Схватка - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 47
Так пал ларкашкаки западного похода – но в этот день нашли свой конец и прочие чингизиды. Так, оставшийся подле двоюродного брата Байдар пытался спастись, скинув с себя ханскую броню и спрятавшись под телегами. Там его и добили, даже не признав в очередном монголе внука «потрясителя вселенной»… Шибан истек кровью с пронзенным кипчакской стрелой горлом, Гаюка при попытке сбежать сбросил конь, а после затоптали лошади его же нукеров… Бучека зарубили в неравной схватке венгерские секеи – а Мунке подняли на копья прорвавшиеся к чингизиду рыцари архиепископа Калочи.
Так нашли свой конец все до единого потомки Чингисхана, отправившиеся в поход к «последнему морю»!
Спустя три седьмицы до рубежей Владимирского царства дошла радостная весть об окончательном разгроме поганых агарян в степи. Но в небольшом тереме, срубленном для княжны Пронской Ростиславы и ее сына Всеволода, коему князь Юрий Ингваревич отдал небольшой порубежный град Елец на кормление, сия радостная весть была смешена с горечью утраты. Все слезы выплакала молодая вдова – и потерявшая сына мать, плакал вслед за мамой и бабушкой крошечный Всеволод…
И только дядька молодого княжича, сотник Микула держался, пусть и тер красные глаза. Для молодой княжны, успевшей сделать лишь малый глоток любви во время страшного нашествия татар, у него были единственные слова утешения: Егор сделал все, чтобы защитить ее и сына – он, по сути, их всех и спас… И то, что после молодого витязя осталась не только память, но и живое воплощение в вечности, его сын, чью жизнь и жизнь любимой, и жизнь матери он разменял на собственную – то Божий дар для всей его семьи.
Но в душе Микула скорбел больше всех их – скорбел от того, что не было его подле друга в последнем бою Егора…
Спустя еще пять месяцев, уже по завершению зимы, к занятому венграми Галичу подошла царская рать базилевса Юрия Всеволодовича – во главе с поправившимся от ран Даниилом Романовичем, принесшим свою присягу. В рать сию вошли и черниговские, и переяславльские, и киевские ратники, черные клобуки и ковуи, а также небольшая владимирская дружина. Русичи совместными силами осадили Галич, в коем остался не очень-то и большой гарнизон во главе с королевским дуксом – и еще до прихода подкрепления взяли город штурмом. Благо, что галичане провели ратников царя подземным ходом, скрытым от угров – и те, перебив охрану ворот, впустили рать Даниила Романовича в град. Причем одновременно с тем горожане подняли восстание против мадьяр…
А Волынь отбивать и не пришлось: Василько Романович с горсткой дружинников сумел организовать оборону оставленному ему града, вооружив из княжеского арсенала всех горожан, имеющий боевой опыт. Прочие же ополченцы вооружились охотничьим оружием и плотницкими топорами – и, выведя всех боеспособных мужей на стены, Василько сумел отразить первый штурм угров… Впрочем, это был скорее пробный наскок – и Беле Четвертому определенно хватило бы сил на решительный штурм! Да только к вящему неудовольствию венгерского короля, под стены Волыни явилась рать Сандомирского князя Болеслава Стыдливого – храброго и славного рыцаря… Василько успел отправить к ляхам гонца с просьбой о помощи – взамен уступок спорных земель. И Болеслав явился на его зов – пусть и не вступил с ходу в бой с втрое превосходящими его дружину венграми…
Но и Бела Арпад, не желающий большой войны с поляками, вместо решающей битвы начал переговоры, предлагая Болеславу еще больший кусок Волынской земли. Лях, к его чести, какое-то время всерьез колебался между данным словом и безусловной выгодой…
Но прежде чем Сандомирский князь сделал бы окончательный выбор, венгерское войско внезапно атаковала небольшая, всего тысячная рать Александра Невского, также получившегося призыв Василько о помощи!
Впрочем, разбить угров с такими силами победитель свеев, литовцев и татар и не пытался – но внезапной ночной атакой царский племянник прорвал кольцо осады и вошел в град вместе с дружиной, разом увеличив боеспособность гарнизона. После этой постыдной неудачи Бела все же уговорил Болеслава уйти, пообещав взамен приличный кусок княжеских земель, и предпринял еще два решительных штурма – которые однако были отбиты воями Александра Ярославича.
