Вадбольский (СИ) - Никитин Юрий Александрович. Страница 21
Кирилл Афанасьевич кивком указал мне на широкое блюдо рядом с моей тарелкой.
— Рекомендую, — сказал он снисходительно. — Это мидии…
Я ответил вежливо:
— Да, это наши, дальневосточные, узнаю. У нас простой народ ест их «по-моряцки»: с лимоном, чесноком и водочкой, есть любители, что готовят супы, рагу, суфле, салаты и даже пасту. Благо мясо мидии можно отваривать, тушить в сливочных, чесночных, томатных и других соусах, жарить, коптить, мариновать, солить…
Франт на глазах наливался злобой, на меня бросал ненавидящие взгляды, Антонина Ивановна от изумления приоткрыла рот, а Кирилл Афанасьевич спросил со странным выражением:
— А вы, Юрий, как предпочитаете?
Я сказал легко:
— А я не перебираю, ем всё. Хотя у нас мидии подаются чуть светлее… и мягче.
Его щека чуть дернулась, сам видит, что мидии передержали в соусе, потому потемнели и стали чуть жестче.
— А что, — спросил он, меняя тему, — в вашем личном меню?
Я ответил с надлежащей скромностью, даже глазки притупил:
— Мне о разносолах думать рано, ваше превосходительство. Должен много учиться, много работать, преуспеть и служить Отечеству и Государю Императору. А кулинарию потом, когда буду стар и немощен, и других радостей не останется.
Франт, уже багровый от ярости, начал ещё и раздуваться, словно петух перед боем. Странно, вроде бы я его ничем не задел, не обидел, даже на ногу не наступил и в суп ему не плюнул.
Кирилл Афанасьевич посмотрел на меня странно, медленно кивнул, не сводя с меня взгляда.
— Очень правильные речи. Слишком много молодежи опускается до низменных удовольствий. А как вы?
Я ответил подчеркнуто твердо, как истинный дворянин, защитник интересов Его Величества Государя Императора, а также ещё и Отечества:
— Это слишком простые удовольствия, ваше сиятельство! Предпочитаю более высокие, полученные от решения трудной задачи или выполнения трудного дела. Даже усталость от тренировки с мечом или шпагой и то выше плотских радостей желудка.
Он сказал задумчиво:
— Только в провинции и остались правильные юноши.
Антонина Ивановна воспротивилась:
— Ну что ты говоришь, Кирюша!.. Просто драчуны и гуляки чаще бросаются в глаза. А так и в Петербурге много молодых людей, готовых положить жизнь за императора, за возвышение России…
Он усмехнулся, голос смягчился.
— Ну да, в Сибири нет таких борделей, как здесь, потому там такие правильные молодые люди.
После ужина, который я, надеюсь, выдержал с честью, благо как что есть и какой из вилок ковырять могу в любой момент заглянуть в Википедию, все поднялись, как по команде. Слуги начали убирать со стола и зачем-то менять скатерть. Антонина Ивановна поручила меня слугам, чтобы те подготовили мне комнату, заодно указали нужные для туалета помещения.
Перед дверью, отведённой мне для ночлега комнаты, я спросил слугу шепотом:
— Скажи-ка, любезный, кто этот весь в роскошных бранденбургерах и с усами, как у кайзера Вильгельма?
Вряд ли он знал, что такое кайзер и как выглядит, но сразу сориентировался, ответил так же тихо:
— Барон Данкайро.
— Это понятно, — сказал я, — что барон, по морде лица видно. А почему распоряжается, будто хозяин?.. Вроде глава рода Вадбольский?
Слуга чуть дернул щекой, ответил нейтральным голосом, но я уловил в нём неприязнь:
— Дальний родственник со стороны Антонины Ивановны. Лихой игрок, по слухам проигрался в карты, в долгах. Кирилл Афанасьевич всегда занят, вот он и… трется, где хочет.
— Понял, — пробормотал я. — Благодарю.
Он поклонился, в глазах изумление, слуг тут точно не благодарят, я зашел в комнату, посмотрел, всё опрятно и чисто, выглянул в окно, во дворе тоже опрятно и чисто, все двигаются медленно и чинно, как в аллеманде. Здесь в особняке, как погляжу, жизнь не идет и не мчится, а едва ползет с боярской ленью, что захватила и слуг.
Решил посмотреть на двор с задней стороны, пошел через анфиладу комнат, навстречу появился барон Данкайро, загородил дорогу и смерил меня взглядом, полным брезгливости и презрения.
