Сила самовнушения. Как наш разум влияет на тело. Наука и вымысел - Марчант Джо. Страница 49

Еще с нами Энн, 57-летняя женщина с морщинистым лицом и седыми волосами, завязанными в хвост. Она страдала рецидивирующей депрессией бо́льшую часть жизни. В худшие периоды у нее возникали суицидные мысли – она считала, что детям будет лучше без нее. Энн тоже ненавидела антидепрессанты. «Лекарства зомбировали меня, – говорит она. – Они обрубали не только негативные чувства, а вообще всякие». Сейчас она ежедневно медитирует и уверена, что это поможет продержаться без лекарств. «Я поняла, что мысли не могут причинить вред».

Я спрашиваю, в чем изменилась ее жизнь благодаря МВСТ, ее ответ прост: «Я жива».

Когда сессия заканчивается, мы с Кайкеном располагаемся в его залитом солнцем кабинете, и он делится надеждой приспособить когнитивную терапию, основанную на памятовании (МВСТ), к лечению и других нарушений – хронической тревоги, социальной фобии и расстройств питания. Однако в конечном счете, как он полагает, памятование поможет нам всем преодолеть трудности проживания в современном обществе.

«Мы все больше живем на автопилоте, – говорит Кайкен. – Возраст психических расстройств неуклонно снижается». Он, в частности, считает, что вредоносными могут быть новинки постоянного действия, как электронная почта, мобильные телефоны и «Фейсбук», – если не научиться контролировать их влияние на нас. «К нам постоянно поступают какие-то данные». Кайкен говорит, что очень трудно обрабатывать их в состоянии памятования и вдумчиво отзываться на происходящее вокруг, вместо того чтобы реагировать слепо.

Но сначала он рассчитывает получить еще более убедительные доказательства эффективности МВСТ при рецидивирующей депрессии. На момент написания этих строк он и его коллеги только-только опубликовали результаты двухлетнего наблюдения более чем за 400 пациентами: МВСТ оградила их от рецидивов с тем же эффектом, что удается при помощи антидепрессантов {259}. (Если объединить эти данные с отчетами о прошлых испытаниях, то рецидивы у пациентов, получивших МВСТ, возникали на 24 % реже, чем у тех, кто лечился медикаментозно.)

«В мире миллионы людей страдают депрессией, – говорит Кайкен (с тех пор как я побывала в Эксетере, он переехал и теперь руководит Оксфордским центром памятования). – Будет замечательно, если мы предоставим им альтернативу антидепрессантам».

Он прошел долгий путь с 2000 года, когда нервно «вылез из скорлупы» и начал изучать когнитивную терапию, основанную на памятовании (МВСТ), после длительного знакомства с медитацией в частном порядке. Уильямс тоже признается, что даже изучать ее поначалу боялся, – мол, это подорвет его ученую репутацию. «После первого испытания мы ждали ожесточенной скептической реакции. Я беспокоился за карьеру, но ученые проявили искренний интерес».

Это благожелательное отношение во многом объясняется наплывом недавних открытий, которые вынуждают научный мир воспринимать медитацию всерьез как феномен с впечатляющими физическими эффектами. И я отправляюсь в Бостон, штат Массачусетс, на беседу с женщиной, которая, возможно, сделала больше всех для демонстрации влияния медитации на головной мозг.

«Я всегда считала чушью все эти разглагольствования о сознании и теле. Но после месяца йоги меня зацепило».

Гарвардский невролог Сара Лазар сидит скрестив ноги, босая на стуле. Ее буйная шевелюра седа, но рвения и энергии у нее как у подростка. Она много смеется и говорит так быстро, что некоторые слова сливаются. «Я завелась. Мне стало ясно, что дело не только в растяжке и упражнениях» {260}.

Мы находимся в офисе Лазар, что в бостонском районе Нэви-Ярд. В кабинете нет ничего примечательного, кроме полки над столом, которая украшена розовыми цветами в зеленой вазе, бронзовой статуэткой Будды и серебряным танцором в сидячей йогической позе – подавшимся вперед, с одной ногой вытянутой и другой согнутой. «Мне нравится эта поза, – сообщает Лазар. – В ней-то меня и посетило великое озарение». Вместо того чтобы с трудом вернуться в исходную позицию, она расслабилась. «Добавила еще три дюйма, – смеется она. – Расслабленной добьешься большего, чем в напряжении и под стрессом!»

