От звезды до звезды. Беглецы (СИ) - "skjelle". Страница 96

– Итак, что мы имеем?

Рудольф снял очередной слой оберточного материала и глубокомысленно проворчал себе под нос.

– Не жмись, – Йонге осторожно принял легкую маску, – я ж знаю, что ты уже проштудировал все инструкции.

– Я и тебя заставлю проштудировать, – откликнулся напарник. – Например, ты знаешь, что такое предел сжатия воздуха и остаточный воздух в легких?

– Звучит отвратительно, – мрачно сказал Йонге. – Уверен, за этим идут непоправимые последствия.

– Практически, – Рудольф бережно снял пленку со второй маски. – Блин, не встречал производителя, но надеюсь, Сайнжа не дурак.

– Так что там за предел сжатия?

Рудольф нырнул в контейнер и зашуршал. Из контейнера посыпался мелкий белый наполнитель. Йонге грозно оглянулся, ища уборщиков: именно когда в их услугах нуждались, механические засранцы где-то пропадали. По стенкам отсека шло все больше фиолетового. Жаки точно вознамерился осуществить променад через весь корабль.

– Так вот, – глухо сказал Рудольф. – Главное, чтобы давление воды уравновешивалось воздухом в легких и мышцами грудной клетки и брюшного пресса. Хорошо развитой мускулатурой грудной клетки и брюшного пресса! И отличным состоянием кровеносной системы…

– …в хорошо развитой мускулатуре грудной клетки и брюшного пресса, – подхватил Йонге. – Это я уже понял.

Рудольф вытащил два плоских пакета. На тему анатомии он мог говорить еще больше, чем на тему механизмов. Иногда Йонге казалось, что себя Рудольф тоже воспринимает как некий агрегат, который требуется довести до идеального состояния.

Против идеального состояния друга Рудольфа сложно было возражать. Более того, приходилось тянуться следом, чтобы не ударить в грязь бицепсом.

Рудольф достал из пакета нечто тонкое и удивительно черное. Встряхнул, расправил и с любовью провел рукой по ткани.

– Иначе, – менторским тоном сказал он, – произойдет обжим грудной клетки и ее разрушение.

Йонге поперхнулся и тут же получил костюм в руки. Сунув руку в горловину, он сжал кулак и натянул ткань.

– А все такое черное, потому что мы такие суровые? – поинтересовался он.

Тонкая пленка сохраняла матовость, черный будто всасывал свет.

– А это, друг мой Йонге, чтобы не привлекать внимание разных гадов. Был бы ты девушкой – плакал бы с горя. Вообще, знаешь, что самое интересное?

– Что я не девушка, – строго сказал Йонге.

Рудольф прищурился.

– Нет, самое интересное – это уши.

Йонге подавил желание опасливо их пощупать. На нем до сих пор красовались царапины, оставленные яутом еще на Эйрике. Проклятая высокая генетика хреново отрабатывала почти все, связанное с зеленокровными ублюдками. Поэтому вместо ушей он пощупал плечи.

– Уши не выдерживают, – продолжил Рудольф. – Рвутся барабанные перепонки. Опытные ныряльщики рекомендуют закапывать в уши персиковое масло.

– Я уверен, что оно стоит как целый транш, – забеспокоился Йонге. – Ничего кроме масла наши уши не спасет? На кой вообще хрен нам эти ныряния – с раздавленной грудной клеткой и лопнувшими ушами?

– Ха! Но вот у нас в подшлемниках есть поропластовые пластинки. Не дрейфь. К тому же ныряем мы с гелиоксом.

– Мы еще никуда не ныряем, – грозно сказал Йонге.

Рудольф растянул губы в ленивой усмешке.

Стены сделались невыносимо фиолетовыми. Фелиция вполголоса сообщила, что гость вышел из каюты и направляется к техническим отсекам. Рудольф напялил маску и сложил руки рыбкой, будто уже собирался нырнуть сквозь пол в соленые воды Гезеген.

– На гелиоксе можно погружаться в полтора раза дальше, чем на обычных кислородных смесях, – довольно разъяснил он. – Метров до семидесяти – без проблем. А раньше таким, как мы, можно было разве что до сорока нырнуть. А еще эта штука работает как волшебное лекарство, если вдруг что чрезвычайное…

Йонге смотрел на него в упор, и Рудольф смешался.

– Ну это нам явно не нужно. Только для погружения и все.

