Схватка - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 15
Глупость, трусость и тщеславие Удатного – но отнюдь не боевые качества татар принесли им победу на Калке.
Вот как думал о том Михаил Черниговский.
И мнение его только утвердилось после Бараньей битвы, в ходе которой булгары разбили возвращавшихся с Руси поганых.
…Прошло четырнадцать лет, позабылся позор Калки, зажили старые телесные и душевные раны, уступая новым, полученным в ходе извечных усобиц на Руси. Вернулись татары, сокрушили Булгар – ну и что? Булгар не раз побеждали и русичи, походы муромских и ростово-суздальских князей на восточного соседа были отнюдь не редкостью. А что с Рязанью татары ничего сделать не смогли, только укрепило Михаила Всеволодовича в его догадках.
Он и помощи Юрию Ингваревичу на деле не оказал, потому как прознал уже, что Юрий Всеволодович собирает для рязанского князя войско. Так чего же тогда его дружинникам гибнуть там, где соседи и сами с погаными справятся? Особенно после того, как прошел по его земле Ярослав Всеволодович, следующий на Киев с владимирскими и новгородскими ратниками, разоряя все на своем пути, да откупы беря с городов.
А что про несметную рать боярин Евпатий Львович, рязанский посланник, вещал – так у страха глаза велики, вон и на Калке казалось, что татарам несть числа. И добытый сторожей порубежников половец, невежественный и глупый, только убедил Черниговского князя в переоценке сил татар.
Но только увидев пришедших с полудня татар, князь Михаил Всеволодович осознал, насколько же велика разница между новыми погаными и давно уже привычными половцами, с коими начали даже родниться, коих стали крестить…
Для начала, явившееся с полудня войско оказалось просто огромным. По наивности души ныне правящий в Киеве князь предполагал, что понеся значительные потери в Булгаре (завоевывая его и получив ответный удар русичей), в Рязани, в сечах с половцами, ясами и касогами, татары приведут в лучшем случае столько же воев, сколько и сам Михаил сумел собрать. С учетом полков Галича и Волыни.
Но как же он ошибался!
Татар не менее, чем трое против одного к его войску. Да такую рать на Руси мог выставить в поле только Великий Владимир – и то, собрав едва ли не подчистую не только всех ратников, но и боеспособных ополченцев.
Однако же и вои Юрия Всеволодовича не могли не понести потерь прошедшей зимой и прошедшим летом. А значит, войско базилевса однозначно уступает татарскому.
И ведь это стало только первым взволновавшим душу открытием. Но очень скоро, во время совместного движения к Чернигову, уже искушенный во множестве битв князь вдруг понял, что в орде поганых порядка больше, чем в его дружинах. Что татары четко разделены на десятки, сотни и тысячи, что приказы монгольских командиров – закон не только для единоплеменников, но и для воев покоренных народов. Причем любое непослушание карается весьма строго – вплоть до показательной казни.
Другим неприятным открытием оказалось и то, что агаряне лучше управляемы их воеводами и в дороге, и, очевидно, на поле боя. В какой-то миг Михаил Всеволодович осознал, что для передачи разных команд в движении, татары пользуются не только гонцами, но также и различными звуковыми сигналами. Как, например, определенное число ударов била по барабану или определенное число звуков рога. И что важно, все поганые понимают эти команды, знают, что они означают, знают, как нужно при них действовать. В русской рати такого не было и в помине – сигнал рога мог быть только условным и передавать один определенный приказ. Как, например, сигнал к атаке – или к отступлению.
А ведь какие-то сигналы подавались погаными также и черными да белыми полотнищами на древках.
И еще одно откровение. Как оказалось, среди татар, подавляющее большинство которых воюет в легкой стрелковой коннице (причем более чем наполовину – половецкой), все же хватает и всадников в бронях. Пусть десять к одному – но все же… На Калке Михаилу Всеволодовичу не довелось столкнуться с тяжелой монгольской конницей. Но увидев всадников-хошучи в сплошных долгополых панцирях, опускающихся ниже колен и защищающих руки до локтей, да собранных из длинных железных полос или же небольших пластин по типу дощатой брони, он весьма впечатлился.
Как впечатлился и от сплошной конской брони…
А ведь отдельным корпусом в составе орды следуют и ясские катафрактарии, и грузинские азнаури, очень близкие по вооружению и броне к дружинникам русичей. Тех примерно столько же, сколько и хошучи – а если брать общую численность всей тяжелой конницы у поганых, то ее окажется вдвое больше, чем в дружинах Киева, Галича и Волыни, вместе взятых. И как-то сразу стало понятно, что использовать царя Батыя в своих целях, посылая его нукеров на своих противников и оставаясь притом в стороне, уже не получится. Как бы наоборот не получилось…
Да собственно, хан уже сумел включить в войско, отправившееся встречать следующую на помощь Чернигову рязанскую рать, всех дружинников Михаила Всеволодовича и Даниила Романовича. И вроде бы Батый еще не приказал князю – вроде нет. И даже не требовал – а просто сказал, что союзники должны встретить врага вместе.
И ведь не поспоришь…
Но почему-то киевский князь был уверен – когда дело дойдет до сечи, дружины западных русичей первыми пойдут в бой, пробивая поганым путь.
Бедные рязанцы!
Запоздалое раскаяние уже не раз посещало Михаила Всеволодовича, подталкивая его к тому, чтобы отправить следующей на помощь Чернигову рати базилевса гонца – предупредить о татарах да призвать поворачивать назад. Но помешали князю старая обида на Ярослава Всеволодовича и нежелание признавать его старшего брата базилевсом – а ведь признать придется, если Юрий все же победит татар.
Да ведь и рязанцы сейчас, как ни крути, – враг. Ведь как иначе-то называть тех, кто идет сражаться именно с тобой (еще не зная о поганых!), за твой же город?
Одним словом, промедлил князь киевский с решением, предупреждать ли врага или нет – а после уже и поздно стало…
Но сейчас, взирая на хлопоты возводящих пороки поганых с высоты небольшого холма, Михаил Всеволодович окончательно понял свою неправоту, свою ошибку. Осадное искусство татар – вот самое страшное открытие, кое пришлось князю сделать за последние пару седьмиц. А ведь с устройством камнеметов бывший князь Чернигова был знаком не понаслышке.
Еще Андраш II Крестоносец, король Венгрии, несколько лет назад прислал в Чернигов своему временному союзнику мастера осадного дела Борислава. Выделив тому небольшой отряд помощников… Венгр же оказался действительно умельцем, способным строить камнеметы и стрелометы – и Михаил Всеволодович, не жалея средств, приказал укрепить оборону стольного града своего княжества пороками. И ныне за кольцом внешних стен встали мощные катапульты, метающие камни через городни на полтора перестрела, а в башнях расположились дальнобойные стрелометы.
И главное, что с поля-то их, поганым, не видно…
Правда, крепость покуда молчит, не спеша огрызаться тяжелыми булыжниками и сулицами, способными уже сейчас наказать поганых за беспечность. Вон, знакомые метки в поле, по которым пристреляны черниговские пороки. И хлопочущие китайцы как раз на их линии свои камнеметы ставят. Но у молчания защитников стольного града есть много объяснений: например, они надеются на внезапность, на то, что когда начнется штурм или хотя бы обстрел, они сумеют нанести врагу куда больший урон, чем сейчас.
Или же ждут начала переговоров…
Изначально Михаил Всеволодович рассчитывал, что дождавшись разгрома следующей из Рязани рати, он выставит перед стенами уцелевших пленных и пригрозит, что в случае сопротивления отдаст татарам на разграбление земли запершихся в граде князей. Таким образом, он рассчитывал обойтись без пролития крови северян – даже двоюродного брата Мстислава надеялся выкупить у поганых за счет даров склонивших голову горожан. Однако теперь, наблюдая за приготовлениями агарян к штурму, в душе князя зрела уверенность – татарам будет мало даров откупающегося града, мало крови владимирских ратников и даже Мстислава Глебовича. Пусти их в Чернигов – и ограбят подчистую, да хорошо, если только ограбят! Сумеет ли Михаил отстоять стольный град от монгольского погрома, если Батый вдруг скажет, что желает получить его в качестве подарка, залога крепкой дружбы, в награду за пролитую нукерами кровь – или по любому иному надуманному поводу? Вон, когда Рюрик Ростиславич Киев взял – отдал половцам на жестокое разграбление. Так те даже монахов и монахинь не пощадили, всех слабых и старых перебили, а здоровых угнали в полон.