Имя мое — память - Брешерс Энн. Страница 31

— Какую?

— Записку себе. На будущее. Чтобы помочь себе вспомнить. Я спрятала ее в моей старой комнате в нише за книжной полкой. Там же лежит его письмо.

— Его письмо к вам?

— Да.

— В вашей старой комнате?

— Да.

— Где находится комната?

— В нашем старом доме. Большом доме. Не в том коттедже у реки, где мы живем теперь.

Люси описала местность вокруг большого дома, и находящуюся неподалеку деревню Хайз, и реку, и курятники, и старый огород, который из-за войны превратился в стоянку для автомобилей. Она описала старый сад, прекрасный сад, каким он был прежде.

— Когда именно? — спросил он.

— До маминой смерти. Она ухаживала за садом.

— Когда умерла ваша мать?

— Я была еще маленькой, но помню ее.

В какой-то момент его неторопливый голос вывел ее из дома и привел обратно в офис. Доктор снова просил ее расслабиться и сконцентрироваться на дыхании. Потом велел Люси открыть глаза.

Она чувствовала себя дезориентированной, но путаницы в голове не было. Ощутив отголосок грусти, а не подлинную эмоцию, Люси догадалась, что недавно плакала.

— Вы нормально себя чувствуете?

— Кажется, да.

— Вы помните то, что видели?

Она стала вспоминать.

— Думаю, да. В основном.

Люси осознала, что доктор Розен разглядывает ее лицо.

— Вы быстро и очень глубоко вошли в состояние гипноза, — заметил он.

— Правда? В норме так не бывает?

Взгляд его выражал неопределенность.

— Я бы не сказал, что существует некая норма. Но у вас хорошая реактивность и исключительно четкое представление о том, где вы находились и что видели.

Люси кивнула.

— Вы не знаете, что это означает? Основано ли это на каком-то знакомом для вас опыте? — спросил доктор.

— Не опыт, нет. Но все это казалось знакомым. — Она посмотрела на свои руки. — Вы бы могли назвать это возвращением в предыдущее состояние?

У него был немного смущенный вид.

— Возможно. Подобное случается.

— Не думаю, что это какое-то место, где я побывала. Но вы полагаете, что это может быть…

— Люси, наш сеанс сейчас закончится. Уверен, для вас это были волнующие переживания. Если чувствуете себя не в своей тарелке, милости прошу посидеть в моей приемной столько, сколько вам понадобится.

— Со мной все в порядке, — заверила она.

Она вновь принялась размышлять. У нее не было ощущения, что это произошло с ней или с кем-то другим. Где находится этот дом? Могла ли она когда-нибудь бывать там?

— Вы считаете, что-то могло происходить в действительности? Думаете, я оставила для себя записку? Ничего подобного я не помню.

Задавая эти вопросы, Люси чувствовала странное оцепенение.

Похоже было, доктор Розен не расположен выдвигать какую-либо гипотезу.

— Можно ожидать, что во время гипноза всплывут непонятные и несообразные детали. Как это бывает и во сне. Обрывки информации могут быть чрезвычайно полезны для самопознания. Но, пожалуй, не следует воспринимать их буквально. Самое мудрое — считать их метафорой.

Люси посмотрела ему в лицо.

— Это не было похоже на метафору.

В тот вечер Люси, приглушив звук, слушала в спальне с закрытой дверью запись своего сеанса гипноза. Сильнее всего ее поразил собственный голос. Представляя, как она по подсказке доктора Розена идет по коридору, Люси перестала говорить своим голосом, и он зазвучал как у англичанки. Это было почти сверхъестественно. Она три раза с бьющимся сердцем прослушала эту часть, чтобы убедиться, что поняла все правильно, что говорила именно она.

В реальной жизни Люси плохо удавались акценты. В школьной постановке «Оливера» в восьмом классе она играла кокни с ужасающим акцентом. Он был даже хуже, чем у Дика Ван Дайка из «Мэри Поппинс». Но на пленке ее акцент казался неправдоподобно неуловимым. Она не смогла бы воспроизвести его сейчас даже под дулом пистолета.

