Схватка - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 13
Я остро посмотрел в глаза Евпатия, предостерегая соратника от последующих расспросов, сам же уточнил лишь про татар:
– Сколько же дней пути до их разъездов от Путивля?
Гонец пожал плечами:
– Когда мы оторвались, было пять дней. Но три-то я скакал! Впрочем, поганые не станут загонять лошадей – значит, примерно один день я выиграл. Выходит, не больше трех.
– А что же, сильно оторвались их разъезды от основных сил, на Путивль идущих?
– Да почти на целый день.
Я вновь кивнул Яромиру, после чего решительно встал, немного отойдя от первого шока:
– Ешь и пей, гонец, сейчас покличу, чтобы попотчевали тебя с дороги как следует, да отдыхай. А нам с воеводой ныне потребно обсудить все, что ты нам поведал.
Дружинник, также успевший чуть перевести дух, поспешно встал и поклонился в пояс. Ну, а мы с Коловратом вышли на гульбище терема, предварительно попросив кухарок накормить гонца с дороги.
– Думаешь, врет?
Я только пожал плечами на вопрос товарища:
– Это может быть хитрость, чтобы мы повернули назад. Но все это ведь несложно же было бы проверить. Так что, думаю, гонец не соврал. Тем более, что использовать врага своего врага – это прям истинно по-монгольски! А раз так – нужно действовать.
Евпатий согласно кивнул, ненадолго замолчав. Но животрепещущий и явно назревший извечный русский вопрос было необходимо озвучить – и первым его озвучил именно мой соратник:
– Что же делать-то будем, Егор? В Путивле сядем и отбиваться будем?
Я только усмехнулся:
– Забыл, боярин, как пороки поганых крушат деревянные стены? Останемся в Путивле, обречем жителей его на погибель – и сами в ловушке окажемся. Нет, нужно действовать – действовать быстро, обмануть поганых, покуда те ищут нас.
Взяв секундную паузу, невольно собираясь с духом, я твердо произнес – практически приказал Коловрату:
– Ты возьмешь всех наших порубежников и тем же путем, коим мы явились в земли северян, отправишься назад, в Рязань. Где есть возможность – рубите засеки, предупреждайте местных…
– Да ты чего, Егор, умом тронулся?!
Ну, примерно такую вот горячую реакцию резко перебившего меня Евпатия, выпучившего глаза от возмущения и, как кажется, только в последний миг удержавшего себя от того, чтобы схватить меня за грудки, я и ожидал… А потому, твердо посмотрев в васильковые глаза соратника, жестким, не терпящим возражения тоном ответил:
– Князя необходимо предупредить. Северян необходимо предупредить. А на дорогах, ведущих из Чернигова к Рязани, необходимо начать рубить засеки. Но главное – необходимо, чтобы татары поверили, что дружина наша уходит на восток. Вся дружина! И потому обманка должна выглядеть убедительно – а раз так, то ты обязан повести за собой действительно крупный отряд. И… Евпатий, позаботься о том, чтобы моя мама успела уйти из Ельца.
Боярин еще помолчал некоторое время, обдумывая мои слова, после чего прямо сказал:
– Я первый воевода, мне поручили рязанскую рать. Почему же мне уходить в Рязань? Бери ты порубежников, а уж я…
Тут первый воевода замолчал, не зная, что еще сказать. И я пошел в наступление – голос аж лязгнул сталью:
– А что ты? В Путивле закроешься, обрекая и себя, и дружину, и горожан на гибель? Нет! Вот ты, Евпатий, и уйдешь в Рязань – потому как задаешь вопрос «Что делать?», когда я уже знаю на него ответ.
Коловрат аж дернулся от обиды – но тогда я спросил его уже чуть более мягким, примирительным тоном:
– Ну, а сам-то не хочешь поинтересоваться, чего я измыслил?
Немного поколебавшись, соратник все же сменил гнев на милость, после чего ответил:
– Говори.
И я чуть сбивчиво, несколько поспешнее, чем хотел, заговорил о том, что успел выдумать за столь короткое время:
– Смотри. Всех наших северян и ковуев делим на полусотни, после чего отправляем вперед, навстречу татарам. О приближении поганых, пока от Путивля не отойдут, они знать не должны.
Евпатий недоверчиво прищурился:
– Ты что, выходит, на убой их отправляешь?