– Не уверен, что я хочу погружаться настолько глубоко, – с сомнением протянул Йонге. – Темно должно быть, как в дюзах.

Рудольф постучал себя по маске.

– Фильтры. Любой диск Секки будет как на ладони.

Йонге подавил естественное желание немедленно задать вопрос, кто такой Секки и почему его именем назвали диски, а также зачем их различать.

Рудольф все не мог угомониться. Синхрон вибрировал от напора, с которым механик готов был нести свет нового знания в душу товарища.

– Главное, не набирать азот. Иначе при подъеме мы приобретем нежелательное сходство с раскупоренным шампанским.

– Я уже перехотел погружаться, – опасливо сказал Йонге.

– В общем, вот список, – Рудольф вручил ему пластиковый лист с отпечатанными наименованиями. – Все это поможет тебе быть красивым, целым, здоровым и глубоководным.

Йонге осторожно принял листок, стряхнул костюм себе на колени и принялся читать. Рудольф устроился напротив, тоже попытался скрестить ноги, но потерпел неудачу, и принялся вертеть режимы на маске.

В пластиковом листе было коротко перечислено оборудование, сопровождавшееся пометками для новичков. Помимо маски, ласт, инжекторных капсул гелиокса и манометра, оборудование включало компенсатор плавучести, работающий от микрокатушки гравитипа. Йонге поклялся себе не смотреть в чек до момента окончательных разборок с подсунутыми терраформерами. Про контроллер погружений и нож из светопоглощающего материала он дочитывал уже вполглаза. Рудольф смотрел на него сквозь маску. Специальный преломляющий слой сделал его глаза огромными и совсем светлыми.

– А у тебя рожа бледно-зеленая, – заявил Рудольф и захохотал.

Фелиция подобострастно доложила, что жаки проследовал в камбуз. Йонге облегченно вздохнул и на радостях тоже надел маску. Рудольф в ней выглядел откровенно синюшным, о чем Йонге не преминул с удовольствием сообщить вслух. Рудольф вознегодовал. Стены тут же сменили окрас на бело-оранжевый, пытаясь сгладить эмоциональное состояние экипажа.

Отняв у напарника маску, Рудольф бережно уложил весь скарб обратно в контейнер и попробовал собрать наполнитель. Почти невесомые пластиковые комочки суетились, пытаясь удрать и раскатиться как можно дальше. Йонге сжал губы, сохраняя внешнюю невозмутимость. Комочки создавали в воздухе избыточное статическое напряжение, и ему стало щекотно.

Рудольф грозно осмотрел беглецов и поднял крышку контейнера.

– Ладно, пошел я.

– А мусор кто убирать будет?

– Пока капитан сражается с экологической катастрофой, отважный первый механик берется за спасение задниц экипажа, – продекламировал Рудольф. – В смысле, пойду в ждущий режим нас загоню от греха подальше. Раз уж пять дней тут торчать, то не пиликнуть бы в эфире. Мало ли кто мимо пролетать будет.

Йонге машинально потянулся к ближайшему комочку и тут же встряхнулся. Бороться с мусором он не собирался: уборщики должны были отрабатывать свое масло и запчасти.

Рудольф уже направился к выходу. Йонге поднялся и беспокойно оглянулся на перекатывающийся наполнитель. Почему-то живо представилось, как жаки заглядывает в отсек, осматривает безобразие и непременно подбирает несколько вещдоков. А затем вносит в неведомый акт об экологическом нарушении, сделав чинное, протокольное лицо.

Образ был настолько вопиющим и неправдоподобным, что крепко засел в голове.

Яростно отряхиваясь, Йонге потопал по коридору.

На стене, прямо под указателем, направляющим в святая святых, красовалась табличка с тщательно прорезанными насквозь глифами.

Пластины сияли бодрым розовым.

– Я вот представляю себе, что летаем мы с этим троглодитом, предположим, уже два года, – сказал Йонге спине Рудольфа. Спина лопатками выразила внимание. – Мы нервные и немножко полосатые, и все кидаемся друг на друга. Во всяком случае, ты на яута с ножом кидался дважды.

– Ха!

Не дождавшись дальнейшего развития темы, Йонге начал крутить в пальцах кусочек наполнителя. Рудольф жевал туковую палочку, хотя чаще застывал, сжимая ее в зубах: Йонге видел, как напряженно торчит светлый стебель и периодически начинает подергиваться. Рудольф глодал прочное волокно, бормоча себе под нос таблицу частот.