Имя мое — память - Брешерс Энн. Страница 33
Когда гасли последние огни в коридоре, София со вздохом собиралась уходить.
— Как мальчик из Ноттингема научился так интересно рассказывать истории?
— Я мальчик из многих мест. Просто я рассказываю тебе то, что помню.
Она посмотрела на меня с сомнением.
— Я постоянно борюсь со своей доверчивостью. Поначалу мне удавалось, но теперь становится все труднее. — София пытливо изучала мое лицо. — В тебе есть нечто такое, что отличает тебя от всех людей, которых я знаю. Какая-то непонятная уверенность. Словно ты действительно человек, знающий целый мир.
Я рассмеялся, счастливый, что она позволила мне долго держать ее за руку.
— Почему ты не знаменит? Почему о тебе не пишут писатели, а фотографы не снимают тебя?
Я был задет и не скрывал этого.
— Никто обо мне ничего не знает. Я никому не говорю. Не хочу быть знаменитым. И почему кто-то должен мне верить?
— Потому что ты умеешь делать необыкновенные вещи.
— Как и многие другие.
— Но не как ты.
Я дотронулся до повязки на ребрах.
— Мне хочется прожить свою жизнь по возможности спокойно. Не желаю, чтобы меня считали сумасшедшим, отправили в психушку, куда попадают люди со старыми воспоминаниями. Я никому не рассказываю об этом.
— Но мне ты рассказал.
Я повернулся к ней. Я чувствовал приближение могилы и не мог поступить по-иному.
— Господи, София, ведь ты для меня не «кто-то». Разве ты не слышала, что я говорил? Может, ты считаешь меня очередным трогательным парнем на твоем попечении, и так оно и есть. Но ты для меня — все на свете.
Я сел, выпрямившись и покраснев, но был настроен так решительно, что почти не чувствовал свои легкие и остальное тело. София отпустила мою руку, и было видно, что она вот-вот заплачет.
— Прошу, постарайся мне поверить, — произнес я. — Это произошло не случайно. Ты находилась со мной с самой первой жизни. Каждый раз ты — мое первое воспоминание, единая связующая нить всех моих жизней. Именно ты сделала меня личностью.
Хоупвуд, Виргиния, 2007 год
Люси проводила дни в одиночестве. Стоя за прилавком в магазине «Здоровая еда», она смешивала фруктовые коктейли из множества ингредиентов для бесконечной, как ей казалось, очереди покупателей, но при этом была настолько погружена в свои мысли, что, по сути дела, оставалась одинокой. Звук крошащегося в блендере льда то врывался в череду ее постоянных размышлений, то опять затихал. Он был саундтреком к ее лету.
Она ничего не сказала Марни. Она и себе ни в чем не признавалась. Люси дожидалась нужного момента.
Чаще всего она думала о Дэниеле. Не знала, думать ли о нем как о живом или о мертвом, но думала о нем постоянно. И все время мысленно разговаривала с ним.
Ей казалось, она стала лучше понимать его одиночество. Она понимала это состояние настолько хорошо, что чувствовала, будто подхватила его от Дэниела, как лихорадку. Что ж, поначалу заразилась от него помешательством; одиночество возникло намного позже. Когда ты знаешь, что отличаешься от других, когда твой внутренний мир непонятен никому, включая тебя самого, то это, естественно, изолирует тебя от людей. Ты не в состоянии уловить то, о чем принято думать у нормальных людей, в сравнении с тем, о чем на самом деле думаешь ты, и расхождение между вами растет. Самые обычные отношения становятся более напряженными, пока ты, возможно, не прервешь их.
«Наверное, это можно назвать душевной болезнью, — говорила себе Люси, когда у нее случались неприятности. — А может, я на правильном пути. Видимо, многие ненормальные люди тоже на правильном пути».
Это можно было назвать бесплодной попыткой найти разумное объяснение. И она принялась искать нелогичное объяснение, которое лучше всего подходило бы к тому, что она испытала. Люси надеялась на свою внутреннюю гармоничность, которая ее не подводила.
