Русская кровь - Кулагин Олег. Страница 79
– Не надо говорить, – попросил я, – Знаешь, Крот опять может видеть. А мы оправились после «светлячка». Это такое место! Правильное… «Точка флуктуации». Здесь всем становится лучше. А говорить не надо… – я встал, вешая на плечо автомат, – Потерпи. Доктора, лекарства – всё будет!
– Там… Инютин.
Бредит. Кончилось действие обезболивающего.
– Спокойно, милая… Никого там нет.
– Дурак, – вздохнула Ксения и вяло шевельнула рукой, – Обернись!
По соседней аллее, правда, кто-то шёл. Мужчина, а рядом – мальчик и девочка со школьными рюкзачками.
Я присмотрелся. И узнал.
Он здорово помолодел – абсолютно без седины. Щурился на солнце и что-то терпеливо втолковывал детям. У девочки – серьёзное лицо, она – неуловимо похожа на Инютина. А пацан слушал невнимательно. Подпрыгивал и беззаботно размахивал фиолетовым рюкзаком.
Я стоял в пяти шагах от них. Улыбался, как идиот.
Все прошли мимо.
Никто даже не глянул…
Я бросился вслед – прямо через кусты сирени.
– Денис! – закричала Лери.
Догнала и вцепилась в куртку. Вот глупая!
– Ты что?!
Она качнула головой:
– Не надо…
– Ты перегрелась? Это Инютин! Он – живой!
– Они все – живые. Понимаешь? Все! Целый город!
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Я первым отвёл глаза. Кивнул и выдавил:
– Понимаю.
Те трое уходили по аллее. Пацан размахивал рюкзаком, смешно колыхался бант в волосах девочки. И ровный, спокойный долетал голос Андрея Инютина.
Теперь никто не сможет их разлучить.
Никогда…
Я отвернулся.
Чугунная тяжесть сдавила грудь…
В этом городе нам не было места.
Флуктуация.
То, что не может длится долго. Как марево в пустыне, блики на воде…
Реальность – по ту сторону миража. «Оборонщики», вертолёты с надписью «US NAVY». И холодной иглой в сердце – застарелая, неизлечимая тоска…
Крохотная серебристая точка плывёт в высоте. Белый след тянется за самолётом. Тянется и тает.
Вот уже ничего. Лишь небесная синь…
Я хотел бы стать пустотой. Раствориться в бескрайнем небе. Исчезнуть вместе с призрачным городом.
Но я не могу.
Всё, что я умею – убивать…
Кто ты, Денис Воронин?
Прожитые дни выплывают из забытья, как чёрные письмена на камне…
А Лери не умолкает.
– …Ты должен был прийти, – звенит её голос, – Чтоб исцелить их боль.
Смешно.
А кто исцелит мою?
– … Для этого ты здесь.
– Не только, – качаю головой. И вскидываю автомат.
Очередь отбрасывает Лери в кусты. Я шагаю ближе и два раза стреляю ей в голову. Алая кровь заливает тёмные, похожие на паклю волосы.
Чьи-то быстрые шаги – за спиной. Рывком оборачиваюсь и опять жму «спуск».
Крот упал.
Я подхожу, склоняюсь над ним. Полагается контрольный выстрел…
Но я стою. Вглядываюсь в лицо Крота.
Падаю на колени и хватаю его за руку. Пальцы – сухие, ещё теплые. Как у живого.
Только изменить ничего нельзя…
Что есть память?
Это яд, молнией пронзающий тело. Когда не можешь дышать, не можешь видеть проклятое безоблачное небо и чувствовать одуряющий аромат сирени…
А всё, что тебе остаётся – последнее, единственное лекарство.
Оно в кармане.
У него удобная ребристая рукоять. Чёрный, милосердный зрачок.
Надо приставить его к своему виску – не замечая раненого крика Майи.
Вот так…
Щёлкнуть предохранителем.
И надавить туговатый крючок спуска.
Глава 23
Тьма.
Спасительное забытьё…
Тут не должно быть света.
Откуда он? Пробивается через веки – тревожащий, невыносимый. Всё, что я хочу – лишь покоя… Неужто и этого не будет?
Открыл глаза.
Я – на земле. Надо мной стояла Лери. Изучающая, внимательная – как доктор у постели пациента.
Она – невредима.
