Обрученная с мечтой - Скотт Тереза. Страница 29
Уинсом сгорала от унижения, видя, как они с нескрываемым вожделением лапают женщин. Один, самый бесцеремонный, огромный светловолосый воин, которого Уинсом часто видела в Стромфьорде, дернул Красную Женщину за длинную косу и попытался потащить за собой, но та, откинув голову, отказалась сдвинуться с места. Собравшиеся рассмеялись, и мужчина, швырнув косу в лицо индеанки, потянулся к ней. Она ловко уклонилась, отскочила и бросилась к тропинке; мужчина, опомнившись от изумления, последовал за пленницей. Вслед неслись хохот и ободряющие шуточки.
Уинсом ждала, затаив дыхание; сердце бешено колотилось, словно на месте Красной Женщины была она сама. Мужчина что-то кричал, но Уинсом не могла разобрать слова. Через некоторое время преследователь вернулся один, покачивая головой. Волна облегчения охватила Уинсом. Красная Женщина сбежала!
Солнце внезапно засияло ярче. Уинсом поглядела на женщин и поняла, что они тоже радуются побегу подруги.
Мужчины, весело переговариваясь, разложили костер на песке, укрепили над огнем коровью и свиную туши. Очевидно, стромфьордцы намеревались провести ночь на берегу.
Появились какие-то предметы, напоминавшие изогнутые рога и, очевидно, служившие чашами. Уинсом заметила, что мужчины сильно страдают от жажды. Они непрерывно подходили к пузатому бочонку и жадно пили. Ее удивило, что они взяли на себя труд везти воду с собой, ведь неподалеку протекала река.
Вскоре над тихой бухтой разнеслись раскаты хриплого смеха, вперемежку с жалобными криками, доносившимися с того места, куда согнали пленных. Уинсом больше всего на свете хотелось заткнуть уши и отвернуться, но она словно зачарованная с ужасом наблюдала, как молодая женщина, вскочив с земли, бросилась наутек, но двое поселенцев тут же помчались следом. Уинсом с замирающим сердцем поняла, что бедняжке вряд ли повезет так, как Красной Женщине. Однако, когда сумерки сгустились, еще двум пленницам и ребенку удалось скрыться.
Мужчины, пустившиеся за ними в погоню, теперь бежали неуклюже, раскачиваясь, а некоторые даже спотыкались и падали. Каждая попытка встречалась ободряющими воплями и хохотом. Уинсом никак не могла взять в толк, что происходит с мужчинами, многие даже не могли идти как следует. Кроме того, они пели странные, похожие на рев животных песни, резавшие ей слух.
– Хотите отплыть, капитан? Ни к чему слушать вой пьяных весельчаков, – предложил подошедший Олаф, тоже наблюдавший за происходящим на берегу.
Бренд окинул приятеля проницательным взглядом.
– А разве ты не хотел бы присоединиться к ним, дружище? Не похоже на тебя – воротить нос от выпивки, песен и женщин.
– Ja, – согласился викинг. – Но сегодня мне почему-то совсем не хочется быть с ними. Может, дело в этой девчонке. Не могу понять, почему она так раскричалась на берегу.
Бренд кивнул. Та же самая мысль приходила в голову и ему. Но он тут же пожал мускулистыми широкими плечами.
– Лучше подождать до утра, а потом уж спокойно начать путешествие в Гренландию.
– Ах, да, Торхолл Храбрый. Я почти забыл. Бренд невозмутимо оглядел Олафа.
– Ну а я – нет.
Ничуть не смущенный, Олаф широко улыбнулся.
– Даже на какое-то время?
– Я тебя прекрасно понял, Олаф, – хмыкнул Бренд. – Прекрати язвить насчет женщины. Если хочешь сказать что-то, говори сейчас. Но оставь гнусные намеки.
– Прекрасно, капитан. Я все выложу. Как ты собираешься с ней поступить? Можно бы освободить ее, пусть возвращается к своему народу…
Но Бренд, не дав договорить, немедленно взорвался:
– Ага, теперь ясно. Куда ей возвращаться, спрашивается? Много ли скрелингов выжило после побоища? Я знаю проклятую Фрейду и ее банду убийц.
Он вздохнул и тихо добавил:
– Я должен был заподозрить неладное. Слишком легко она согласилась отпустить пленных. Нужно было знать…
Олаф помедлил, давая Бренду время сладить с нечистой совестью.
