В тени богов. Императоры в мировой истории - Ливен Доминик. Страница 14

Избитая, но важная мысль состоит в том, что если одни элементы церемониальной роли монарха мог исполнять любой, у кого не было физических и психических изъянов (в том числе ребенок), то другие аспекты работы короля-антрепренера требовали большого мастерства. Хорошей осанки и сильного чувства долга было достаточно, чтобы подготовить правителя ко многим аспектам его церемониальной роли. Как правило, им уделялось немало внимания при воспитании принцев. Часто приходилось приложить большие усилия, чтобы научить молодого принца и принцессу стоять, двигаться, жестикулировать и улыбаться с должным изяществом. В детстве и отрочестве им также объясняли, как наиболее эффектно носить одежду и мантию. В современном мире можно провести параллель с тем, как будущую королеву красоты или молодую модель учат наиболее выигрышно двигаться и демонстрировать свое тело. Порой эта подготовка давалась королевским детям нелегко, особенно если они от природы были застенчивыми и неуклюжими. Тем не менее, если обычный человек и справился бы с церемониальными функциями монарха, одной из важнейших и деликатнейших задач правителя было руководство придворными и системой распределения благ. Эту книгу можно назвать коллективной биографией императоров, она, несомненно, не обходит вниманием их церемониальные роли, но ставит больший акцент на тех аспектах их работы, где важнейшее значение имели их характер и талант⁴⁰.

Чтобы быть успешным императором, нужно было хорошо справляться с трудной работой. Людовик XIV наслаждался статусом монарха и прекрасно играл свою роль. Но вовсе не всем императорам это давалось легко. Как видно из этой главы, они должны были блистать в целом ряде ролей, часть из которых требовала обладания разными и порой взаимоисключающими качествами. Трудно быть одновременно трудолюбивым главой правительства, едва ли не легендарным символом сакральности, эталоном благочестия и нравственности, верховным военачальником, главным покровителем и образцом великосветской обходительности. Чем-то приходилось жертвовать. Часто существовал и огромный разрыв между претензиями монархии на полубожественную власть и ее способностью реализовывать свои желания и принимать соответствующие меры. “Все политические жизни кончаются падением” – вот девиз, с которым согласились бы многие умные и склонные к самоанализу монархи. Управление империей было сопряжено с колоссальными проблемами. Молодой монарх нередко топил свои печали в вине. По прошествии лет на стареющего монарха часто наваливалась усталость, связанная с неудовлетворенностью из-за неудач. У нацеленных на результат директоров сегодня это называется выгоранием. Однако, в отличие от современного директора, монарх обычно не мог отойти от дел, даже если сам того желал. История знает немало примеров, когда в последние годы долгого правления империя ослабевала, а порой и вовсе рушилась.

Тем не менее дело не всегда сводилось к бессилию и неудачам. Императорская власть могла быть грозной и эффективной. Неудивительно, что чаще всего она со всей очевидностью проявлялась в военной и внешней политике. В моменты кризиса, когда требовались решительные действия со стороны носителя верховной власти, от компетентности императора зависела судьба династии. Лидерские качества также играли важную роль во взлетах и падениях империй в долгосрочной перспективе. Некоторые решения, принятые монархами сотни или даже более двух тысяч лет назад, по-прежнему влияют на современный мир. Сэм Файнер, бывший королевский профессор политики Оксфордского университета, назвал императора, основавшего династию Цинь (221–206/7 Д° н. э.), самым значимым политическим лидером в истории, поскольку он создал модель имперской государственности, которая сохранила Китай единой страной и тем самым оказала решающее влияние на мировую геополитику. Религии, выбранные монархами для себя и своих империй, порой и сегодня определяют границы мировых культурных областей. Показательный пример – обращение императора Константина в христианство. Без императора Ашоки буддизм, вероятно, остался бы одной из многих сект одного из районов Индии и, возможно, со временем исчез бы вовсе. Вместо этого он распространился по большей части Юго-Восточной и Восточной Азии, что невероятным образом сказалось на культуре и системах верований этого огромного региона. Более свежие примеры дает нам Европа XVI и XVII веков. Переход Сефевидов в шиизм и возведение его в XVI веке в статус главной религии Ирана, пожалуй, остается важнейшим фактором в современной ближневосточной геополитике. Императоры имели значение⁴¹…

