Неписанная любовь (ЛП) - Ашер Лорен. Страница 22

— Без тебя все не так, как раньше, — серьезно говорю я.

Она снова поворачивается ко мне лицом.

— Он не такой, как раньше, — добавляю я.

В ответ она лишь протяжно выдыхает.

— Из-за этого я чувствую себя ужасно, — она сосредотачивается на невидимой точке позади меня. — Но…

В моей жизни было достаточно отговорок, чтобы распознать их первый признак.

— Я готов сделать все, чтобы вернуть тебя. Повысить тебе зарплату. Давать дополнительный выходной каждую неделю. Назови мне любое условие, и я его выполню.

— Моя зарплата или выходные никогда не были проблемой, и ты это знаешь.

— Тогда чего ты хочешь?

— Того, что было нарушено между нами.

— Что? — спрашиваю я.

— Доверия.

Мои плечи напрягаются.

— Мне нужно время.

Она выдыхает.

— Я говорю не только о тебе.

Я смотрю на нее в замешательстве.

Ее глаза опускаются в пол, как будто смотреть мне в лицо — слишком сложная задача для нее.

— Ты ясно дал понять, что сможешь избавиться от меня в любой момент, а я давным-давно пообещала себе, что больше не позволю кому-либо заставлять меня чувствовать себя так.

Я скрежещу зубами.

— Я не могу вернуться в прошлое и изменить свою реакцию.

— Я знаю, и как бы мне ни было неприятно это признавать, ты был прав, уволив меня. Если несчастный случай с Нико что-то и доказал, так это то, что я совершенно не гожусь на роль его няни, — ее голос дрожит.

— Это чушь собачья.

Она смотрит на меня удивленными глазами.

— До тебя у нас было семь нянь. Все они были очень квалифицированы для этой работы, но ни одна из них не вернула моего ребенка так, как это сделала ты.

Ее подбородок дрогнул.

— Я просто делала свою работу.

— Нет. Ты делала гораздо больше, — я делаю глубокий вдох. — Я не хочу видеть, как Нико снова превращается в тихого мальчика, который не смеется, не улыбается и не занимается музыкой. Боже, это уничтожит меня, если я снова увижу его таким. Поэтому я прошу — черт, я даже готов умолять, — если это убедит тебя вернуться.

Наступает неловкое молчание, и мое беспокойство возрастает. Ее жесткий взгляд, кажется, смягчается, и это дает мне некоторую надежду.

— Тебе не нужно меня умолять, — говорит она мягким голосом.

— Я в отчаянии, Элеонора, — мой голос напряжен.

Она слегка толкает меня, и я теряю равновесие, но не из-за ее силы, а из-за небольшого смешка, который она издает.

— В достаточном отчаянии, чтобы перестать называть меня полным именем? Потому что, хотя я и люблю его, оно напоминает мне о моей бабушке.

Я усмехаюсь, притворяясь, что тепло в моей груди — это результат моих нервов, а не реакция на ее прикосновение.

— Что угодно, только не это.

Сначала я делал это исключительно для того, чтобы досадить ей, но потом обнаружил, что мне нравится, как она вздрагивает каждый раз, когда я называю ее полным именем. Она всегда так мило закатывала глаза.

Мило?

Дерьмо. Не мило.

Смешно. Смешно закатывала глаза.

— Ладно, — пробормотала она. — Ну, эта небольшая беседа была замечательной и все такое…

— Хорошо. Я перестану называть тебя Элеонорой.

Она покачивается на пятках.

— Я должна отказать…

— Но ты этого не сделаешь, потому что ты нам нужна.

— Хорошо. Я соглашусь, но только если ты повторишь это еще раз, умоляя на коленях.

Из меня вырывается короткий, но глубокий смех, который удивляет нас обоих.

— О боже!

Я поднимаю ладонь вверх.

— Не…

— Ты смеялся! — ее улыбка прорезает ледяной внешний слой моего холодного сердца. Я несколько месяцев гадал, каково это — быть свидетелем безудержное счастье Элли, и это гораздо приятнее, чем я ожидал.

Но меньше всего нам нужно, чтобы я умилялся из-за одной-единственной улыбки, как бы сильно она мне ни нравилась. Поэтому я поднимаю глаза к потолку и молю о помощи.