Тёмные волосы, залитые кровью – я сам это видел! Автомат вздрагивал в руках, когда я выпустил в неё полмагазина. И контрольный выстрел…
Она не могла уцелеть!
– Тебе плохо? – голос у Лери – безмятежный.
– Тварь! – отчаянно пробормотал я.
– Опять хочешь меня убить?
– А ты отдай оружие – тогда узнаешь.
Сука. Ни «калаша», ни «макарова». Гранату – тоже забрала…
Кто-то ещё стоит рядом? Я повернул голову.
Майя. А рядом Крот. Живой.
Что-то странное – у них в глазах. Чужое. Словно автомат в моих руках до сих пор грохотал, выплёвывая огонь… И с резкой, болезненной ясностью я понял.
Они оба видели. Были со мной – последние минуты. И заглянули в тёмный колодец моей памяти.
Майя смотрела с ужасом.
А Крот – с отчаянием. Он тоже меня узнал.
Я приподнялся, сел. Обхватил голову руками.
Мне хотелось исчезнуть.
– Как ты мог? – тихо спросила Майя.
– Она – не человек!
– А ты… человек? – слабо донёслось из-за спины.
Угу, пресс-секретарь очнулся. Я повернул голову. Баз смотрел на меня с отвращением, как на раздавленного таракана.
– Хватит, – я поднялся с травы, – Поиграли и хватит!
– Что же с тобой сделали? – глухо выдавил Крот.
– Ничего… Ничего, отец. Просто тебя не было слишком долго…
Смешно. До слёз.
Я развернулся и пошёл к своему дому. Ледяная пустота колыхалась внутри. Этот весенний, пронизанный солнцем город был не для меня.
– Денис! – всхлипнула за спиной Ксюха.
– Ты ошиблась. Меня зовут Дэн Райан.
Я двигался медленно. Ноги подгибались.
Пускай. Куда мне спешить?
Хочу исчезнуть…
Вряд ли Таня Гольцова будет тратить на меня силы.
Кто из них выстрелит первый?
Она или Баз? Майя?
А может… отец?
Я ждал, спиной чувствуя взгляды.
Полумрак за дверью подъезда сгустился в черноту. На целую секунду я замер у входа, не оборачиваясь.
Они не стреляли.
Я шагнул во тьму.
Где вы ходячие трупы и смертельная «паутина»? Сгорели в белой плазме?
Иду к вам. В этом огне и для меня есть местечко…
Не чувствую жара…
Я опоздал? Испарились без меня?
Слишком темно здесь. И нет запаха дыма.
Ступеньки – их тоже нет.
Чёрт, да где же я? А не все ли равно…
Ещё шаг…
Я стою в подворотне. В совершенно незнакомой темной подворотне. С ароматом мочи, свежими окурками и плевками.
Тьфу. Для вечности и забытья – слишком поганое место.
Впереди проглядывал кусок улицы.
Я вышел из подворотни.
Обернулся и увидел вдали реку, одетую в каменные берега. А за ней – зеркальную громадину Бизнес-Центра. Облака плыли в тридцати ярусах бронестекла.
Я задрожал от смеха. И сел прямо на асфальт.
– … на московских изогнутых улицах умереть знать судил мне Бог.
Не знаю, сколько времени прошло.
Мимо двигались машины. Шли прохожие.
Обычная суматоха большого города. Не такая, как в прежние времена – из двенадцати миллионов жителей осталось меньше трёх. А всё таки необычно, после Болхова – хоть того, современного, хоть призрачного…
Щемящее чувство накатило, будто приступ малярии. И вглядываясь в незнакомые лица, я понял.
Одиночество…
Острее всего чувствуешь его именно в толпе.
Наверное, сидел я не очень долго.
Здесь, в центре хватает патрулей.
Подозрительные, вроде меня, не могут безнаказанно отдыхать на асфальте. Тут ведь не Развалины, а вполне приличный район…
Я встал.
Что мне ещё оставалось? Броситься под машину?
Хруст костей, брызги крови… И уличные зеваки.
Противно.
Вместо этого я подошёл к таксофону. Совсем не такому, как в Болхове. Новенькому, сверкающему никелем, вандалоустойчивому изделию «Дженерал Электрик».
Какой-то толстяк увлеченно общался, глядя в экран. Там маячила физиономия собеседника.