Ловцы фортуны - Терри Каролин. Страница 43

— Дело вовсе не во мне, — спокойно ответил Рэндольф. — Это очень разумное распоряжение, когда речь вдет о богатой юной девушке вроде тебя. Что же до «влияния на отца», то я вовсе не добивался чести быть твоим опекуном. Просто такие условия являются обычными в деловом мире: Если ты по какой-либо причине не сможешь или не захочешь работать в семейном бизнесе, я всегда подстрахую тебя. И, конечно, если выйдешь за меня замуж, то сможешь спокойно проводить время — например, путешествовать по миру, — а я позабочусь о твоем имуществе.

И вновь ей была предложена сделка — личная свобода в обмен на совместное ведение бизнеса. И она допускала, что в этом вопросе ему можно довериться — он будет оберегать ее бриллианты лучше, чем кто бы то ни было. Но даже если бы не было Филипа, брак с Рэндольфом совершенно немыслим.

Но сегодня они, по крайней мере, обсуждали проблему в спокойном разумном тоне, что было, конечно, гораздо продуктивнее взаимных оскорблений, таких, как в прошлый раз.

— Извини, Рэндольф, — и она протянула ему руку.

— И ты меня, но я все же буду надеяться, что ты передумаешь, — он взял ее руку, не выказывая никаких признаков бешеной страсти или гнева. — Твоя несдержанность, Тиффани, часто провоцирует проблемы. Я хотел бы, чтобы ты знала, что всегда сможешь положиться на меня в трудную минуту.

Она недоверчиво рассмеялась.

— Господи, да что же, по-твоему, может со мной случиться?

— О, чего только не бывает. Например, ты очень красива, однако ведешь себя слишком смело и неосторожно — это может спровоцировать изнасилование и даже беременность.

Рэндольф произнес это небрежным тоном, однако тема была слишком скользкой, чтобы доставить Тиффани удовольствие.

— Ты можешь считать меня шлюхой, Рэндольф, — резко заметила она, — но не оскорбляй меня, принимая за дуру!

— Я и не думал оскорбить тебя, дорогая. Если бы ты была дурой, я не добивался бы твоей руки.

— Ты хочешь моих денег, а не меня!

— Может быть, поначалу это и было правдой, но, к своему несчастью, я полюбил тебя. Я не хотел этого: довольно глупо постоянно терпеть унижения и оскорбления от объекта своей любви, особенно если тот не испытывает к тебе симпатий. Временами я даже не могу сдержать свои чувства и совершаю глупости, но бывает, я горжусь своей любовью, хотя мне и не отвечают тем же. Спокойной ночи, дорогая.

Он поцеловал ее руку и вышел. Тиффани торопливо поднялась в свою комнату и тщательно вымыла то место, к которому прикасались его губы. Потом она села на постель и задумалась. Действительно ли он любит ее? Его голос звучал искренне, и в этой новой роли он выглядел вполне терпимо. По крайней мере ненависть и страх, испытываемые ею по отношению к нему, несколько поутихли. И все же в нем было нечто макиавеллиевское, к тому же она была не уверена в его искренности. Сидя в сгущающихся сумерках, Тиффани пришла к неприятному выводу, что ее переиграли.

Рэндольф тоже удалился в свою комнату. Рукою, дрожащей от усилий сдержать себя в присутствии Тиффани, он вытер пот с лица, а затем отпер большой шкаф. Внутри него стояли ряды книг, из которых он выбрал один том, и с блеском в глазах, учащенно дыша, стал медленно переворачивать своими белыми пальцами страницы, с похотливым наслаждением разглядывая непристойные картинки. В шкафу находилась его порнографическая коллекция, быстро растущая библиотека эротики, которой Рэндольф упивался втайне от всех. Но сейчас она не могла удовлетворить его.

Вновь заперев шкаф, он вышел из дома и быстро направился на квартиру своей любовницы. Без единого слова он указал ей на спальню, нетерпеливо подтолкнув девушку, когда та неохотно повернулась к двери. Это была другая девушка, не та, которую Тиффани видела на яхте, но лицо ее точно так же исказил страх, когда она поняла, чего он хочет от нее сегодня.

Спальня была задрапирована в черное, начиная от стен и кончая покрывалом на постели, на которое лицом вниз легла девушка. Вместо украшений на стенах висели кнуты. Рэндольф дотошно осмотрел их и выбрал один, с ремнем, усеянным по всей длине узлами. После этого он сам полностью разделся, облизывая пересохшие губы, и поднял кнут.

