Неписанная любовь (ЛП) - Ашер Лорен. Страница 90

— Я не слышал ее раньше.

Я вздрагиваю от сонного голоса Рафаэля.

— Прости. Я не хотела тебя будить.

— Не извиняйся… — его ответ прерывает зевок. — Я и не заметил, как заснул.

Плед, который я накинула на его тело, падает, когда он садится у изголовья кровати и трет глаза.

— Это та песня, которую ты написала для Коула?

— Нет.

Он выглядит смущенным.

— Ох.

— Она только для меня, — я незаметно закрываю блокнот. Хотя сомневаюсь, что Рафаэль сможет собрать все кусочки вместе, ведь я написала только один куплет, ему не понадобится много времени, чтобы догадаться, о ком эта песня, когда я продолжу ее писать.

— Можно послушать?

— Нет.

— После всего, что мы сделали, ты все еще стесняешься? — его лукавая улыбка напоминает мне ту, что была у него раньше, когда его голова была зажата между моих бедер.

Цвет заливает мои щеки, делая их горячими на ощупь.

— Нет. Просто я еще не закончила.

— Значит, ты дашь мне послушать, когда закончишь?

— Конечно. Как только она будет написана, я дам тебе ее послушать.

Его глаза сужаются.

Я улыбаюсь.

— Ты интригуешь, — хмуро говорит он.

— А ты слишком много говоришь для человека, который всего несколько минут назад казался мертвецки спящим.

Без бороды, закрывающей половину лица, его румяная кожа полностью выставляется напоказ, выдавая его.

Я вздыхаю.

— Как долго ты слушал?

— Несколько минут. Клянусь.

Мое сердцебиение успокаивается. В лучшем случае он слышал весь первый куплет, так как я перебирала аккорды, пытаясь довести звук до совершенства.

— Эта песня звучит иначе, чем остальные.

Моя голова, вместе с моим миром, наклоняется.

— Что?

— Это… Я не знаю, как это описать. Она просто другая.

Он прав. В отличие от других моих песен, эта счастливая. Даже с надеждой. Как бесконечный эпилог нашей неоконченной истории любви.

Истории любви, которая только началась, и самые лучшие ее части еще не написаны.

Глава 61

Рафаэль

Вместо того чтобы вернуться на озеро Вистерия, я в последний момент передумал и поменял рейс с Детройта на Портленд. Моя бывшая жена не отвечает ни на звонки Нико, ни на мои сообщения с тех пор, как неделю назад отменила свою поездку на Клубничный фестиваль, и хотя я не против больше никогда с ней не разговаривать, мой ребенок заслуживает большего.

Я останавливаю машину перед воротами, перегораживающими ее подъездную дорожку, прижимаю палец к кнопке вызова на механической коробке и жду. Наконец, через пару минут в динамике раздается голос Хиллари.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она своим раздраженным тоном.

— Нам нужно поговорить.

— Ты прилетел сюда, чтобы поговорить?

— Да, — я скриплю зубами.

Ворота открываются, и я завожу арендованную машину на гравийную дорожку и паркуюсь у красивого дома с видом на озеро. На мгновение я оцениваю вид, ведь я за него заплатил, а затем делаю глубокий вдох и направляюсь к открытой входной двери.

Хиллари стоит, скрестив руки на груди, и хмурится, что мне очень хорошо знакомо. Ее короткие темные волосы подчеркивают точеное телосложение, а дизайнерская одежда демонстрирует ее тонкую фигуру и изящные черты лица, брючный костюм цвета слоновой кости делает ее гораздо более ангельской, чем она есть на самом деле.

Ее красные губы скривились.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— То, что мне давно следовало сделать, — огрызаюсь я.

Она оглядывается по сторонам, как будто соседи за милю могут нас услышать.

— Заходи в дом.

Типичная Хиллари, которой всегда наплевать на всех, кроме тех, чье мнение действительно важно. Когда-то и я был таким же, но теперь я изменился.

Элли открыла мне глаза на возможность принимать себя таким, какой я есть, без всяких притворств, и теперь, когда я почувствовал этот вкус, я не могу представить, что вернусь к тому, каким был раньше.