После чего король был вынужден оставить попытки захватить Волынь из-за недовольных долгой осадой и большими потерями ишпанов… Помощи куман он так и не дождался – после победы над монголами старый хан Котян, также раненый в бою случайной стрелой, вскоре преставился. А новый хан, разом позабыв про все обещания отца, вернулся в Венгрию за своим народом – чтобы увести его в отбитые у врага степи… Про католическое крещение половцы также благополучно забыли – и что важно, никто из ишпанов не посмел встать у них на пути.
…Правда о гибели орды Батыя дошла до Каракорума уже весной – черной вестью от немногих выживших и добравшихся до столицы нукеров, осмелившихся явится на глаза великого кагана. Но тяжело болеющий Угэдэй, узнав о гибели обоих сыновей – участников западного похода, уже не успел собрать в кулак тумены, воюющие в Индии и Корее… Смерть пришла за ним раньше положенного срока, ибо отцовское горе подточило силы больного тела кагана! А вслед за его смертью началась борьба за власть – и по итогам ее месть орусутам отложилась уцелевшими чингизидами на неопределенный срок…
Эпилог
Огонь… Огонь полыхает за моей спиной – жуткий в своем масштабе, всепоглощающий, испепеляющий. Даже здесь, на стене, я чувствую невыносимый жар разбушевавшейся стихии, поглотившей целые кварталы деревянных домов, деревянные же церквушки, княжеский терем – и истребившей все живое, попавшее в гигантскую пламенную ловушку… А когда я узнал охваченный огнем город, мне стало трудно дышать – ибо на моих глазах погибает Пронск.
Из состояния оцепенения меня вывел близкий, непонятный шелест чего-то тяжелого, что пролетело совсем рядом с головой – волосы на макушке обдало сжатым воздухом! Невольно проводив взглядом округлый снаряд, от которого явственно пахнуло чем-то смутно знакомым, я увидел, как тот врезался в землю за стеной – и растекся густой, пламенной лужей.
«Нефть» – как-то отстраненно подумалось мне…
А потом я понял, что видел эту картину уже очень давно, как кажется, в прошлой жизни… В следующую же секунду в сознание потоком хлынули воспоминания, словно прорвавшая плотину речная вода – и я в ужасе затряс головой: если я умер там, в кибитке монгольского обоза, то что тогда я делаю здесь, на стене гибнущего града?! Неужели я попал в ад – и для меня он будет именно таким?
– Нет, это не ад. Это воспоминание… Мое воспоминание.
От внезапно раздавшегося за правым плечом голоса я аж подпрыгнул на месте – а стремительно развернувшись к его источнику, в изумлении замер: передо мной стоял «я». Точнее тот «я», кем я был последние два года, порубежник Егор из Ельца – молодой, улыбающийся мне воин с еще небольшой, курчавой русой бородкой, серо-зелеными, смеющимися глазами, облаченный в простую кольчугу и шелом.
У меня внезапно пересохло в горле. И только пару секунд спустя я разлепил губы, выдав первый, наивный вопрос:
– А что тогда? На рай непохоже вроде…
«Егор» усмехнулся:
– Нет, и не рай тоже, слава Богу!
– Тогда что? Где я нахожусь?!
Мой собеседник немного грустно улыбнулся:
– Находишься ты в палате для тяжелых в областной больнице, подключенный к аппарату новейшей военно-медицинской разработки, стимулирующей работу мозгу. Ты в коме – но уже скоро аппарат тебя из нее выведет, и ты вернешься к своим родителям.
В первый момент я едва не подпрыгнул от радости при упоминании о родителях и о том, что я, как оказалось, выжил при столкновении с грузовиком. Но в следующий же миг страшная догадка словно придавила меня к земле:
– Подожди… А что с нашествием Батыя?! Что с Пронском, Рязанью, Владимиром?! Что с Микулой, Ростиславой, нашими князьями?!
Егор ответил как-то буднично – хотя за напускным равнодушием было легко разобрать подлинную тоску молодого воина: