На улице Дыбенко - Маиловская Кристина. Страница 7

Кира сидела с трубкой, зажатой между плечом и ухом, склонившись над журнальным столиком, и, как отец неделю назад, накручивала диск треснувшего телефона.

—  Здравствуйте, я по объявлению. Я в газете «Все для вас» прочитала, вы комнату сдаете. Сдали уже? Очень жаль.

Она звонила уже второй день, но ничего путного не находилось. Попался старичок, готовый сдать комнату почти бесплатно. Кира обрадовалась, но потом оказалось, что у старичка после смерти жены бессонница и ночные страхи, и нужно-то всего ничего — убаюкать его перед сном, песенку спеть, по голове погладить, а там уж как пойдет. А может, Кире и понравится — завлекал на той стороне провода дребезжащий мужской голос.

Некоторые наотрез отказывались брать квартирантку с котом. Шерсть повсюду, мебель драть будет и гадить где ни попадя. Знаем-знаем, видали!

Кот, чувствуя свою никчемность, последние дни смирно сидел на папиной раскладушке. Он даже забыл о бесившей его черепашке и о заключенной в оконном проеме мухе. Спешный сбор вещей, куча разбросанных коробок и тюков по дому — все это подсказывало, что судьба его решается и лучше не перегибать палку.

Кира выбилась из сил. Деваться действительно было некуда. Нужно срочно съезжать. Но куда?

Она набрала очередной телефонный номер.

—  Здравствуйте, я по объявлению. В газете «Все для вас» прочитала, вы комнату сдаете. Сколько вы хотите в месяц?

—  Ась? — продребезжал в трубке женский старческий голос.

—  Вы комнату сдаете?

—  А-а-а, погоди-погоди, тах то ж внучка моя, Валька, бумагу в газету отослала вчерась. И так быстро пропечатали? Гляди-ка… ну да, сдаю, миленька. Коли кому жить негде, так добро пожаловать.

—  А сколько вы хотите в месяц?

—  Тах то ж мне много не надо. У тебя, положим, сколько есть?

—  Немного.

—  Так мне того и хватит. Что ж мы, крохоборы, что ль, какие, узурпаторы? Сколько дашь, и на том спасибо.

—  Триста рублей в месяц хватит?

—  Хватит. Не военное время, поди. Пенсия у меня хорошая. Не жалуюсь. Это внучка удумала. Я ж слепая стала, а они в другом районе живут. В Красноармейском. В Заканалье. Слыхала?

—  А к вам с котом можно?

—  Вот… а я не вижу ничего, так вот внучка моя, Валька, и говорит: бабенька, давай-ка мы тебе студенточку подселим. Чтоб присматривала за тобой, ну чтоб я тут пожар не учинила да не убилась бы ненароком. И отнесла бумагу в газету, а они, поглядь, как быстро пропечатали…

—  Когда можно к вам переехать?

—  Так хоть завтра. Сегодня не ехай. Завтра давай. Я с Матреной во дворе в полдень встречаюсь. Она мужа схоронила, печенья да конфеты принесет — помянуть. Завтра ехай, миленька. * * *

Нельзя было переезжать не глядя — мало ли что. И Кира поехала на разведку. Бабуся жила в Советском районе на улице Тормосиновской. Ехать пришлось на троллейбусе, потом на трамвае и еще идти прилично от Волги вверх ко второй Продольной. От университета далековато, но это не главное. Главное, чтобы старушка была адекватной.

Дом оказался полуразрушенной двухэтажкой. Было даже странно, что там живут люди. У входа сидели два смурных мужичка, пили пиво. Неподалеку от них среди старых кленов на веревках висело неприглядное белье.

—  К Зинаиде, что ли? — шепнул один второму, провожая взглядом входящую в подъезд Киру.

—  Да нет у нее вроде таких. Я ихних всех знаю. А эта нерусская какая-то.

Кира поднялась по деревянной скрипучей лестнице на второй этаж и, не найдя звонка, постучала в дверь. Никто не открыл. Постучала сильнее. «Бабка слепая, так еще и глухая», — подумала Кира, но как раз в этот момент послышалось шарканье и заскрипел замок. Из-за двери осторожно показалась маленькая седая голова с косой, уложенной в виде калача. Старушка устремила взгляд в неизвестном направлении, но через несколько секунд взгляд ее сфокусировался, как объектив фотокамеры, и она разглядела Киру.

—  Енто ты, миленька?

—  Я, — ответила Кира, хотя не была до конца уверена, о ней ли идет речь.

