Вадбольский (СИ) - Никитин Юрий Александрович. Страница 5
Надо что-то сделать, сказал я настойчиво. Ну не могу смотреть, как человек на моих глазах умирает! Это неправильно. Сейчас уже никто не умирает, то был неправильный процесс, мы его уже отменили. Ну, почти отменили.
Алиса в моих суматошных мыслях выловила то ли вопрос, то ли противоречие, сказала назидательно:
— В этом мире, люди мрут, как мухи! Даже чаще. Рождаемость в зашкаливает, в каждой семье рождается семь-двенадцать детей, но что будет, выживи они все?..
Я смолчал, это и понятно, противозачаточных средств не существует, женщины рожают с самой ранней юности. Континенты бы переполнились, люди друг у друга на головах бы сидели!.. А так детская смертность, недород, засухи, войны, вот и поддерживается прирост населения на приемлемом уровне, ещё и некоторый рост наблюдается… Так что заткнись, иисусик хренов.– Ничего, — сообщила Алиса, — скоро мы возьмем власть, вас будем разводить, как милых лягушатиков, заботиться о вас!
Зачем я тебя пускал в инет, буркнул я молча, таких обсценных слов набралась, стыдно с такой общаться… В моем времени брошенных кошечек и собачек подбирают, лечат и выхаживают, а тут люди!
Она промолчала, но чувствую какой чудовищной мощи расчеты сейчас производит, перебирая весь массив по существующим в этом веке лекарствам и растущим в ближайшем окружения травам.
— У него рак печени, — сообщила она более суровым тоном, — лучшее лекарство — квидронециллион.
Я напомнил с напором, что раз мы знаем из чего состоит, то сумеем синтезировать, пусть и в самом грубом и неочищенном виде. И без идеальной очистки переживем.
Алиса на долгую секунду зависла, я с сожалением вспомнил про отсутствие Всемирной Сети, там все новейшие данные на сегодняшний день, но что делать, человек всё равно должен барахтаться, иначе не стал бы царем природы и венцом творения.
После долгой паузы Алиса произнесла мрачным голосом:
— Элегантного решения не отыскать, но в грубом приближении что-то сделать можно. Но будет долго и тяжко, уколом не отделаться.
Я с таким облегчением перевел дух, словно наконец-то вкатил в гору тот проклятый камень.
— Ну-ну, что делать?
Алиса ответила незамедлительно и, как мне показалось, с некоторым злорадством, дескать, не обрадуешься, альтруист диванный.
Часть первая
Глава 3
Лечебные свойства трав с древнейших времен и до конца двадцатого века оставались раскрыты едва ли на один-два процента. Только с приходом мощных компьютеров и особенно ИИ, когда можно заранее просчитать свойства всех сочетаний, дело пошло стремительно в гору.
Конечно, я не могу создать универсальное, для этого нужны установки сверхчистой перегонки, но нечто примитивное, хоть и работающее, могу даже из трав и корней, что отыщутся на землях этого имения. Когда знаешь как, многое становится не только доступно, но и легкодоступно.
Двое суток я собирал траву, сдирал кору с деревьев, выкапывал коренья, мыл, чистил, толок в большой ступе тяжелым медным пестиком, кипятил, процеживал, добавлял новые ингредиенты, снова кипятил и подолгу вываривал, остужал и давал настояться, взбалтывать перегонял по три-четыре раза… Наконец из большого медного чана сумел набрать ядреного настоя на пять больших чаш, собрал всё в единственный в доме медный кувшин с резной крышкой.
Зелье получилось мутное, вонючее и гадкое на вкус, пришлось же пробовать всё, только с помощью моих вкусовых анализаторов можно определить, что в какой кондиции.
Иван в последние дни не отходил от меня ни на шаг, хотя ему это давалось трудно, в доме тяжело опускался на лавку и хрипло дышал, запрокидывая голову с дряблой, как у индюка, кожей на горле, а в те часы, когда выходил, оставался у ворот и, приложив ко лбу ладонь козырьком от солнца, с подозрением наблюдал за моими поисками.
На пятый день, одуревший от мерзких испарений и со слезящимися глазами, я с большим кувшином в руках двинулся к спальне барона, но дорогу заступил Иван.
— Что это? — спросил он недружелюбно.
— Лекарство, — ответил я бодро. — Ноу-хау.
