Карта убийцы - Торн Ребекка. Страница 10

Блю не знала, что ему ответить. Колотить деревянной ложкой по соуснице – это способность? Возиться с младшей сестрой, сидящей в пустой ванне, пока мать слезами загоняет себя в сон, – это способность? Она могла постирать свои вещи в стальной раковине на кухне, могла разогреть суп и консервированные бобы, могла пропеть все слова «Пусть круг откроется, но не сломается!» Что имел в виду этот странный мужчина? Ей всего пять лет, она ничего не знает.

Однако мать выжидающе смотрела на нее.

– Они были всегда, – наконец сказала Блю, поскольку не смогла вспомнить, когда не делала всего этого.

– И они говорят с тобой?

– Кто?

Девлин пожал плечами.

– Ты мне скажи. Ду́хи, наставники, помощники, хозяева… у нас есть имена для всех голосов, которые мы слышим, а другие не могут слышать. – Он понизил голос до шепота. – Я называю свой ангелом.

Бриджет хихикнула, но Блю покачала головой.

– Они тебе ничего не говорят? А как насчет того, что происходит у тебя в голове? Ты слышишь их голоса в своих мыслях?

Блю снова покачала головой, и мать сникла.

– Они не вызывают у тебя никаких чувств? Радости, печали, возбуждения?

Блю начала было снова качать головой, но сдержалась, увидев поникшие плечи матери. Она подумала про все те ужины, от которых ей пришлось отказаться, о том, что они вышли из автобуса, не доехав до нужной остановки, и все это только ради того, чтобы привезти ее, Блю, сюда, к этому мужчине, по причинам, которые она не понимала. От нее явно чего-то ждали.

– Иногда, – осторожно произнесла Блю, и мать распрямила плечи, а Девлин приободрился, и тогда она добавила: – Да, люди вызывают у меня разные чувства. – И если задуматься, это была правда: Боди ее пугает, Арлу ей жаль. Ну а мама… даже тогда Блю не смогла сказать, какие чувства вызывает у нее мать.

– Ты можешь описать мне их? Эти чувства?

– Ну, это как если бы кто-то печальный или… – И Блю не знала, что ей сказать, потому что единственными ее чувствами были чувства матери, их отношения были такими близкими и доверительными, что рассказывать о них этому жирному мужчине с его полукруглыми очками и хрустальными шарами было самым настоящим предательством.

– Все в порядке, – заверила ее мать, – можешь говорить. – И она кивнула, приглашая Блю продолжать.

– Ну, если мама расстроена, они мне покажут, что она чувствует, ну, они заставят меня чувствовать то же самое. – Девочка стиснула руки под столом.

В темном углу комнаты, вдали от преломленных хрусталем радуг и холодной бирюзы будды, стоял Боди. Теперь Блю уже была чуточку выше него. Боди опустил голову, его бледные руки обхватили живот, черные глаза превратились в дыры, проникнуть в которые Блю не могла.

Девлин продолжал говорить, и Блю перевела взгляд на него, чтобы не видеть своего брата. Девлин расспрашивал ее добрых полчаса: способна ли она ощущать чувства других людей, снились ли ей когда-либо сны, которые сбывались, бывали ли у нее пророческие видения? Девочку просили прикоснуться к различным кристаллам и сказать, что она чувствует: радость или печаль, покалывание или онемение. Аромат благовоний становился сильнее.

– А что ты можешь сказать обо мне? – спросил Девлин, и стул скрипнул под его весом. Взяв карты Таро, он перетасовал их, поглаживая колоду ладонью перед тем, как ее снять. Он пододвинул карты Блю. – Попробуй – прикоснись к ним и проверь, сможешь ли ты зарядиться моей энергией.

Блю протянула руку к картам. Они оказались теплыми.

Стулья были неудобные, слишком большие для Блю, а стол слишком высокий, поэтому она подобрала под себя ноги. Так стало гораздо удобнее, однако мать, сидевшая прямо, сказала:

– Карты тебе что-нибудь говорят? – словно движения дочери свидетельствовали о том, что она готова заглянуть в будущее.

– Говорят? – подхватил Девлин. Бросив взгляд на Бриджет, он снова посмотрел на ее дочь. Бриджет в порыве рвения положила ладонь ему на руку, и у него на лбу навернулась бисеринка пота.

Блю потерла виски; от сильного запаха у нее начинала болеть голова. Она почесала шею, и снова ее мать вздрогнула, словно любое движение девочки было абсурдно важным.

