Неписанная любовь (ЛП) - Ашер Лорен. Страница 31

Если бы моя бывшая жена испытывала подобный страх, я бы и близко не подпустил ее к самолету, не говоря уже о том, чтобы выдержать десятичасовой перелет ради нашего сына.

— Как долго она собирается спать? — шепчет Нико через щель между нашими креслами.

— Я не знаю, — отвечаю я тихим голосом.

— Может, нам стоит поскорее ее разбудить?

— У нас в запасе еще несколько часов, — я украдкой смотрю на женщину, которую когда-то считал раздражающей, когда она прильнула к моему боку, прижимаясь своим теплым телом к моему.

Проходит совсем немного времени, и ее мягкий храп постепенно убаюкивает и меня.

Чья-то рука обхватывает мою, и я резко просыпаюсь.

— Что за… — я смотрю вниз и вижу, что пальцы Элли зажаты между моими. Самолет трясет, когда мы попадаем в небольшую турбулентность.

— Рафаэль, — ее голос, полный паники, заставляет меня действовать.

— Все в порядке.

— Ни черта не в порядке! — и без того белое лицо Элли еще больше бледнеет, когда самолет трясет.

— Она в порядке? — шепотом спрашивает Нико.

— Скоро будет. А ты?

— Да! Это как тот космический аттракцион в «Дримленде», — Нико говорит своим бодрым голосом, и это помогает мне немного расслабиться. Элли, похоже, не разделяет его настроения, так как ее хватка на моей руке становится все крепче и крепче, пока она не начинает покалывать от недостатка кровообращения.

Кровообращение. Точно.

Ее тяжелое дыхание отвлекает меня от моих мыслей. Прошло много времени с тех пор, как кто-то, кроме Нико, искал у меня утешения, и я быстро осознаю, насколько плох в этом, когда говорю:

— Статистика в нашу пользу. Только один из каждых одиннадцати миллионов самолетов терпит крушение.

Она в ужасе смотрит на меня.

— Один из одиннадцати миллионов?

— Если верить Google, то да.

— Но разве за день не совершается не менее ста тысяч рейсов?

Блять. Я немного перестарался.

Самолет слегка снижается, и у меня сводит живот. Ее смертельная хватка на моей руке не ослабевает, и я ободряюще сжимаю ее, несмотря на протест моих суставов.

— Мы могли бы…

Она не дает мне закончить предложение.

— Если ты предложишь поиграть в игру, я тебя убью.

— Я собирался посоветовать сделать несколько глубоких вдохов, но если планирование моего убийства тебя отвлекает, то милости прошу. Я даже подкину тебе парочку идей.

— Ты уже составил завещание?

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто хочу убедиться, что Нико обеспечен на всю жизнь и все такое.

Наверное, со мной что-то не так, потому что это единственное правдоподобное объяснение тому, как теплеет в моей груди при мысли о том, что она заботится о моем сыне настолько, что волнуется за его благополучие, если меня не будет рядом.

Самолет снова качает.

— О боже! — простонала она. — Мы умрем.

Несколько человек в салоне первого класса смотрят на Элли с осуждающими выражениями, а я смотрю на них поверх ее головы, пока они не опускают глаза.

Кто бы мог подумать, что мой хмурый взгляд можно превратить в суперспособность?

Когда я опускаю глаза, то вижу, что Элли смотрит прямо перед собой, а по ее лицу катится одна-единственная слеза. Это задевает меня больше, чем хотелось бы, и я инстинктивно провожу по ее щеке подушечкой большого пальца.

— Элли.

Ничего.

— Эй.

Ее молчание съедает меня, когда она делает большой глоток воздуха.

— Эль? — я произношу это прозвище, не задумываясь. — Háblame, — моя испанская речь выводит ее из состояния тревоги, в котором она находилась.

Она поворачивается и смотрит на меня.

— Что это значит?

— Поговори со мной, — перевожу я.

— Не могу, — прохрипела она.

— Ты плачешь.

Она поспешно вытирает щеки.

— Это так неловко.

— Согласен. Если ты будешь продолжать в том же духе, у меня не останется выбора, кроме как использовать это в качестве шантажа в один прекрасный день.