– Думаю, – вставил он наконец, – что девушке все же лучше вернуться. Ни к чему брать ее с нами. Можно высадить ее на берег в спокойном тихом месте. Я видел на берегу луга, поляны между деревьями…
– Nej, – энергично затряс головой Бренд. – Слишком опасно!
– Великолепно.
Олаф терпеливо выжидал несколько мгновений и понимающе взглянул на капитана.
– Тогда ты, должно быть, собираешься продать ее.
И, заметив, как помрачнело лицо друга, мгновенно добавил:
– Или, может, хочешь оставить себе? Бренд с силой втянул в себя воздух.
– Олаф, – выдавил он наконец, – по-моему, это тебя ни в коей мере не должно касаться, не находишь? Почему ты пристаешь с расспросами?
– К сожалению, касается, капитан. Я, к примеру, не забываю, что именно она спасла тебе жизнь, когда все остальные и подойти близко не желали. Я в долгу у нее за то, что она сохранила в целости твою никчемную шкуру, с которой почему-то мне не хотелось расставаться.
Бренд поморщился от нового укола совести.
– Я не забыл, что она помогла мне, Олаф. И теперь стараюсь отплатить ей добром. Если бы девушку увели вместе с остальными в Стромфьорд, какая бы жизнь ее ожидала? Рабство. Сплошные побои и унижения.
– Ну а ты, конечно, не таков, капитан? Брось, ведь именно ты намереваешься продать ее маврам. Как назвать такую судьбу, если не рабством?
Бренд почувствовал все растущее раздражение.
– Прекрати, Олаф. Я делаю все, что могу, чтобы избавить ее от Фрейды.
– Упрямец! Ты твердишь это, только лишь бы убедить себя, что ни в чем не виновен. Все-таки в тебе еще остались христианские убеждения твоей матушки. Ты прекрасно сознаешь, что грешно продавать в рабство женщину, спасшую тебе жизнь.
Упоминание о матери неизменно выводило Бренда из себя.
– Не смей говорить о христианской вере Сайнид. Ничему хорошему она меня не научила.
Развернувшись, он оказался лицом к лицу с Олафом.
– Может, я сделаю ее своей женщиной! Любимой наложницей! И буду жить с ней много лет!
– Возможно. Но если нет, тогда что? Ты стремишься увезти ее далеко от родины…
– Замолчи, Олаф, – взбесился Бренд, выругавшись. – Все это нытье насчет одной несчастной девчонки мне осточертело! Она поедет со мной! Я и только я буду решать, что с ней делать, продать или оставить себе. Пойми это раз и навсегда!
Олаф, помолчав, снова заговорил, тщательно выбирая слова:
– Ладно, капитан. Но по крайней мере признай правду. И не приукрашивай ее. Не говори, что делаешь это ради девушки, ты защищаешь только собственные интересы.
Он решительно повернулся и отошел к своему шатру, оставив Бренда одного.
Тот задумчиво, невидящими глазами смотрел на разгул пьяного веселья.
Была уже почти полночь, когда он опомнился и обнаружил, что стоит почти рядом с маленьким шатром Уинсом, раскинутым рядом с его шатром, побольше. Может, ему следует посмотреть, все ли с ней в порядке? Проверить, удобно ли она устроилась на ночь?
– Болотная Утка, Болотная Утка, ты здесь? Отзовись!
Серое покрывало ночи опустилось на судно, а внутри крохотной палатки было совсем темно, и сюда не проникал лунный свет. Бренд, опустившись на четвереньки, шарил вокруг.
– Ой!
Он случайно накрыл ладонью рот Уинсом, и девушка немедленно укусила его. Окончательно проснувшись, она села, прижимая одеяло к обнаженной груди. Мокрое платье валялось там, где она сбросила его: у стены шатра.
– Уходи, Бренд!
– Ах, Болотная Утка, я только хотел…
– Уходи, Бренд, – повторила Уинсом еще громче. Зачем он здесь? Мысли Уинсом беспорядочно метались, но она никак не могла взять себя в руки.
– Что ты хочешь?
Теперь, когда глаза немного привыкли к полутьме, он различал ее.
В душном пространстве пахло разгоряченным женским телом, во мраке блестели ее глаза. Постепенно из тьмы выступило лицо девушки. Бренд уселся на корточки у входа в шатер.
– Болотная Утка, тебе удобно? Ничего не нужно? Почему этому вероломному предателю есть дело до этого?
Сонный мозг Уинсом был не в силах осознать истинные намерения викинга.