Вадбольский (СИ) - Никитин Юрий Александрович. Страница 23

Я же во все глаза смотрел на гигантскую стену, вообще-то в Петербурге, как и в большинстве европейских городов, заборов практически нет, ими огораживают только нечто важное, правительственное, но эта стена точно всех перещеголяла, метра три высотой, зачем?

Ею огорожен, как понимаю, весь квартал. Я расплатился с извозчиком, Ивана нет, чтобы торговаться за каждую копейку. Извозчик поблагодарил и отбыл, а я тихонько направился в сторону массивных ворот из кованого железа с вензелями и выпуклыми завитушками на обеих створках.

Ворота, естественно, заперты, но рядом гостеприимно распахнута такая же металлическая калитка, по обе стороны двое крепких мужчин в строгой одежде поверх кольчуг.

Я перевел дыхание, сердце почему-то колотится как у воробья, пошел к калитке. Один из мужчин сдвинулся в сторону, перегораживая дорогу.

— По какому делу?

— Поступающий, — сказал я. — Подавать документы.

Он взял у меня из руки мои бумаги, быстро просмотрел, вернул.

— Проходите. Прямо через двор, от фонтана налево, там дальше четыре корпуса. Ваш, если всё по-старому, то последний.

Я поправил мешок за плечами, сказал «спасибо» и, пройдя через калитку, оказался в огромном дворе, на нём бы только дворцовые парады проводить. Дорога широкая и прямая, в самом деле годится для муштры и отработки шагистики, а вдруг Государь Император заглянет. Деревья по обе стороны стоят плотным строем, за всё время попалась только одна клумба, но зато безобразно огромная, загородила дорогу, пришлось обходить по широкой дуге, причем я, как буриданов осёл, даже остановился и подумал, с какой стороны обойти быстрее.

В вымощенном белыми и тёмно-коричневыми плитами огромном дворе большой фонтан в самом центре, что всегда раздражает, мешая пройти от ворот в здание по прямой.

Но фонтан хорош, если вот так первый раз, можно и обойти со всех сторон, любуясь медными скульптурами писающих мальчиков, которым Геракл раздирает пасти. Струи мелодично журчат, но лучше не вслушиваться, потому что мочевой пузырь может услышать призыв и тоже зажурчать в ответ.

Первый корпус оказался не ближе, чем четвертый, все выстроились в линию, номеров нет, я прикинул, что мы в Европе, здесь читают слева направо, свернул к крайнему справа, минут через пять увидел массивное крыльцо, почему-то с торца, четыре широкие ступени, а дальше распахнутые двери.

Поднялся по широким ступенькам, дюжина солдат поднимется плечом к плечу, двери распахнуты, тоже не двери, а настоящие врата, окованные старой медью и украшенные барельефами с фигурками зверей и дивных птиц.

С порога первое, что увидел, огромная люстра с множеством свечей, сейчас погашены, висюльки то ли из стекла, то ли из драгоценных или полудрагоценных камней.

Мимо меня прошёл быстрыми уверенными шагами юноша с мешком за спиной, такой же у меня остался в гостинице, и большой сумкой с раздутыми боками.

Я ускорил шаг, а когда взбежал по ступенькам, он уже перед массивным канцелярским столом, там восседает величественный старик в военном мундире, и что-то объясняет парню. Мешок с его спины и сумка перекочевали на пол.

Я дождался, пока старик закончит говорить с парнем, приблизился, и сказал смиренно и с почтением в голосе:

— Здравствуйте. Я Юрий Вадбольский, баронет, направлен родителями в Академию для поступления.

Старик поднял на меня взгляд усталых глаз, буркнул:

— По воле Государя Императора и Самодержца бывшая Академия переименована в Лицей.

Парень с мешком за плечами собрал бумаги, которые ему передал старик, улыбнулся и сказал с оттенком превосходства:

— Это в Петербурге, а вот в Москве осталась Академией. Там с виду проще, зато факультетов больше!

Он улыбнулся и быстро отбыл, старик пробурчал ему в спину:

— Вот и шел бы в московскую. Так нет же, им в столицу надобно!.. Вадбольский, говорите? Вот листок в приемную комиссию, а это для зачисления на проживание в общежитии. Сейчас только подпишу…

Он смерил оценивающим взглядом мою одежку, я в который раз уже поклялся её сегодня же сменить на столичную, спросил снисходительно:

— Из глубинки?..

