Кофе и полынь (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна. Страница 64
– …я, Лайзо Маноле, беру в жёны Виржинию-Энн Эверсан и Валтер, клянусь любить её вечно, в здравии и болезни, и провести с ней всю жизнь…
– …я, Виржиния-Энн Эверсан и Валтер, беру в мужья Лайзо Маноле, клянусь любить его вечно, в болезни и в здравии, и провести с ним всю жизнь…
– Ну, что соединили Небеса, того человеку не разорвать, – заключил священник. И шепнул, подмигнув Лайзо: – Надеюсь, что кольцо у тебя есть.
Кольцо у него, конечно, было – тонкий изящный ободок, который он надел мне на палец; я же, поколебавшись, сняла бабушкино кольцо с розой – мне оно всегда было немного великовато, а на Лайзо село как влитое, хотя и смотрелось немного странно.
Впрочем, у него были очень изящные руки.
– Объявляю вас мужем и женой! – сказал священник торжественно. – Можете скрепить брак поцелуем. Я же пойду, пожалуй, пока мои детки не натворили чего… Приют-то не казённый, жаль, если по брёвнышку разнесут… Да и нехорошо отлучаться мне оттуда надолго…
Он, кажется, говорил что-то ещё, но я не услышала, потому что Лайзо меня и правда поцеловал.
Нам хлопали; я бросила куда-то свадебные подсолнухи; нас поздравил сам король, и Виолетта Альбийская, растроганная до слёз, и ещё много-много людей, даже отдалённо незнакомых. Подошёл к нам и маркиз. Меня погладил по голове, как дитя, а Лайзо ободряюще хлопнул по плечу.
Цвели яблони; было тепло; воздух благоухал весной.
А потом в самой глубине сада я увидела маму. Она стояла рука об руку с отцом и смотрела на меня, а когда почувствовала взгляд – махнула издалека. Я ответила тем же – и отвернулась.
Пока нам ещё, к счастью, не по пути.
Я знала, что у нас всё будет хорошо. Что мы с Лайзо проживём – вместе – долгую жизнь. Что через месяц будет свадьба у Эллиса и Мэдди, и он будет сердиться, что мы его опередили; что к осени Паола сделает предложение маркизу Рокпорту – да-да, именно так! – и он ответит согласием. Что Лиам станет всё-таки сыщиком, хотя и не таким, как себе воображал, а дядя Клэр отправится в кругосветное путешествие.
Что зима будет сменяться весной – всегда.
И что кофе я уже, пожалуй, не разлюблю.
…всё это похоже на сон.
И одновременно – вполне реально.
Комната чем-то похожа на мою. Тут под ногами – мягкий ворс альравского ковра, по которому так приятно ходить босиком; у окна – кресло-качалка; стены утопают в дыму, как и пейзаж за окном, но, если присмотреться, можно различить снаружи диковинные башни из зеркал и стекла.
В моё время такого, конечно, не было.
А на полу – посреди комнаты – сидит девчонка и ревёт в голос, разбросав вокруг изрисованные листы.
Ей, пожалуй, с виду лет пятнадцать. Она миловидная; у неё мой овал лица, короткие волосы цвета кофе – и ярко-зелёные колдовские глаза. Вместо платья – узкие штаны из грубой ткани и чёрная сорочка с коротким рукавом, расписанная молниями и черепами.
…Милдред Виктория-Энн, будущая графиня Эверсан и Валтер.
Сильная девочка, о, я это вижу, пусть ей и кажется сейчас, что земля уходит из-под ног.
Делаю шаг вперёд – маленький, чтобы остаться там, где я есть, но одновременно очутиться и там, где она. Мои юбки шуршат; в руках чашка из белого фарфора, чёрный кофе, нежное облако сливок. Я сажусь в кресло так, чтобы на фоне окна предстать призраком, тенью, силуэтом.
Кресло скрипит; девчонка оборачивается – настороженно и в то же время с затаённой надеждой.
Улыбаюсь.
– Милая Милли, – говорю я ей. – Не стоит бояться перемен.
END