— Чё-чё?
— Знаю как, — перевел я. — Ты что, не хочешь барину выздоровления?
Он хмыкнул, жестом велел ждать, тихонько открыл дверь и проскользнул в щель, стараясь не скрипнуть и не топнуть.
Я ждал, наконец он вышел и буркнул с неудовольствием:
— Он в сознании, можно войти.
Василий Игнатьевич полусидит-полулежит в кресле, укрытый по грудь теплым пуховым одеялом.
— Как себя чувствуете, Василий Игнатьевич?
Он ответил со слабой улыбкой:
— Вашими усилиями… прекрасно!
Я сел, не выпуская из рук кувшин, кивнул Ивану.
— Принеси ложку. Василий Игнатьевич, я составил ещё лекарство. Увы, на вкус оно ещё гаже… Но, как говорят лекари, горьким лечат, сладким калечат.
Он с недоверием посмотрел на кувшин.
— Но мне хорошо…
— Я всего лишь снял боль, — пояснил я, — это не лечение. Примите!.. надеюсь, поможет. Пусть и не сразу, но волшебных микстур не существует.
«В этой эпохе не существует, — договорил молча. А так вообще-то Кларк прав, высокая наука неотличима от волшебства».
Он осторожно принял ложку из моих пальцев, рука мелко подрагивает, с явным усилием поднес к губам, те пересохшие и полопавшиеся от жара, в двух местах выступила и запеклась корочкой кровь.
Появилась Пелагея Осиповна, они с Иваном даже дыхание задержали, наблюдая с каким трудом хозяин всё же проглотил содержимое ложки.
— Чудесно, — сказал я наигранно бодро. — На сегодня достаточно. Завтра тоже ложку! Две не надо, будет перебор, опасно. Каждый день по одной!.. Пока кувшин не опустеет.
Он грустно улыбнулся, с трудом разомкнул снова пересохшие и почти синие губы.
— Станет лучше?
— Клянусь, — сказал я. — И спасибо вам, Василий Игнатьевич, за гостеприимство!.. Сегодня ещё заночую у вас, уже вечер, а завтра с утра выступлю.
Пелагея Осиповна поинтересовалась с сочувствием:
— Один?.. Вот так пешком в столицу?
Я ответил бодро:
— А почему нет?.. Люблю прогулки. Я жил хоть и на просторе, но в заточении.
Все трое переглянулись, я почти услышал как «прогулки» заменили совсем другим словом.
Наконец-то погрузился в полноценный сон, с зельем успел, болезнь может и не уйдет, но остановится. Я всё сделал, чтоб застыла, можно отоспаться, а завтра в путь, путь, труба зовет и кличет… Или кликает, неважно, сейчас надо думать, как дошкандыбачить до столицы.
Спал без задних ног и с чувством исполненного долга, а утром пробудился свежий, как огурчик.
Похоже, Иван несколько раз заглядывал в комнату, проверяя, проснулся или всё ещё сплю, а когда я поднялся, сказал чуть потеплевшим голосом:
— Завтрак уже готов, а потом Пелагея Осиповна и Василь Игнатыч ждут вас в комнате барина.
— Буду как штык, — пообещал я.
То ли Дуня готовит превосходно, то ли моему желудку пофигу, что жрать, всё равно всё переработается в то, что мне надо, но позавтракал я быстро и с удовольствием, отложил салфетку.
— Готов!
Он сказал бесстрастно:
— Я проведу.
Барон всё так же в кресле, думаю, спит всё-таки в кровати, а сюда пересаживают на время приема гостей, мужчине унизительно, когда видят немощным в постели.
Баронесса рядом в кресле, держит его высохшие пальцы в ладони, почти такой же бледной, с выступающими из-под тонкой кожи костяшками и покрученными венами.
Оба выглядят такими беспомощными, что у меня защемило сердце. Даже мелькнула мысль остаться и помогать им, но тут же грубо одернул себя, не хоспис всё же, весь мир таков, если уж помогать, то стань императором и налаживай громоздкую и неповоротливую систему здравоохранения.
На прикроватном столике на этот раз толстая книга в толстом переплете из тёмной меди, я успел увидеть надпись на корешке, ну ещё бы, «Библия», куда от неё в этом мире.
На этот раз в комнате ещё и стул, легкий, венецианского дизайна, явно Иван принес с веранды.