Глава II

Колыбель империй: древний Ближний Восток и первые в мире императоры

Сельское хозяйство, города, письменность и большинство других элементов того, что мы называем цивилизацией, зародились на Ближнем Востоке. Самым древним сердцем этого региона была Месопотамия – область между реками Тигр и Евфрат. Если бы в этой полупустынной зоне не было рек, там невозможно было бы ни заниматься сельским хозяйством, ни строить города. Со временем под Ближним Востоком стали понимать территорию современных Ирака, Сирии, а также ряда областей Анатолии и Элама (на юго-западе Ирана). Хотя в этом регионе существовало множество народов и языков, единство в нем обеспечивалось тесными торговыми связями, периодическими объединениями в составе той или иной империи и использованием клинописи – особой системы письма, в которой из коротких клинообразных линий собирались неуклюжие символы.

Основными политическими единицами здесь были города-государства, в каждом из которых почитали собственного бога. Уже к началу III тысячелетия до н. э. монархия стала универсальной системой правления. Считалось, что небесный и земной мир существуют параллельно, а царь выступает посредником между ними. Ритуалы и жертвоприношения, которые он осуществлял, помогали ему умилостивить богов и гарантировать благополучие своих подданных. Как наместник и представитель почитавшегося в городе бога царь обеспечивал порядок, справедливость и безопасность. Царская власть повсюду имела и религиозные, и светские атрибуты. В ассирийской пословице, которая на протяжении последующих тысячелетий снова и снова звучала по всему миру, меняясь лишь незначительно, говорилось: “народ без царя подобен стаду без пастуха, толпе без вождя, воде без трубы… дому без хозяина, жене без мужа”. Один современный историк отмечает, что “царская власть казалась месопотамцам такой логичной и справедливой, что они считали ее изобретением богов, сошедшим с небес”. Нам остается лишь гадать, в какой степени народные массы на древнем Ближнем Востоке, а также в большинстве других обществ, существовавших до наступления Нового времени, усваивали и принимали идеологию монархии и элиты, однако до нас не дошло никаких свидетельств о несогласии с ней или о наличии каких-либо альтернатив¹.

Хотя идея о священной монархии господствовала в мире городов-государств и власть на практике часто передавалась по наследству, вера в то, что выходцы из конкретной семьи или рода обладают неким исключительным правом, очевидно, пришла от племенных и полукочевых народов, которые периодически завоевывали города и устанавливали в них свою власть. Историк Древнего Вавилона, который во многих отношениях можно считать родиной ближневосточной культуры, отмечает, что в III тысячелетии до н. э., хотя “в соответствии с человеческой природой отцы часто желали, чтобы им наследовали сыновья, и готовили их к этому”, до аморейского завоевания (в начале II тысячелетия до н. э.) не было “никакого намека на то, что определенный род получил от богов право на царство”. Он добавляет, что идея о священной династии была распространена у многих семитских и скотоводческих народов, связывалась с культом предков и распространилась среди народов, населявших города-государства, включая ассириицев².

Некоторые города-государства расширялись, завоевывая соседей. Весьма немногие из них были в этом так успешны, что создавали первые в мире империи. История империй обычно отсчитывается с правления Саргона Древнего (2334–2279 до н. э.). Если до него цари правили не более чем несколькими городами-государствами, то империя Саргона включала всю территорию современных Ирака и Сирии. Она приносила царю громадные доходы: он скопил огромное богатство из награбленной добычи и дани. Он старался подчеркнуть, что отличается от всех прошлых правителей, и подкреплял легитимность своей власти через религию: для этого он сделал собственную дочь верховной жрицей бога Луны в храмовом городе Уре. Династия и империя Саргона продержались более ста лет. Причины их падения нам неизвестны, но в их число, несомненно, входит глубокое недовольство, которое нарастало в завоеванных Саргоном городах-государствах из-за жестокости его правления и необходимости платить огромную дань. Тем не менее со временем Саргон стал героем, по крайней мере в глазах элиты: “Из него сделали кумира, подражать которому стремились все цари. Истории о деяниях Саргона продолжали звучать и спустя более 1500 лет с его смерти”. Неизвестно, как народные массы относились к Саргону при жизни и оглядываясь назад. Вполне вероятно, что в их отношении к нему смешивались ненависть, безразличие или даже недоверие: здесь, как и почти всегда в истории, практически все наши источники написаны элитами, близкими к правителям. Это искажает восприятие, но нам, историкам, приходится с этим мириться³.