Эта девушка омерзительна, подумал Рэндольф, и вытянул ее кнутом по голой спине. Она слишком покорна, слишком безответна, в то время как Тиффани боролась бы, царапалась, кричала. Ему нравилось причинять боль, но немой страх и жалкие всхлипывания девушки были слабой заменой того высокомерного духа, которые он жаждал сломить. Однако его возбуждение росло, и он спустил с привязи свои эмоции, которые усиленно сдерживал в присутствий Тиффани. К облегчению девушки — ее шрамы едва зажили от предыдущего избиения — он отбросил кнут раньше, чем обычно, и вошел в нее сзади, быстро закончив с громким восторженным криком.

Затем он оделся, бросил на стоя пачку долларов и ушел, не сказав девушке ни слова. Идя по улице и расслабленно переставляя ноги, Рэндольф размышлял, что сегодня неплохо провел разговор с Тиффани. Рано или поздно, но он получит ее. В этом он не сомневался.

Перед тем как отправиться в Брайтуэлл, где Мэтью с Лорой и детьми проводили уик-энд, Филип посетил предприятие Напье, чтобы побеседовать со своим старым приятелем, Уильямсом. Бывший конюх стал крепким жилистым мужчиной лет тридцати, который, казалось, по-прежнему создавал вокруг себя атмосферу конюшен, хотя и был с ног до головы вымазан машинным маслом. Когда Уильям увидел Филипа, его грязное лицо расплылось в веселой улыбке, и он шагнул навстречу, вытирая пальцы грязной тряпкой.

— Мастер Филип! Рад вас видеть!

— Есть какие-нибудь новости о гоночном треке? — без всяких вступлений спросил Филип.

— Да-да! Мистер Кинг берется за дело.

Филип не сдержал вздох удовольствия и облегчения.

— Расскажи поподробнее, — попросил он.

— Трассу будут строить в Суррее рядом с Уэй-бриджем, недалеко от дома мистера Кинга в Брукленде. Она будет шириной в сто футов и две и три четверти мили в длину, к тому же внутри круга построят дополнительный прямой участок длиной в полмили для финиша. Для прохождения поворотов без снижения скорости радиальные участки поднимут на насыпи и сделают наклонными.

— И когда начнутся работы?

— В сентябре. Мистер Кинг хочет закончить строительство к лету.

— Вряд ли ему это удастся! — воскликнул Филип. — Насыпи потребуют огромного труда.

Уильямс пожал плечами.

— Он хочет попытаться. К тому же насыпи не единственное препятствие — надо будет выкорчевать несколько акров леса, осушить болота и построить мосты. Говорят даже об изменении русла Уэя.

Филип с любовью смотрел на мощные автомобили, выкрашенные в ярко зеленый цвет, обычный для британских гоночных машин.

— Я бы хотел помочь, Уильямс, больше всего на свете я бы хотел принять в этом участие. Мог бы ты замолвить за меня словечко мистеру Эджу? Я буду приходить и бесплатно работать в свободное время — ты ведь многому научил меня. И я могу водить, у меня есть деньги… — от восторга и возбуждения речь Филипа была почти сумбурной. — Я мог бы купить машину или сделать денежные вложения, если это потребуется мистеру Эджу.

— Да, времена меняются, мастер Филип, — с одобрением заметил Уильямс, вспоминая грустного жалкого маленького мальчика, у которого не всегда хватало денег, чтобы добраться до школы.

— Я начинаю работать в отцовской фирме, так что у меня будет уйма денег. У меня и сейчас с собой кое-что имеется, — заявил Филип, небрежно помахивая пачкой долларов, взятых у Тиффани.

— Сегодня мистера Эджа не будет, но я упомяну о вас, даю слово.

Окрыленный надеждой, Филип приехал в Брайтуэлл, где дал отчет о поездке в Париж, правда, весьма далекий от истины.

— Похоже, Лемуан — гений, — заключил он, — и говорят, что его исследования финансируются Юлиусом Вернером.

С удовлетворением он отметил, что лицо отца приняло пурпурный оттенок.

Мэтью и правда был очень встревожен. Кроме того, что все это имело огромное значение для алмазной отрасли, этот романтик, скрывающийся под жесткой личиной бизнесмена, был до глубины души возмущен самим предположением, что простой смертный в состоянии сотворить такое божественное чудо, как алмаз.