Люси слушала свои слова, словно говорил кто-то другой, но при этом помнила то, что говорила, и то, что видела. Голос, эти образы были ее частью и в то же время чем-то чуждым. Она помнила, что видела дом, и, слушая сейчас пленку с закрытыми глазами, лежа на кровати, увидела его вновь. Коридор, дверь в спальню. Ее прежнюю спальню.

Люси уже не находилась под гипнозом. Это ведь не могло продолжаться так долго. Доктор Розен сказал, что вывел ее из этого состояния. Выйдя из его офиса и сев в машину, чтобы ехать обратно домой, Люси сделала несколько совершенно обычных вещей, и в голове у нее были самые обычные мысли. Она заправила автомобиль бензином и купила пачку «Скитлс». Дома срезала на заднем дворе гортензии и поставила их в вазу. Налила Пилораме воды и выудила из его стеклянного ящика очередную слинявшую шкурку. Затем вместе с матерью приготовила ужин. Услышав, что вернулся отец, Люси помогла ему убрать в шкаф форму конфедератов, которую он каждый год надевал для музея в Ченселлорсвилле. Она, безусловно, не продолжала говорить с акцентом старомодной английской девушки. Ее голос опять звучал обычно, и, несмотря на странный неспешный переворот, происходящий у нее в голове, Люси ощущала себя более или менее собой.

Слушая пленку с закрытыми глазами, она вновь видела перед собой то же, что и во время гипноза. Представляла, как открывает дверь спальни, смотрела на комнату. Но девушку на пленке — ее — вдруг охватывали эмоции, и она утрачивала способность ясно видеть. Люси уже не чувствовала боли.

Не открывая глаз, она рисовала в воображении слабое свечение желтых стен, зеленоватый лиственный оттенок света, проникающего через два высоких окна. У нее не возникало ощущения, будто она все это придумала. Люси не понимала, откуда пришло это видение, но ей казалось, она исследует, выискивает что-то, уже находящееся в ее сознании.

В той комнате не было трех солдат. Теперь она увидела, что не было ни одного. Она лишь на миг удержала ускользающие образы находившихся там молодых людей. В воображении оставалась комната с высокой кроватью под балдахином, массивным, изысканно украшенным шкафом, комодом с помутневшим зеркалом и рядами элегантных книжных полок, встроенных в дальнюю стену. У Люси возникло странное ощущение, что сумей она добраться до этих полок, то на корешках прочитала бы название каждой книги. Но девушка — она — не пошла к дальней стене. Рыдая, она стояла в дверном проеме.

Внизу, испугав Люси, хлопнула дверь в ее собственном доме. Она села в кровати, выпрямившись и открыв глаза, вернувшись в свою комнату, в которой тоже оказались желтые стены. У нее было ощущение, словно она поднялась к поверхности сквозь пятьдесят футов плотной воды. Теперь, оказавшись на поверхности и глядя вниз, Люси различала лишь размытые отдаленные образы. По сути, она их больше не видела.

В ту ночь ей снилась желтая комната — другая желтая комната. Она увидела в ней Дэниела и не удивилась. Он выглядел не так, как Дэниел, которого она знала по средней школе, однако это был он. В снах так часто происходит. Он хотел ей что-то сказать. На лице его было то же мучительное выражение, что и на выпускном вечере. Дэниел пытался что-то произнести, но не мог издать ни звука. В легких не хватало воздуха. Ей было его очень жаль. А потом дошло: ведь она знает, что именно он пытается сказать.

— Ах, записка! — беря его за руку, воскликнула Люси. — Я знаю об этом.

Хастонбери-Холл, Англия, 1918 год

Я никак не мог поверить, что умираю. Добрый доктор Берк знал об этом, и сначала я ему не верил. Был твердо убежден, что он ошибается, ведь судьба не может быть такой жестокой, вопреки тому, что имел все основания считать, что судьбе нет дела до событий подобного масштаба. Но по мере того как проходили дни, невозможно было не признать, что с легкими у меня становилось все хуже. Прежде мне доводилось умирать от туберкулеза, и я знал, как это бывает. А на сей раз мои легкие были повреждены газом. Наверное, я тот, кто не боится смерти, однако я не мог с ней смириться.