— Кажется, я со школьных времен не слышала, чтобы ты смеялся, — она будто говорит сама с собой.

Эти слова удивляют меня.

— Следишь за мной с тех самых пор, да?

Ее щеки становятся розовыми.

— Нет.

Мое тело горит от этой мысли.

— Уверена в этом?

— Ты же понимаешь, что не все в старшей школе были одержимы тобой? — ее щеки из розовых превращаются в пунцовые.

— Ничего страшного, если ты была в меня влюблена, — по словам Далии и Лили, большая часть школы была в меня влюблена.

— Ты был не в моем вкусе.

— Я был во вкусе каждого, — поддразниваю я, наслаждаясь тем, как румянец разливается по ее шеи.

— Сначала ты посмеялся, а теперь еще и шутишь? Кто ты такой и что ты сделал с прошлым Рафаэлем?

Не уверен, но у меня такое чувство, что Элли сможет подтолкнуть меня к знакомству с новой версией меня, хочу я этого или нет.

Глава 16

Элли

На следующее утро я появляюсь в доме Лопесов рано утром с чемоданом, полным моей одежды, и с бодростью, которой не хватало всю прошлую неделю.

Мой босс открывает входную дверь в дорогих джинсах, демонстрирующих его мускулистые бедра, черной футболке, которая облегает его тело, но не бросается в глаза, и его заветных часах Richard Mille. Бриллианты сверкают в лучах утреннего солнца, поднимающегося позади меня, но я быстро отвлекаюсь на вены, струящиеся по его руке.

Физически Рафаэль — один из самых привлекательных людей, которых я знаю. Забудьте. Он и есть самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела, а это говорит о многом после нескольких лет, проведенных в Лос-Анджелесе среди моделей, актеров и начинающих музыкантов.

Я не могу сдержать трепета в животе и учащенного сердцебиения, когда смотрю на него, хотя изо всех сил стараюсь не обращать на это внимания.

Я поднимаю взгляд и вижу, что его темные глаза уже сфокусированы на моем лице.

— Не обращай на меня внимания, — он ухмыляется. Это мимолетное выражение так напоминает мне о его более юной версии, которая улыбалась так же часто, как и смеялась, и меня удивляет, что я хоть раз смогла увидеть его в таком настроении.

Я качаю головой.

— Я вижу, ты отказался от стиля дровосека.

— Тебя это расстраивает?

— Ни чуть, — хотя «расстраивает» — не совсем подходящее слово. Скорее, я переживаю за себя, хотя никогда не признаюсь ему в этом вслух.

Он прислонился к дверному косяку.

— Это потому, что я больше не буду рубить дрова для каминов?

Я подавилась следующим вдохом.

— Почему это должно меня расстраивать?

— Потому что иногда я замечал, как ты пялилась на меня через окно.

Я молюсь, чтобы земля провалилась подо мной и поглотила меня целиком, потому что в аду наверняка лучше, чем здесь.

— Я не пялилась на тебя, — мой защитный тон выдает меня.

— Подумал, что лучше будет выразиться вежливо, чем сказать правду.

— Какую?

— Ты пускала слюни.

— Хватит фантазировать, — говорю я с шипением.

Он пожимает плечами, не обращая на это ни малейшего внимания.

— Не нужно смущаться. Мило видеть, на что ты готова пойти, чтобы подсмотреть за мной.

Мило? Клянусь, я никогда не ненавидела это слово сильнее, чем сейчас.

— Pendejo (Придурок), — я выругалась словом, которое он сам уже говорил бесконечное количество раз.

Его брови приподнимаются.

— Прости?

— Ты сам меня слышал.

— Это плохое слово.

— Я знаю, — я ухмыляюсь.

Его губы подергиваются, когда он заносит мой багаж в холл.

— Ты забыла, что я твой босс?

— Ха. Должно быть, это вылетело у меня из головы, когда ты начал со мной флиртовать, — я прохожу внутрь, слегка покачивая бедрами.

Нет ничего приятнее, чем видеть, как его щеки окрашиваются в розовый цвет.

— Я не флиртовал, — он не запинается на словах, что впечатляет, учитывая его взволнованное выражение лица.