— Из самой, — подтвердил я. — У нас все гуляют с медведя́ми.

Он вздохнул.

— Читать, писать хоть научили?

— Только печатными буквами, — сообщил я. — И не всё, правда, но я учусь быстро, хоть и медленно.

Он что-то заподозрил, больно у меня наглый вид, уточнил:

— А чему ещё?

Я ответил скромно:

— Да всякой ерунде. Знаю основы всех религий, искусства, древнюю историю, в совершенстве владею латынью, древнегреческим, а также немецким и англицким…

Я остановился, но, похоже, он уже понял, могу продолжить, покачал головой и протянул мне два листка, на обоих гербовые печати Академии

Вообще-то я мог бы продолжить хвастать, хотя на самом деле не совсем как бы знаю… но в любой момент могу достать из памяти любые языки, хотя хватит и того, что сказал, два мертвых языка и два живых, вполне, вполне.

— Заполняй, недоросль…

— Простите, — произнес я с достоинством, — но, как я помню, недорослями называют дворянских детей до шестнадцати лет… Но в Академию принимают с шестнадцати?

Он гадко ухмыльнулся.

— Грамотный, а? Законы знаешь? Недорослями зовут всех, кто не дорос! До воинской службы, до учебы в высшем заведении. А вот когда, милостивый сударь, пройдете вступительный экзамен… если пройдете!.. тогда и будете… доросшими до почетного звания курсанта Императорской Академии.

Я поклонился и ответил очень вежливо:

— Спасибо, господин, за понятное разъяснение сибирскому лапотнику

Он смотрел на меня с прищуром.

— У вас разве лапти? Вы же круглый год в валенках!

Я не стал спорить, ответил с поклоном:

— Сибирскому валенку.

Он вздохнул.

— Такие вот умники чаще всего сыплются на экзамене. Каких-то простых вещей не знают. Боюсь, знание латыни не очень-то поможет. Да и греческий язык не спасет, когда бьют в морду.

Часть первая

Глава 14

Академия оказалась куда больше, чем я ожидал и даже увидел с первого взгляда. Во-первых, занимает целый квартал: десяток крупных величественных зданий, выстроенных в духе чего-то римского и греческого. Между ними, как ухоженные аллеи, где по обе стороны изогнутые в духе позднего ренессанса скамейки, так и участки как бы девственного леса с вековыми деревьями, но без бурелома и с чистой мягкой травой.

Два корпуса отданы под общежития, ещё один — библиотека, куда мне нужно попасть как можно скорее, там много такого насчёт магии, чего нет в моей зеттафлопной памяти.

В голове стучало: что он имел в виду, что не все умники проходят экзамен?.. Что спрашивают? Закон Божий? Перечислить всех патриархов Великой Руси, Белой Руси, Малой и каких-нибудь княжеств?.. Но там вряд ли отдельные…

Я подошёл к одному из абитуриентов, что показался попроще и без особого гонора, шепнул:

— А какой будет экзамен, не знаешь?

Он посмотрел в удивлении.

— Экзамен? Их будет три или четыре…

— Ого! А по каким предметам?

Он сказал покровительственно:

— Не трусь, нового не спросят. Всё то же самое, чему учили дома. Устройство Российской империи, основы православия, умение вольтижировки и обращения с холодным оружием… ну и всё. А-а, ещё проверка на способность к магии.

— К… магии?

Он ухмыльнулся.

— Что, не нравится? Мне тоже. Но проверка нужна, в числе поступающих всегда отыскивается хотя бы один из Умеющих. Здесь в двух старших классах по три-пять человек!..

Я пробормотал ошарашено:

— Здорово… У нас в Сибири о таком даже не слышали…

Он посмотрел с великим интересом.

— В какой дыре ты жил?.. Умеющие могут появиться везде. Правда, их тут же забирают или переманивают в столицу, но всё, всё же…

Я пробормотал:

— Да меня ничто не интересовало, крове искусства… Я влюблен в поэзию Гомера, знаю наизусть «Песнь о всё Видавшем…». Хошь почитаю?