить чужое — есть высшая цель солдата имперской армии. Это было не совсем так. Прежде всего, воины стремились утолить свою похоть. Найти женщину да ещё в богатом доме, где можно сразу после насилия поживиться серебром и просто домашней утварью… За подобное чудо насильники и воры даже обязательно поблагодарят Бога.

И тут имперцев ждал сюрприз. Вместо женщин войска Бюкуа встретили мужчин. И намерения у представителей чешского народа, сильной его половины, были отнюдь не дружеские и уж тем более не любовные. Имперцев стали вырезать и отстреливать по всему городу. Имперцев резали, а сами защитники отходили в заранее укреплённые части города.

Вся Прага была разделена на восемь укрепрайонов и отдельно Старый Замок. В этих оборудованных для обороны местах были установлены даже небольшие гаковницы и пушки. Эти районы отсекались баррикадами или рекой. Каждый укреп был небольшой крепостью, осаждать которую оказывалось нереально, а подвести неприятелю артиллерию было либо очень сложно, либо невозможно, потому имперцам в скором времени пришлось идти на «мясные» штурмы. Требовалось спешить со взятием всего города под контроль, так как евангелисты судорожно собирают все разрозненные отряды и готовятся к новому сопротивлению измельчавшей лавине имперских войск.

Один за одним укрепрайоны Праги утопали в крови. Сопротивление защитников было отчаянным. Уже скоро стало ясно, что обе стороны переступили те линии, за которыми нельзя рассчитывать будь на какой шанс остаться в живых. А когда к сильным духом людям приходит понимание, что они умрут, когда этот факт принимается и уже не так чтобы давит на сознание, тогда бойцы умирают со звериной злостью, стремясь забрать с собой в лучший мир хоть кого. Так что умылись кровью имперцы.

Среди защитников города была и русская сотня стрельцов, вооружённых теми самыми расширяющимися пулями. До начала штурма Праги русские штуцерники не светили своим оружием, стреляли по старинке, забивая молотком пулю. Но когда не получилось выйти из города, или даже командир русской сотни принял решение остаться и тем самым нарушил инструкцию, стрелки открыли железные кофры с пулями.

Три сотни защитников, среди которых была та самая сотня подданных русского императора, обороняли укреплённый район у Карлова моста, выставив две пушки у того самого каменного сооружения через реку. Мясо… очень много человеческого мяса унесла река Влтава, через которую и был перекинут мост, ставший красноватым с разными оттенками из-за обилия крови, которой пропитались камни.

До офицеров очень часто долго доходят новые реалии боя. Вот знает ротмистр, что пушки перезаряжаются более минуты, так почему же не получается их захватить сразу после залпа? Чтобы перебежать мост, достаточно и тридцати секунд, если только в солдат не стреляют. Так быть не должно, но ружейные выстрелы будто не прекращались. Стреляли далеко, наверняка это были мушкетёры. Так быстро перезаряжать и так далеко поражать цели? А ещё защитники бьют не залпами, а одиночными выстрелами, что производят стрелки, которые засели на крышах, укрылись за наваленным мусором или же стреляют из-за угла зданий. Это невозможно.

А если невозможно, следовательно, нужно ещё и ещё штурмовать. На пятом штурме какое-то прозрение у офицеров начало проступать, но тут из глубины укреплённого района ударили пушки. Навесом, как мортиры. Нет, точечных попаданий не было, да и не для этой цели стреляли. Били по домам. Ядра ударяли в строения, выбивая щепу или камень. Получалась такая вот шрапнель из дерева, камня и кирпича. Она устремлялась в разные стороны и не только мешала штурмовикам строиться для очередного выдвижения к мосту, но и поражала имперские войска, чаще не убивая сразу, а смертельно раня. Смертельно, это потому что при таком развитии медицины почти каждое ранение — это гарантированная смерть, только в мучениях.