В магистратуре Лазар занималась генетикой бактерий. Потом, готовясь к марафону, повредила колено. Временно не способная к бегу, она обратилась к йоге, чтобы сохранить форму, и была потрясена эффектом. Как и Гарет, она почувствовала, что мозг заработал иначе. «Мой образ мышления изменился». Она стала спокойнее, эмпатичнее и научилась воспринимать разные точки зрения. «Я живу в Бостоне, где полно полоумных водителей. Я осознала, что не должна на них злиться. Возможно, они спешат или тоже находятся под стрессом».

Захваченная случившимся с ее мозгом, Лазар переключилась с бактерий на неврологию. Она освоила магнитно-резонансную томографию (МРТ) – знакомую мне технологию, при помощи которой врачи Бостонского медицинского центра визуализировали кисту в мозгу Дэниела. В тесном сканере йогой не позанимаешься, и Лазар занялась изучением родственной практики – медитации.

Она называет свое решение войти в мир медицины сознания и тела «отважным или безумным». «Типа все на меня косились», – делится она. Тогда, в конце 1990-х, медитация считалась практикой хиппи, неотделимой от наркотиков и не входящей в разряд вещей, подлежащих научному изучению. Но приблизительно в то же время Национальные институты здравоохранения США (NIH) создали Национальный центр альтернативной и вспомогательной медицины (тот самый, где очутился гарвардский исследователь плацебо Тед Капчук). «Это придало мне уверенности, что все пойдет хорошо и я получу финансирование» {261}.

Влияние медитации на мозговую активность уже изучали другие ученые, среди которых можно выделить Ричарда Дэвидсона, невролога из Университета Висконсина в Мэдисоне. Далай-лама направил к Дэвидсону восемь своих опытнейших монахов, каждый из которых промедитировал десятки тысяч часов {262}. Сравнив их в ходе медитации со студентами-волонтерами, Дэвидсон обнаружил резкое усиление высокочастотной активности мозга – гамма-волн. Эффект превосходил все, что когда-либо наблюдали неврологи (во всяком случае при исследовании здорового мозга, так как при эпилептических припадках тоже отмечаются очень высокие гамма-волны).

Этот всплеск гамма-активности свидетельствовал о том, что в ходе медитации работа мозга монахов была чрезвычайно высоко организована и слажена, благодаря чему большое количество нейронов возбуждалось синхронно. Кроме того, была отмечена очень высокая активность в левой префронтальной коре – области, связанной с позитивными мыслями и эмоциями. Результаты заинтриговали. Эти матерые медитаторы явно умели переходить в состояния сознания, находящиеся за пределами обычного человеческого опыта.

Однако Лазар сделала нечто иное. Она была уверена, что йога породила не просто временное состояние сознания, а стойкий сдвиг в работе ее мозга. «Я знала, что мой мозг изменился», – утверждает Лазар, поэтому она решила исследовать не активность мозга, а его анатомическое строение. К монахам ей было не подобраться, и она обследовала «середнячков» из Бостона – психотерапевта, повара, адвоката, айтишника, которые все были опытными медитаторами и упражнялись ежедневно.

Желая показать мне то, что нашла, Лазар выводит на монитор серию снимков. Она, должно быть, повидала десятки тысяч таких, но не устает изумляться этому чуду – окну, которое позволяет заглянуть в человеческий мозг. «Меня удивляет возможность получить подробную картину мозговых структур, – говорит она. – Изображение бывает настолько четким, что просто поразительно».

Лазар удивлена тем, что́ можно увидеть, но я поражена и тем, чего не разглядеть. Это человек, но в представленных сложных структурах нет ничего, что могло бы сказать нам о его близких, первом воспоминании, любимой музыке, нелюбимой пище. Нам все еще мучительно далеко до познания мозга. Впрочем, сейчас эти черно-белые изображения – лучшее окно, чтобы заглянуть в его тайны. Какую же отметину оставляет медитация?