– Что тебе говорят карты, милая?

– Ничего, – капризно ответила Блю, думая только о том, как вернуться домой.

– Она еще очень маленькая; всего пять лет, кажется, вы говорили? Возможно, потребуется много лет на то, чтобы все это оформилось; я не знаю никого, кто обладал бы такими способностями, еще не достигнув половой зрелости. – Он потрепал Бриджет по руке, та заметно расстроилась, а Блю ничем не могла ей помочь.

– Я могу чем-нибудь помочь ей понять свои способности, отточить их до совершенства? Конечно, у меня тоже есть кое-какие навыки, маленькие таланты – если честно, просто базовые умения, – но у меня есть предчувствие, я просто знаю, что у Блю есть это – понимаете? Настоящие способности! – Женщина схватила руку Девлина и поднесла ее к своей груди, а он, облизнув губы, уставился на свою руку, затем на Бриджет и, наконец, на стол, у которого стоял Боди.

Опустив голову, стиснув кулаки, глаза черные, словно преисподняя. Эти глаза горели яростью взрослого мужчины.

Блю не знала, куда смотреть, она не могла вынести все это.

– Она такая маленькая, – повторил Девлин. – Подождите несколько лет, вернетесь, когда ей будет десять, и тогда попробуем еще раз.

Запах благовоний стал невыносимым, голова раскалывалась от боли.

– Но я ведь могу сделать что-нибудь до тех пор?

Даже с закрытыми глазами Блю представила себе малышку Арлу, оставленную одну в холодной ванне без воды. Она по-прежнему видела гнев в глазах Боди и чувствовала, что он здесь, совсем рядом. Ей стало страшно, что брат уже успел испортить припрятанное печенье.

– Мы проделали такой долгий путь, – сказала Бриджет, и Блю подумала о том, что им придется возвращаться домой, что у нее устали ноги, что мать схватила Девлина за руку, тогда как ей хотелось, чтобы она взяла за руку ее и увела домой.

Открыв глаза, Блю увидела Боди, смотрящего прямо ей в лицо.

Ярость, переполнявшая брата, захлестнула и ее.

Она также ощутила тоску брошенной дома Арлы.

– Ты одинокий, и тебя никто не любит! – крикнула Девлину Блю, чувствуя, как злость заполняет ей голову роем растревоженных ос.

Она подумала про пустое лицо матери в плохие дни, про то, как та рыдает в кровати, думая, что дочь спит, про те страхи, которыми она шепотом делится с подушкой, и высказала все это Девлину, страстно желая о том, чтобы все это испытывал он, а не ее мать.

– Никто тебя не любит, у тебя нет друзей, ты один-одинешенек, тебе страшно, ты ужасный человек! Ты притворяешься, будто тебе все равно, но тебе не все равно! Ты это ненавидишь, ты это ненавидишь, ты… – Блю зажала уши руками и закрыла пальцами глаза; она почувствовала, как кто-то прикоснулся ей к плечу. Она подскочила, не в силах вынести это чувство, и успокоилась только тогда, когда услышала голос матери. Уткнувшись лицом в материнское плечо, она нашла утешение в обнявших ее худых руках, в знакомом запахе длинных седых волос.

– Все хорошо! – прошептала мать. – Все хорошо, милое мое дитя, моя умница!

– О господи, кажется, здесь что-то есть! Вы совершенно правы, мисс Форд, вы были правы с самого начала. С небольшой помощью…

– Моя маленькая умница! – причитала Бриджет.

По интонациям ее голоса Блю поняла, что мать улыбается. Она всем своим телом прижалась к ней.

Блю не понимала ничего из того, что произошло; не понимала, почему Боди так смотрел на нее, не понимала, как все эти слова сорвались у нее с языка.

Но по крайней мере она доставила матери радость.

Маг [16]

Над плитой висит девиз «Еда – лучшее лекарство». Тарелки пусты; гости съели все до последней крошки – кастрюля с мясом и клецками, каждому по куску хлеба с маслом. При виде грязных тарелок грудь Молли переполняют гордость и облегчение. Даже Милтон съел готовый ужин, который дали ему с собой в больнице, а Молли его подогрела. Он ни разу не жаловался на свое сердце, грудь и суставы. Джего попросил добавку; он не отказался ни от хлеба, ни от клецек, хотя в своем блоге разносил углеводы в пух и прах. И Сабина, которую Молли находит слишком худой, съела все, что ей положили.