—  Ты кота моего во дворе не видала? Рыжий такой? Кысь-кысь-кысь, — зычно позвала старушка, — шельма, бродяга эдакий. И где ж его носит? Вторые сутки пошли. Так ты проходи, чего на пороге топтаться, — старушка попятилась, открывая дверь.

В прихожей Киру накрыло удушливым запахом сгнивших продуктов, кошачьей мочи, грязного белья и лекарств.

—  Где-то комнатные были, шут их знает где, погляди тут, миленька. — И старушка указала пальцем в угол, где валялась куча всякого барахла. — Видишь? Комнатные. Переобуться.

Речь, по-видимому, шла о тапках, но ничего похожего Кира там не увидела. Разгребать кучу руками не хотелось, а тем более — надевать сомнительные бабушкины скороходы.

—  Бог с тобой, — махнула рукой бабуля, — так иди! У меня все равно не прибрано. Гляди мои хоромы.

Кира прошлась по квартире, заваленной всем, чем только можно. Бабушка семенила за ней, касаясь рукой стены. На полу по углам валялись бумажки, газеты, одежда. Старушка двигалась по протоптанной колее. По стенам свободно ползали тараканы. На кухне беспорядочно лежала немытая посуда. На диване в большой комнате спали два кота. Не рыжие. Интересно, как бабулька их различает.

—  А твоя комната тута, поглянь.

Бабушка отворила дверь. В маленькой узкой комнатушке стояла железная кровать, круглый стол и небольшой шкаф для книг. «Дело за малым осталось, — подумала Кира, — найти старуху-процентщицу».

—  Матрас я тебе дам. Мужа моего покойного. Хороший матрас. И одеяло ватное. Стеганое.

Кира прошла в комнату, села на единственный стул, но он отчаянно зашатался — пришлось встать.

—  Зимой у нас тепло. Гляди, камин есть. Газом топится. Чирк спичкой — и красота! Как в Африке. Я уж не могу включать, не вижу, а коли ты жить будешь, будем топить. Но батареи тоже есть.

Кира рискнула присесть на железную сетку кровати.

—  Одна беда — ванны нет.

—  Как нет?

—  Тах то ж старые дома. После войны строили. Не было тогда их. В бани ходили.

—  А как сейчас?

—  Соседи, которые помоложе, поставили давно. А мне-то уж сколько осталось? — старушка махнула рукой. — Да и привыкла я, в тазу моюсь. Тебе-то оно, небось, попервой не с руки будет. Привыкнешь потом. Или я подсоблю. Полью на тебя из черпака. Мы камин растопим, воды нагреем, тут жарить, как в бане, будет.

Кира покачивалась на кровати и следила за тараканом, спешившим куда-то. Вот ведь как. И у него есть дом, семья, дела. А у нее что? Она посчитала в уме деньги. В саду — двести. Уроки двести. Из окна клен тянул зеленые лапы для объятий. Надо решаться.

—  Бабуль, я сегодня вечером перевезу часть вещей и останусь ночевать, а завтра еще довезу.

—  Добро, добро! А я матрас вытащу на улицу, подсушу. Пирожок с киселем бу-ушь? 11

Баба Зина была не совсем слепой, а слабовидящей. Кире казалось это очень удобным способом примирения с действительностью, и в этом смысле она ей даже немного завидовала. Тараканов, к примеру, старушка не видела. Они ей жить не мешали, и она им, в свою очередь, тоже. Чем не единение с природой?

Киру же тараканы раздражали. Пришлось купить специальный карандаш и, как Хома Брут, очертить свою комнату. Через какое-то время тараканы смирились и перестали заползать к Кире. Но стоило ночью включить свет на кухне, как они от неожиданности сыпались с потолка и в ужасе разбегались в разные стороны.

Котов старушка различала на ощупь. У Барсика ухо драное, у Васьки хвост надломлен, а Маркиз — рыжий лохматый и в колтунах. Баба Зина ловила его и, зажав между колен, ловко срезала колтуны. Маркиз терпел.

Кот Киры не был «гулящим» и становиться не собирался, но хозяйка каждое утро настежь отворяла дверь, выпуская свою кошачью стаю на волю со словами: «Паситесь, кони!» И Ося стал потихоньку выходить на улицу. Поначалу шугался, а потом освоился и выучил дорогу домой.

—  Поглянь, миленька, не твой ли скребется у двери, — спрашивала баба Зина, — дай пожрать да смотри, чтоб у моих не харчевался.