Она смеется. Ничего особенного, но это немного снимает растущее напряжение в моем теле, пока самолет снова не тряхнет. Хотя я преодолел свой страх перед полетами много лет назад, я все еще ненавижу турбулентность, так что отвлечение Элли пойдет мне на пользу.

— О чем эта татуировка? — я провожу пальцем по тонкой полоске звезд, опоясывающей весь ее средний палец.

— А?

— Твоя татуировка, — я касаюсь постоянного черного кольца.

— О. Это, — она нахмуривает брови. — Я дала себе обещание, когда была моложе.

— И какое же?

Она смотрит на наши руки.

— Что бы ни случилось, как бы тяжело ни было, я не сдамся.

Снаружи грохочет гром, а по самолету хлещет дождь.

Я пытаюсь отвлечь ее другим вопросом.

— Почему ты выбрала именно этот палец?

Она сглотнула и подняла на меня глаза.

— Средний палец ассоциируется с нашей жизнью и идентичностью, так что мне показалось, что это правильно.

— Ха. А я-то думал, потому что это лучший палец, чтобы слать людей к черту.

Еще один смех вырывается из ее уст, но этот приятный звук обрывается очередным раскатом грома.

— А как насчет этой? — я показываю на тройную ноту, расположенную на внутренней стороне ее правого запястья.

— Она символизирует мою семью. Берта, мою маму и меня, — она указывает на каждую ноту по очереди. — У них такие же татуировки.

— Я не знал, что ты единственный ребенок.

— Ты никогда и не спрашивал.

— Я был засранцем, — чувство вины сменяется любопытством. После того как я знаю Элли почти год, я должен быть в состоянии сам ответить на такой простой вопрос.

— Совсем чуть-чуть.

Я бросаю на нее взгляд.

— Но, отвечая на твой вопрос, скажу, что меня воспитывали как единственного ребенка, но у меня есть сводные братья и сестры по отцовской линии. Но я с ними никогда не встречалась.

Я знаю, что лучше не заводить подобных разговоров, особенно если учесть, как она встревожена.

— А что насчет этой? — я поворачиваю ее руку и прослеживаю путь по чистой коже до полумесяца возле локтя.

Ее и без того бледное лицо полностью теряет цвет, и она без предупреждения отдергивает руку.

— Мне просто понравилось, как это выглядит.

— Если хочешь, чтобы мы начали доверять друг другу, перестань мне врать.

Ее глаза сужаются.

— Ты хочешь знать правду?

Я киваю.

— Это единственная татуировка, о которой я жалею, — она достает наушники и затыкает ими уши, фактически отгораживаясь от меня.

Десять минут спустя летняя гроза официально прошла, и капитан обещает, что остаток полета пройдет спокойно. Элли шепотом говорит «спасибо» за то, что я помог ей справиться с тревогой, и снова уходит в себя.

Я привык к тому, что няня Нико молчит. Это была одна из главных причин, по которой я нанял ее, потому что, в отличие от других, она не пыталась произвести на меня впечатление или заставить меня открыться ей. Мы оба занимались своими делами и общались только тогда, когда это касалось Нико.

Это была пара, созданная на небесах… до сих пор.

Я должен быть благодарен, что Элли снова установила четкую границу, но вместо этого я ощущаю горький вкус одиночества, поскольку мы снова игнорируем присутствие друг друга.

Ты всегда можешь предложить ей быть друзьями.

Только вот ничто так не говорит о моем жалком положении, как просьба к няне моего сына, которая работает у меня на зарплате, стать моим другом. Бог свидетель, мне бы она не помешала, но это не значит, что я буду заставлять Элли стать моей подругой.

Как бы сильно мне этого ни хотелось.

Глава 22

Элли

Я чуть не разрыдалась, когда мы вышли из самолета в Гонолулу. Не хочу показаться драматичной, но я видела, как моя жизнь промелькнула перед моими глазами во время того случайного шторма. В моей голове прокручивались любимые моменты и самые большие сожаления, что было горько-сладким напоминанием обо всем, что я не закончила.