Я мотнул головой:
– Отправляю родную землю защищать, что они и должны исполнить. А ежели сейчас объявим о приближении поганых, то все по домам разбегутся, к семьям. Да только этим они близких не спасут. Все, что реально спасти их семьи может – это ежели они успеют схорониться по лесам. Или бежать. Вот потому ты и пойдешь на восток, предупреждая население о приближении татар – да поведешь поганых за собой самыми неезженными дорогами, самыми лесистыми и безлюдными землями. Замедляя их продвижение засеками. И чем быстрее идти будешь, тем меньше у поганых будет времени местных грабить да истреблять.
Коловрат призадумался – после чего все же согласно кивнул:
– Хорошо. А что же ты?
– Смотри. Ратников-северян у нас немало. Разъезды в бой вступят, полусотнями немало поганых похоронят прежде, чем те всей мощью навалятся. Этим мы замедлим поганых, не дадим проследить свое движение. А все дружинники, кого в полон возьмут, в один голос скажут, что мы с тобой и дружиной все еще в Путивле пребываем. В свою очередь, горожан путивльских мы предупредим, что татары идут, ратников их в граде оставим. Даст Бог, ворота закрыв и дары богатые отдав, да указав на наш след, они уцелеют. Хотя бы сейчас уцелеют. А мы с тобой вместе пойдем – полдня проследуем в сторону Рязани. Но после разделимся у ближайшей реки. Дружину я проведу по воде, у самого берега, хоть пару верст, чтобы следов не оставлять. Затем же по кругу Путивль обойдем – и двинем в Переяславское княжество.
Евпатий остро посмотрел мне в глаза:
– Будешь помощи просить? Нет же сейчас в Переяславле князя, последний – Святослав Всеволодович – ныне в Суздале княжит.
– Зато есть епископ Симеон, к которому я обращусь от лица князя с призывом помочь нам против татар. Применю все свое красноречие! Да и не обману я его, а скажу как есть – татары страшный враг, а приведшие на Русь поганых агарян князья еще сами не знают, с кем столкнулись. Объясню, что ежели помощи не даст, то погибать нам все одно – но только уже по отдельности. Надеюсь, что даст воев. Все-таки княжество Переяславское сколько было южным щитом Руси? Вои все опытные, один троих поганых в схватке стоит. К тому же позову и ратников Посульской линии – чего им на юге сторожить, коли враг уже на север явился?
– Ну, пускай так. Думаешь, переяславским войском с татарами один на один сдюжишь?
Я покачал головой:
– Не только с ним. Во-первых, как войдем мы в княжество, то тут же отправлю гонца в Смоленск, к Александру Ярославичу с просьбой о помощи. Князь смел и горяч, еще грезит ратной славой после Невской победы – и наверняка решится помочь, не оглядываясь на отца и дядю. У него под рукой не только собственная дружина, но и ратники Полоцка и Смоленска – коим ныне уже ничто не угрожает. Насколько мне известно, Невский литовцев крепко бьет, умело! А значит, сможет прийти на помощь под Чернигов. Главное – чтобы решился… А уж там гонцами свяжемся, сумеем договориться о совместных действиях.
Коловрат задумчиво покачал головой:
– Думаешь, что Чернигов до того момента продержится?
На этот вопрос мне осталось только развести руками:
– Не знаю. Но попробовать успеть на помощь мы просто обязаны! В конце концов, еще неизвестно, что решат горожане – а ежели даже и предадут Мстислава Глебовича, то ему-то самому татары не оставили выбора. Равно как и владимирским гридям. Старый детинец каменный, в нем можно сесть и малой дружиной из воев базилевса да самых преданных дружинников – и долго продержаться.
Чуть помолчав, я продолжил:
– Подумай и вот еще о чем – татары разделили силы, но не отправят же поганые нам на перехват войско с осадным обозом? Нет, им еще предстоит крушить каменные стены детинца. А значит, что? Татар под Черниговом будет не так и много – это раз. И два – пороки и китайские умельцы осадного дела останутся под стенами града. Сумеем перебить их и пожечь камнеметы – считай, выиграли войну! По крайней мере, без пороков Батыю уже нечего будет делать под стенами Рязани. Да к тому же гонца Яромира я покуда при себе придержу, охрану дав ему надежную. И чтобы защищали – и чтобы доглядывали. Коли волынский князь рискнул с нами связаться и Михаила Всеволодовича ненавидит, то прознав, что мы идем с запада с сильной ратью, может, и рискнет нам в сече помочь. Вот такая вот у меня задумка… На словах хороша – а как на деле пойдет, никто сказать не сможет, одному Богу известно.