Я замедлил шаг, лихорадочно соображая, что делать, а он выпятил грудь, как петух перед дракой, сказал таким голосом, словно с размаху вылил на меня ведро помоев:
— Эй ты, деревенщина!.. Стой и смотри сюды!
Я остановился, воззрился на него непонимающими глазами. Он вынул из нагрудного кармашка большой клетчатый платок с монограммой, поднес к лицу, медленно вздохнул и на мгновение закрыл, словно в экстазе глаза.
Да хрен с тобой и задним двором, мелькнуло у меня, пойду лучше отседова, строить планы могу и в комнатке, где пробуду до утра.
Однако едва я качнулся и сделал шаг, сказал громко:
— Куды, деревня?.. Я не дал разрешения!
Я пробормотал:
— Какого разрешения?.. Тут что, нужно пропуск выписывать?
Он промолвил с великим презрением
— Ты, дурак неумытый слушай, когда тебя учат, сиволапого!.. Почему входишь в комнату и не кланяешься?.. Ты должен замереть в великой почтительности и сразу же поклониться!.. Низко поклониться, спина не переломится, но так выкажешь уважение и признаешь, что ты всего лишь мелкая букашка!
Злость начала закипать, я сказал глухо:
— Вообще-то я баронет…
Он презрительно фыркнул:
— Баронет из богом забытой деревни!.. Да в Санкт-Петербурге лакей выше, чем все бароны Сибири!.. А я вот настоящий барон, потому что родился в Санкт-Петербурге и живу в Санкт-Петербурге, где проживает Его Императорское Величество и его императорская фамилия!
Злость зашевелилась в моей душе, ого, какая она, оказывается, мохнатая, начала с глухим ворчанием подниматься, словно я питекантроп какой, горячие волны пошли по всему телу.
Я спросил тихо:
— И чего ты хочешь?
Он дернулся, округлил глаза.
— Хочу, чтобы ты, тупая деревенщина, исполнилась почтения и благодарила за урок, как нужно себя вести в благородном обществе!.. Иначе тебя не допустят даже за столом прислуживать, а будешь только навоз конский убирать…
Я сделал ещё шаг, с силой ударил кулаком в живот, даже не стараясь попасть именно в солнечное сплетение. Он охнул и согнулся, а я, ухватив за голову, с силой рванул вниз, одновременно бросая вверх колено.
Раздался хряск, на пол посыпались обломки зубов. Я выпустил голову истинного санкт-петербургского барона, он рухнул навзничь, захлебываясь кровью из вдрызг разбитой нижней челюсти, да и верхней тоже.
Я отступил на пару шагов, прислушался. В коридоре тихо, шаги за окном во дворе, но быстро удалились.
Красавец барон застонал и попробовал перевернуться на бок. Я быстро подскочил и пинком вернул обратно.
— Слушай ты, гнида, — прошипел я ему в лицо. — Сегодня же уберешься в ту нору, откуда выполз, скотина…
Он прохрипел разбитым в лепешку ртом:
— В Сибирь… загремишь…
Я кровожадно улыбнулся.
— К себе домой?
Он запнулся, а я с силой ударил ступней в промежность. Он взвился от боли, едва не потерял сознание.
— Ещё пару раз, — прорычал я ему в лицо, — и у тебя не будет детей… понял, тупой дурак?
Он не ответил, я тут же с огромным удовольствием засадил ещё раз в то же место. Он едва не подпрыгнул из положения лежа плашмя.
— Ещё?
Он прохрипел, булькая и захлебываясь кровью:
— Не… надо…
— Почему нет? — спросил я. — Мне понравилось! Я же из Сибири, тупой и очень злой.
— Прошу…
— Чё-чё, — переспросил я. — Не слышу. Похоже, просишь добавки…
— Умоляю, — пробулькал он. — не… надо…
— Хорошо, — сказал я, вытащил нож и пощекотал ему горло. — Ладно, завтра попрощаешься с хозяевами и отбудешь. Я буду здесь бывать, всё проверю. Если найду… в общем, в тот же день склеишь ласты. Я человек дикий, злобный и нехороший. Мы, сибиряки, чтим только ведмедя! А я вообще дикий, зубами рву и кровь пью! Иди… Скажешь, на лестнице споткнулся.
Во внутреннм коридоре за дверью попался слуга, посмотрел на меня хитрыми глазами, но проговорил механическим голосом: