«Букет» на приеме - Лаврова Ольга. Страница 3
— Может… может, они у хозяев спросили…
— Хозяева были уже неспособны ответить, Кирпичов.
Тот дрогнул бровями.
— Их… насмерть?..
— Поднимались вы к Петуховым?
— Нет!
— У таксистов прекрасная профессиональная память. И прошли всего сутки. Опишите, пожалуйста, внешность ваших пассажиров.
— Мое дело следить за проезжей частью, а не пассажирами любоваться.
— Если вам их покажут, узнаете?
— Покажут? — На лице Кирпичова сменяются испуг, радость, недоверие. — Но разве… Разве их нашли? Поймали?.. — Верх берет осторожность. — Нет, не узнаю.
— Значит, и тебе врет? — спрашивает Томин, когда тройка собирается у Знаменского.
— Врет. И не вполне ясно, почему.
— Но, Павел, когда человек знает — произошло преступление и он не причастен, зачем ложь?
— Врет — значит, имеет причину, — поддерживает Томин. — А в таком деле иметь причину врать… — Звонит телефон, он берет трубку. — Да… Ну молодец, вези скорей! Что?.. Ладно, пусть покормит рыбок… Сестру Петуховой тебе доставят минут через сорок, — говорит он Знаменскому. — Она старая дева и держит три аквариума. Зинаида, что практически дал осмотр?
— Очень мало.
— Крушили все подряд — и никаких следов?
— Да, вот и так бывает.
— Ну, а замок?
— Хороший замок. Даже со специальным инструментом повозишься, пока вскроешь. И в механизме ни малейших царапин. Дверь открыли сами Петуховы. А если кто-то снаружи, то идеально подходящим ключом.
— Ваше счастье, что в этом деле есть хоть один правдивый и немного соображающий свидетель. Некто Томин. Так вот что я вам скажу. Петуховы никогда не впустили бы незнакомого человека. Звонят однажды: «К нам ломится подозрительный мужчина!» Спускаюсь. На площадке топчется новый водопроводчик из ЖЭКа. Немного под мухой, но вполне культурно объясняет, что явился по собственному их вызову — чинить кран. Или: дня два назад я занес их любимый журнал «Здоровье» — по ошибке сунули к нам в ящик. Слышу из-за двери: «Ах, Шурик, громадное спасибо!» Но, прежде чем открыть, накинули цепочку — убедиться, что действительно я. Понимаете, у них это железный рефлекс. Так что надо искать среди знакомых, и притом тех, кто знал про деньги.
— Извини, перебью, — постукивает карандашом Знаменский. — Вот квитанция прачечной. Я туда звонил. Белье брали на дому и домой же привозили. Как ты просунешь узел в щелку, не сняв цепочки? То же самое с переводами от сына. Чтобы получить деньги, надо предъявить паспорт, расписаться.
— У Петуховых примитивно стащили ключ из кармана, — предполагает Кибрит.
— У-у, какая поднялась бы паника! И меня непременно призвали бы для консультации: что надежней — сменить замок или врезать два дополнительных. Нет уж, тут вы со мной не спорьте. — Томин достает исписанный лист. — Вот тебе, Паша, список их близких, соседей и прочее. Судимых, увы, нет. А эта пригласительная открытка выпала из кармана Петухова в больнице.
— Вон они куда собирались! Банкет по случаю семидесятилетия друга и бывшего сослуживца… Бутылка шампанского?.. — вспоминает Знаменский. — Гм…
Томин кружит по кабинету.
— Как вы думаете, о чем Петухов говорил в бреду ночь напролет? О салате и огурцах! Что сильная засуха, и надо их ехать поливать. Просто терпения нет: мы тычемся в потемках, а старички лежат помалкивают и все знают… Попытаюсь еще раз прорваться в больницу.
И Томин прорвался-таки к Петуховой, состояние которой полегче, чем у мужа.
Иссиня-бледная, с перебинтованной головой лежит она на больничной койке.
— Анна Ивановна!.. Анна Ивановна, вы меня не узнаете?.. Я из квартиры наверху, Томин.
— Здравствуйте, Сашенька, — шепчет Петухова.
— Как самочувствие?
— Все болит…
— Анна Ивановна, одно слово — кто?
— Не видела, Сашенька.
— Но как все случилось?
— Афанасий Ильич пошел отпирать… потом слышу — голоса… Я выглянула из кухни… а он лежит… И дальше не помню…
— Вы кого-нибудь в это время ждали?
— Никого.
— Анна Ивановна, если хоть малейшее подозрение… Нет?
Петухова слабо качает головой.
— А деньги находились в квартире? Где они были спрятаны?
Петухова закрывает глаза.
— Просто так… лежали, — и жалко, по-детски всхлипывает.
Надежда Ивановна, сестра Петуховой, до появления на Петровке ведать не ведала о несчастье. Не ведала она, как выяснилось, и о том, что Петуховы скопили за последние два-три года круглую сумму. И теперь, сидя у Знаменского, Надежда Ивановна нет-нет да и утрет слезу. Но показания ее «не деформированы» волнением или обидой. Пал Палыч чувствует, что на объективность этой женщины можно положиться.
— Не понимаю, зачем деньги держали дома? — недоумевает он.
— Психология. В сберегательной книжке только цифры, а если дома, можно и поглядеть и пощупать. Они небось в эти деньги едва верили!.. Символ это для них был, я так представляю.
— Символ обеспеченности?
— Нет. Что Борис наконец в люди вышел. Ведь столько лет никакой надежды…
— А то, что с чужими людьми делились, а родной сестре — ни слова, тоже психология?
— Психология, — вздохнув, подтверждает Надежда Ивановна. — Но это такое — вовсе семейное, тут не к месту.
— Все-таки рассказали бы, если не секрет.
— Да неловко выйдет: сестра в беде, а я ее вроде судить стану… Ну ладно, расскажу, вы только не передавайте. Брат у нас был, Семен. Женился он на вдове, еще и с ребенком. Бабенка, правду сказать, вздорная попалась. Но мальчика я привечала — книжки там разные… когда рубашечку купишь. Родной — не родной, а все племянник. Особенно, как Семен умер. Жалко, знаете. А Петуховы совсем наоборот: у нас, говорят, теперь ничего общего, брось мальчишку приваживать, накличешь беды.
— Какая ж от мальчика беда?
— Да правду сказать, непутевый он, Генка… Двадцать два уже, а все к делу определиться не может, мотается из стороны в сторону. Иногда сердце замирает: ну как с пути собьется!
— У Петуховых он бывал?
— Зачем ходить, куда не зовут? Раз в год забежит…
— И вы связываете их скрытность с вашим отношением к племяннику?
— Другого и придумать не могу! Наверно, опасались, что на Генку просить стану. Но разве я бы стала?! Понимая их психологию.
— А Гене сейчас нужны деньги?
— Да вечно ему нужны деньги. То в биллиард проиграется, то вдруг магнитофон в долг купит. Шалая голова.
Мелькнувшее у Знаменского подозрение тотчас проверено.
— Парня уже месяц нет в Москве, — говорит Томин. — Он отпадает.
— Что ж, отчасти рад. Было бы жаль тетушку: у нее только рыбки да этот Генка.
— Ты себя пожалей. Да и меня не мешает. Спроси, сколько я спал за эти трое суток… Кто у тебя на очереди?
— Те, что помечены крестиком.
Томин просматривает список на столе.
— Крестики-нолики… А что означают галочки?
— Что человек слышал про деньги. Одна галочка — от самих Петуховых, две — из вторых или третьих рук… Мне не ясен принцип, по которому Петуховы откровенничали. Отчего именно с этими людьми?
Томин снова читает список.
— Да случайный набор… может быть, вот что — реванш. Успехами Бориса козыряли перед теми, кто в прежние времена его презирал.
— Может быть, если искать логические связи. Если вообще не сработала цепь случайностей.
— Ой, не накличь худший вариант. От цепи случайностей до цепи улик две пары ботинок сносишь…
В дверь кабинета постучали, и на пороге появилась встревоженная пожилая женщина с повесткой в руке.
— Здравствуйте. Мне к следователю Знаменскому.
— Прошу.
— Загляну попозже, — говорит Томин, выходя.
— Садитесь, пожалуйста. Ваша фамилия?..
— Буркова.
— Я пригласил вас побеседовать по делу бывших ваших соседей — Петуховых.
Соседка не сразу понимает.
— По делу Петуховых?.. Ну тут уж ошибка! Петуховы не такие люди! Какое на них может быть дело, что вы!