Я следую за Хилари внутрь, она закрывает дверь и поворачивается ко мне лицом.

Ее ноздри раздуваются.

— Что ты на самом деле здесь делаешь?

— Ты все время игнорировала звонки Нико и мои.

— Я была занята.

— Прекрати это дерьмо, — раньше я предпочитал пассивность перевозбуждению, но теперь с этим покончено. Или Хиллари станет родителем, или я буду бороться с ней за полную опеку, потому что она все равно этого не хочет.

Ее лицо краснеет.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? Извиниться за то, что не смогла приехать на фестиваль?

— Да, Хиллари, извиниться было бы неплохо после того, как ты пообещала приехать, но отменила поездку всего за час до того, как твой сын должен был выйти на сцену.

Она не выглядит ни капли оскорбленной моим тоном, что только подстегивает мое разочарование.

— По какой-то чертовой причине Нико хотел, чтобы ты была там, потому что он всегда этого хочет, хотя я ни за что на свете не смогу понять, почему, когда ты только и делаешь, что разочаровываешь его.

Ее ледяной взгляд трескается на долю секунды, прежде чем она принимает прежнее выражение лица.

Хорошо. Это меньшее, чего она заслуживает после того, как снова заставила моего сына плакать.

— Я провел последние два гребаных года, прикрывая тебя, потому что, независимо от того, как я к тебе отношусь, он видит в тебе хорошее.

Она отводит взгляд.

— Я хотела быть там.

— Но тебя не было.

Она скорчила гримасу.

— Это сложно.

— Это обычное твое оправдание, и, честно говоря, мне оно надоело. Черт, я устал задолго до того, как мы развелись.

— Не проявляй неуважения ко мне в моем собственном доме, — когда она говорит таким пронзительным тоном, она так похожа на свою правильную, великосветскую мать, что у меня по позвоночнику бегут мурашки.

Она скрещивает руки, и тогда я замечаю тонкую полоску бледной кожи, которая отличается от остальной части ее безымянного пальца.

Черт меня побери.

Как давно она помолвлена со своим парнем, и почему мне потребовалось столько времени, чтобы понять это?

Кровь стучит в ушах, виски пульсирует, а в голове крутится мысль о том, что Хиллари хранило это в секрете неизвестно сколько времени, а я оплачивал ее счета.

Ты здесь ради Нико. Не ради себя.

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь приглушить свой гнев, пока он не превращается из ревущего огня в горящий уголек в моей груди.

— Я понимаю, что ты меня терпеть не можешь, но больше всего ты причиняешь боль своему сыну.

Она, по крайней мере, выглядит слегка несчастной из-за этого. Возможно, с ней еще не все потеряно, но я не буду ни на что надеяться.

Она делает глубокий вдох.

— Я просто…

— Что?

Ее верхняя губа кривится.

— Я ненавижу ездить в этот проклятый город, зная, что все знают о моей…

— Интрижке.

— Да, — говорит она с шипением. — Подними эту тему в пятидесятый раз, почему бы и нет? Прошло уже немало времени с тех пор, как ты в последний раз напоминал мне об этом.

Я скрещиваю руки.

— Мы все делаем выбор, который имеет последствия.

— Но это не значит, что я хочу, чтобы мне напоминали о них каждый раз, когда я туда приезжаю!

Я сделал паузу.

— Значит, все дело в твоей репутации? Ты это хочешь сказать?

— Ты не понимаешь, каково это — быть мной.

— Нет, не понимаю. Наверное, мне трудно понять, каково это — быть таким родителем, который больше заботится о своей репутации, чем о собственном гребаном ребенке.

Она вздрагивает. Я не хочу ее жалеть, но какая-то часть меня все же жалеет, потому что я понимаю, что она всегда будет пустой внутри, пока для нее мнение других людей важнее ее собственной крови.

— Мы оба выросли с двумя разными типами дерьмовых родителей, но главное различие между нами в том, что ты стала такой же, как они, в то время как я сделал все возможное, чтобы этого не произошло.