Ловцы фортуны - Терри Каролин. Страница 42

— На следующий год, — прошептала она.

После того, как Филип уехал, Тиффани осуществила свою последнюю задумку, нанеся визит в дом Картье на Рю-де-ла-Пакс, чтобы обсудить возможность открытия их отделения в Нью-Йорке. Альфред Картье с интересом выслушал ее, отметил, что среди его клиентов много богатых американцев, но обращаются они в их парижское отделение, и согласился, что его третий сын Пьер мог бы принять предложение Тиффани и отправиться в Соединенные Штаты. Пообещав всячески содействовать Пьеру, Тиффани удалилась, очень довольная переговорами и уверенная в установлении нового рынка сбыта для своих камней.

Покидая Европу, Тиффани впервые обнаружила, что расставание может причинить боль. И дело было не только в том, что пройдет целый год, пока она вернется и вновь увидит Филипа. Она попала под обаяние Европы, наслаждалась ее космополитизмом и небывалой свободой, дома, увы, недостижимой. Может быть, думала она, это зов ее английской крови.

Она задумывалась не только об этом, пересекая океан на трансатлантическом пароходе. В своей каюте Тиффани не раз разглядывала обрамленную бриллиантами миниатюру, с которой никогда не расставалась. Она пыталась представить, что за женщина была ее мать, и, вспомнив, что ее рождение отняло у матери жизнь, впервые испытала тревожное чувство вины. Алида была молода, красива и счастлива, и, конечно, не хотела умирать. Тиффани впервые испытала подобные чувства, она вдруг поняла, что значит теплота, открытость и доброта. Она даже и не подозревала, что способна на такую нежность, но, должно быть, в ней изначально было заложено семя добра, ожидающее целительного дождя, который пришел к ней в образе Филипа Брайта. Филип, решила она, оказывает на нее благотворное воздействие.

Нью-Йорк тоже был красив, и здесь ее ожидала новая интересная работа — бриллианты требовали внимания своей возлюбленной властительницы. Тиффани обладала чудесным даром быть счастливой там, где она находится, талантом жить настоящим днем. Париж и Лондон померкли, хотя и не были забыты.

И только Рэндольф омрачал картину, отбрасывая угрожающую и зловещую тень на ее счастье. Он по-прежнему был рядом, он терпеливо ждал своего часа, а его любезное обращение могло обмануть всех, кроме нее. И вот настал день, когда он предстал перед ней.

— Пришло время поговорить, моя дорогая.

— Да? А о чем? — хотя Тиффани и знала, что неприятный разговор неизбежен, она тянула время, собирая силы перед неминуемым столкновением.

— Я просил твоей руки и терпеливо ждал ответа.

— И я дала ответ — нет.

— После твоего первого скоропалительного отказа мы согласились, что тебе нужно время подумать еще. В отличие от твоего отца, я все прекрасно понимаю. Я отлично вижу, как ты спекулируешь хорошим обращением с ним, чтобы получить дополнительную свободу действий в «Корт Даймондс». — Рэндольф помолчал, и на его бледном лице появилась доверительная улыбка. — Я понимаю твои мотивы, — повторил он, — и, когда мы поженимся, я буду готов к подобным действиям с твоей стороны.

— Ты будешь готов? — подавив свое возмущение его снисходительностью, Тиффани откинулась на спинку кресла и задумалась. С Рэндольфом приходилось считаться; это было неприятно, но никакие ее желания не заставят его исчезнуть. Как бы ни сложилась ее жизнь — выйдет она замуж за Филипа или за кого-нибудь другого или останется одна, — она обязана будет работать совместно с Рэндольфом, ведь ее отец отдал племяннику одно из ключевых мест в семейной империи. Тиффани понимала: важнее всего то, что Рэндольф — прирожденный банкир. И даже если она ухитрится и не выйдет за него, будет практически невозможно изгнать его из дела, не повредив интересам «Корт Банка». Она должна преодолеть свое отвращение и научиться мириться с ним — как с кузеном.