Считается, что доступ к прошлым жизням можно получить с помощью гипноза. Это называется возвращением в прошлую жизнь. То есть мы предполагаем существование прошлых жизней, что само по себе странно, но Люси пока старалась не придавать этому значения. Она принимала это временно, в качестве гипотезы. Догадки теперь сопровождали ее постоянно.
Итак, из данного предположения следовало, что в прошлой жизни Люси была той самой английской девушкой. Это казалось неправдоподобным. Это означало бы, что тот огромный дом действительно существует или существовал где-то прежде, очевидно, в Англии. Это означало бы, что у нее была когда-то мать, которая занималась садоводством и умерла, когда она была маленькой. Это означало бы, что существовал реальный парень, которого она любила и называла Дэниелом, отождествляя его в своих мечтах с ее Дэниелом из средней школы, и который умер.
Это означало бы, что существовала когда-то записка, оставленная для… для нее. Это означало бы, что эти вещи существуют в реальном мире и она может найти их, если они не утрачены или уничтожены. Чтобы связать мысленные образы с вещами в реальном мире, понадобилось бы усилие воображения, но именно это и предполагала ее гипотеза. Люси хотелось все выяснить. Она не успокоится, пока не сделает этого. Люси намеревалась ни на мгновение не давать спуску своему помешательству; нельзя было допустить, чтобы оно продолжало преследовать ее. Если существуют реальное место, дом и записка, она намерена попытаться найти их.
Ее летний перерыв в занятиях и в самом деле оборачивался каникулами, когда она отдыхала от здравомыслия. Люси вскользь вспомнила о Дане, понадеявшись, что в конце сможет без приключений вернуться назад.
Хастонбери-Холл, Англия, 1918 год
Она захотела узнать о Софии, и я рассказал ей. Не все, но многое. Она слушала с таким вниманием, словно сама это вспоминала. Так или иначе, именно это я нафантазировал в часы, которые принужден был проводить без нее.
— Так что мы сделали, когда отправились в пустыню?
Она немного подшучивала надо мной, все еще ставя под сомнение мои слова и дожидаясь, когда я рассержусь. Но стала более снисходительна и начала мне верить. Вопреки себе, начала верить тому, что я рассказывал ей о моем прошлом. Но, спрашивая меня о себе, когда я припоминал ее участие в этих приключениях, она по-прежнему просто играла.
— Сначала мы очень торопились. Как я говорил, мне надо было увезти тебя от моего ужасного брата.
— А потом?
Мне нравилось, когда она снимала туфли и устраивалась на кровати рядом со мной.
— Мы поехали медленнее. В пустыне не видно было ни души. Мы почувствовали себя в безопасности. Ты проголодалась и съела почти всю еду.
— Неправда.
— Правда. Прожорливая девочка.
— Во мне было пятьсот стоунов?
Я покачал головой, мысленным взором представляя ее такой, какой она была.
— Едва ли. Ты была такой же стройной и красивой, как сейчас.
— Итак, я была прожорливой и съела всю еду. А дальше?
— Я развел огонь, установил очень примитивный навес и положил под него одеяла.
Она кивнула.
— Но тут мы оба увидели на небе потрясающие звезды и вылезли из-под навеса.
— Как здорово! А что было потом?
— Мы стали нежно любить друг друга под открытым небом.
Мне нравилось смотреть, как вспыхивают ее щеки.
— Нет, этого не было.
Я улыбнулся.
— Ты права, не было.
— Не было? — разочарованно протянула она.
— Нет. — Осмелев, я коснулся ее щеки. — Но мне хотелось.
— Может, мне тоже. Почему же мы этого не сделали?
Она подтянула колени к груди.
— Потому что ты была замужем за моим братом.
— Тем самым, который пытался меня задушить?
— Да. Он был убийственно ревнив, поскольку думал, что я предал его и использовал тебя. Я не хотел, чтобы он оказался прав.
— Но он того заслуживал.
— Верно. Но мы заслуживали лучшего.
На ее лице отразилось волнение.
— Ты так считаешь?
— Да. С тобой остаются сожаления. Со временем они коверкают душу. Даже если ты не в состоянии вспомнить. — Я прикоснулся к ее ногам, на которых были носки. Как я жаждал прикоснуться к каждой части ее тела. — Так или иначе, у нас еще будет шанс.