Рассвет. XX век (СИ) - Colonel Lt. Страница 5

— Вот что, — произнёс я, — за подарок спасибо, однако вам еда нужнее. Может, выгляжу я не очень, но обеспечить себя способен. Возвращайся к матери. И не съедай всё по дороге со своим дружком!

Я вернул свёрток Генриху. Поначалу он не хотел его принимать, однако быстро сдался. По тому, как блестели его глаза, нетрудно было догадаться, что мальчишка сильно голоден, а отнимать у семьи последнее я не собирался.

— Можете не переживать, герр Кляйн! — заверил он, когда понял, что я не отступлю. — Донесу обратно. А Карлу разве что тумаков всыплю, куда с ним хлебом делиться. Бросил меня, да ещё этого болвана позвал…

Мы распрощались. Генрих отправился домой, а я — своей дорогой, изучая Берлин.

Среди прохожих преобладали женщины. Мужчин было мало. Попадались скучающие носильщики с бляхой на груди — признаком одобрения городскими властями, но в основном встречались подростки: разносчики газет, порученцы и даже торговцы, которые пытались всучить прохожим всякую всячину от спичек и пуговиц до драных шинелей и сапог. Меня они обходили, намётанным глазом определяя в безденежного и опасного типа.

С первым я даже склонен был согласиться. В кармане пальто сиротливо звенело несколько «вокзальных» марок, которые тратить нельзя — не тащиться же потом до Шмаргендорфа пешком. Нет, пожелай я, и с лёгкостью получу газету, даже бесплатно, но вымогательство и насилие — не мой метод решения проблем.

Так что я мирно тащился по улице, изучая витрины лавок, и попутно старался разогнать густую пелену, скрывавшую мои воспоминания. Увы, единственное, чего я добился, — острого приступа голода. По какой-то причине магазины, торговавшие одеждой, книгами, инструментами и прочей бытовой всячиной, практически пустовали, а вот булочные, колбасные и сырные ломились от товаров.

Вот удивительно, в бакалее и скобяной чистые полки, а в мясной лавке рядом на покупателя вызывающе смотрят устланные соломой корзины, в которых лежат копчёности и вялености на любой вкус. Среди них — тушка поросёнка с лимоном в пасти.

Зрелище поистине гипнотизировало. Я поймал себя на том, что застыл напротив одного особенно внушительного короба. И хотя в его содержимом при более пристальном осмотре угадывался восковой муляж, прелести образа это не отменяло.

Мелькнула мысль, что зря я не отломил себе хотя бы половинку хлеба. Эдак и слюной можно захлебнуться. Хотя, само собой, не в слюне дело. На восстановление и углублённую настройку организма необходимы ресурсы, как редкие, так и вполне себе бытовые белки, жиры и углеводы, без которых усилится процесс аутофагии. То есть примутся переваривать себя здоровые клетки. Тут уж не до работы над кожей, костями и лёгкими, не до манипуляций кортизолом и инсулином, тут бы мышцы сберечь…

— Эй, образина, чего таращишься⁈ Денег нет? Так кончай пускать слюни на стекло!

Я потряс головой, возвращаясь в реальность, и шагнул прочь от витрины. На меня брезгливо глядел низкий полноватый мужчина, скрестивший руки на груди, закрытой длинным белым фартуком. Он был не один. Пока я знакомился с ассортиментом товаров мясной лавки, к ней подъехала повозка, на козлах которой сидел паренёк лет шестнадцати, если верить внешнему сходству — сын окликнувшего меня мясника. Содержимое повозки скрывалось под тканью, но что могли привезти к мясной лавке? Только туши со скотобойни для последующей разделки, готовки и продажи.

Владелец лавки перевёл взгляд на своего сына. Тот горестно вздохнул.

— А Ганс, чтобы его черти драли, так и не появился?

— Нет. На отправке мне ещё помогли загрузить, но кто ж потащится на разгрузку в город?

— Пьянь, — сплюнул мясник. — Небось, проигрался в карты, надрался и храпит у дружков. Ничего, мы вдвоём осилим.

Несмотря на самоуверенные слова, двигался мясник с трудом — вместо левой ноги у него был примитивный протез. Тем не менее присутствия духа он не терял. Но присутствием духа не перенести тяжеленные говяжьи и свиные туши в лавку, да и от сына толку было немного.

Я не сомневался, что рано или поздно до какого-нибудь носильщика дойдёт новость о том, что можно подзаработать, оказав услугу мяснику. Вон один уже посматривает заинтересованно с другого конца улицы. Но я оказался возле лавки первым, отчего бы не подсобить? А там, может, и покормят в благодарность за работу.

Я расправил плечи, хрустнул костяшками и под урчание живота двинулся к парочке у повозки.

— Герр мясник, насколько я могу судить, вы оказались в затруднительном положении. Если позволите, я готов прийти вам на помощь.

[1] Фрайкоры — здесь: добровольческие формирования, образованные из остатков кайзеровской армии после поражения в Первой мировой войне во время Ноябрьской революции. Фактически — частные армии, управляемые бывшими офицерами. Расформированы по требованию сил Антанты. До окончательного роспуска отметились попыткой путча и боями с коммунистами, например, они разгромили Баварскую советскую республику и подавили восстание в Рурской области. Позднее многие члены бывших фрайкоров примкнули к Национал-социалистической немецкой рабочей пертии.

[2] Фельдфебель — должность унтер-офицерского состава в армии Германской империи. Примерно соответствует званию старшины.

Глава 3

Моё предложение — а вернее, то, как я выразился, — привлекло внимание мясника. Он с недоумением покосился на меня. Немудрено: от детины с рожей висельника не ожидаешь гладких речей.

Я вот, наглядевшись на себя в отражении витрины, не ожидал бы. Чудо, если с такой физиономией люди вообще способны внятно разговаривать. О вежливости же и прочих особенностях хорошего воспитания подобные мне крестьяне из далёкого медвежьего угла Германии и слыхом не слыхивали.

Я прекрасно сознавал, какое первое впечатление произвожу. Бугай с печатью неизбывной тупости на лице, которого заворожил богатый ассортимент лавки. Денег у такого, естественно, не водится, но и особых проблем не доставит — чересчур глуп, чтобы замахнуться на воровство или грабёж, такими обычно вертят типчики поумнее, используя дебиловатых верзил в качестве заёмных мускулов. Худшее, чего от меня можно было ожидать, — что я и впрямь запачкаю стекло своими слюнями. Ну а лучшего… о лучшем даже речь глупо заводить, я для мясника недалеко ушёл от лошадей, впряжённых в повозку.

Вот это первое впечатление я и стремился разрушить. Не потому, что воспылал жаждой признания, а потому что хотел есть — и заодно проверить, насколько сильное досталось мне тело. А ещё я отлично понимал, что я — далеко не единственный, кому хотелось бы оказать мяснику услугу и заполучить его расположение. Достаточно выждать ещё пару минут, и тут не протолкнуться будет от носильщиков, готовых заменить загулявшего Ганса. Я обязан выделиться на их фоне, показать, что славен не только горой мышц.

Понаблюдай я за мясником ещё, смог бы отметить дополнительные точки, через которые можно повлиять на его решение, однако — что имеем, то имеем.

— Ишь как заговорил, — усмехнулся мой будущий благодетель. — И откуда такой учёный взялся?

— Да разве учёный? — спокойно, без улыбки ответил я. Для себя я уже уяснил, что окружающие нервничают, когда я улыбаюсь. — Довелось нахвататься по верхам, когда служил денщиком [1] у герра обер-лейтенанта. Он был из вольноопределяющихся [2], с причудами офицер, но любил, чтобы подчинённые приказы схватывали с полуслова.

Усмешка мясника стала шире. Мои намёки ему понравились. И на то, что я служилый — уж верно, не просто так он без ноги остался, Великая война кончилась совсем недавно, надо полагать, оставил он конечность где-то там, на бесконечных полях грязи и свинца. И на то, что я человек понятливый, ведь денщиков-идиотов офицеры не любили и от таковых старались по возможности избавиться. И на то, что попал я к вольнопёру — с кадровыми господами этот номер не прошёл бы, не привыкли они относиться к рядовому солдату как к тому, кто стоит затраченного на обучение времени. Соображаешь? Значит, годен таскать чемоданчик. А если нет — милости просим в окоп к остальным, мочить ноги в слякоти.