— Рэндольф, я очень польщена твоим предложением, но, к сожалению, должна от него отказаться. — Ее слова прозвучали неловко, а вежливость формулировки казалась неправдоподобной ей самой. Искусство компромисса давалось Тиффани очень нелегко. — Мне приятно, что ты занял такое важное место в банке. Я же буду заниматься делами нашей бриллиантовой компании. Когда-нибудь мы оба вступим в брак и, без сомнения, наши семьи будут очень дружны. Я отношусь к тебе как к родному брату, Рэндольф, а не как к кузену.

Он спокойно улыбнулся. Тиффани с удивлением обнаружила, что он красив особой, сдержанной и элегантной красотой. Черты его лица были правильными, изящными и аристократичными, губы красиво очерчены, волосы густые, темные и блестящие. Она попыталась разобраться, почему же он столь неприятен ей, но не смогла объяснить это какими-либо особенностями его внешности. Возможно, дело было в несколько неестественной манерности, с которой он наклонял голову или подавал руку, в выражении лица… не говоря уже о том, как он сгреб девушку на яхте… Тиффани так и не смогла сформулировать для себя истоки своей неприязни к Рэндольфу и, отказавшись от этих бесплодных попыток, сосредоточила внимание на его словах.

— Ты настоящая деловая женщина, Тиффани, и к тому же очень талантливая! Однако понимаешь ли ты, какие трудности и неудобства могут возникнуть если ты выйдешь замуж за другого мужчину, а я женюсь на другой женщине? Во-первых, твой муж — который, возможно, женится на тебе из-за денег — неизбежно начнет завидовать моему положению, что создаст проблемы в вашей семье и в наших деловых отношениях. Во-вторых, когда вырастут наши дети, кто что унаследует? Представь только вражду между нашими сыновьями или дочерями, — торопливо добавил он. — Ничто не ослабляет предприятие сильнее, чем внутренние раздоры, и я не хочу видеть, как империя Кортов распадется на мелкие осколки, дабы каждый претендент получил свою долю. Она должна сохраниться как единое мощное предприятие; каждый из наследников делает свой вклад, но один — не обязательно самый старший, но зато самый способный — должен стать во главе. Ты же знаешь, что я прав, Тиффани, и только вместе мы сможем достигнуть этого.

Посмотрев на проблему с его точки зрения, Тиффани должна была признать, что все это звучит довольно разумно. Согласившись на его условия, она могла бы способствовать упрочению бизнеса и в то же время иметь связи на стороне — ведь именно в этом заключалась предложенная им сделка. Но она не могла сказать ему, что бизнес расцветет и в том случае, если она расширит с помощью Филипа бриллиантовую империю; что Филип не будет обижаться на Рэндольфа, потому что их интересы лежат в разных плоскостях. Что она зубами и когтями будет добиваться, чтобы ее дети правили миром. Она не должна была говорить об этом, потому что — и это было важнее всего — не вынесла бы прикосновения Рэндольфа.

— И есть еще одно обстоятельство, которое необходимо учитывать. — Рэндольф вновь улыбнулся, причем с такой искренностью, что Тиффани сразу почувствовала: сейчас он сообщит нечто, дающее ему огромное преимущество перед ней. — Пока тебя не было, твой отец рассказал мне о некоторых мерах, принятых им для твоего же блага на случай его непредвиденной кончины. Проще говоря, дорогая, пока тебе не исполнится двадцать пять лет, все твои финансовые интересы будут находиться под опекой, а я буду твоим официальным опекуном.

Вырвавшееся у Тиффани ругательство было совершенно не подобающим девушке из хорошей семьи. Рэндольф удивленно приподнял бровь, но воздержался от замечаний.

— Это все ты устроил! Ты использовал свое влияние на отца, стоило мне отвернуться, — набросилась она на кузена, совершенно не владея собой. Но что же делать? Надо немедленно потребовать, чтобы отец объяснил условия опеки, а самое главное — может ли она выйти замуж по своему выбору или должна ждать двадцатипятилетия. Ведь Рэндольф никогда не даст согласия на ее брак. Что ж, останется только молиться, чтобы Джон Корт дожил до ее двадцать пятого дня рождения. Сколько же ему лет? Шестьдесят один, подсчитала она, и у него хорошее здоровье. Господи, пусть он подольше это здоровье сохранит!