Перед стеной времени - Юнгер Эрнст. Страница 20

Это проявляется, в частности, в том, что даже самые крупные планы рушатся, если модель не удостоверена пророчеством со стороны праистории, этой «идеи рода человеческого». Ее важнейший компонент, ее отличительный признак – вечный мир, вечное счастье. Вот почему она по сей день продолжает существовать под историческим миром, на еще большей глубине, чем миф, чья главная тема – борьба. О людях Золотого века Гесиод пишет:

В противоположность им, люди Медного поколения «любили грозное дело Арея, насильщину». Однако отражения счастливейшей поры жизни человечества по сей день обладают большей силой, чем отголоски других времен. Из Золотого века вышел человек Руссо. Человек нордический – из медного. Когда модели, навеянные этими двумя эпохами (в какое бы количество эфемерных идей они ни рядились и сколько бы государств и народностей их ни представляло), сталкиваются, в исходе столкновения сомневаться не приходится.

Из этого не следует делать выводов морального характера. Гуманный дух не «лучше» героического и не «хуже» (в ницшеанском смысле). Его теории хотя и вдохновлены золотым веком, способствуют торжеству мира ничуть не успешнее, чем любые другие. Еще неизвестно, какие идеи потребовали в наше время больших кровавых жертв – героические или социальные. Несомненно одно: даже при равных взносах на счет зачисляются разные суммы. То, что здесь воспринимается всеми (включая теологов) как нечто непростительное, там видится как неизбежное, а зачастую еще и достославное. Это оптический обман. И здесь, и там есть доброе и благородное, а в мрачные времена – ужасное. Не существует таких идей, во имя которых людей бы не убивали и во имя которых многие не умирали бы с радостью.

И все же в нашей практике гуманные идеи приживаются лучше и ведут дальше, чем героические. Причина не в том, что первые моложе, современнее, прогрессивнее. Напротив, они древнее, они уходят корнями в более глубокий слой. Именно он и определяет сущность прогресса, который сам по себе есть всего лишь движение. Гуманное побеждает героическое потому, что теснее прилегает к ядру человечности, подходит ближе к Золотому веку, таким образом сочетая в себе прогрессивный дух с консервативным.

Завершая разговор о том, что понимается под праисторией, подчеркнем: это не доисторическая эпоха, не предмет для этнографических исследований, не нечто раннее или первое во временном отношении. Это – глубинный пласт человека, душевно нераздельная сила. Потому-то и не меркнет мирный блеск Золотого века.

Как академическая дисциплина изучение праистории незаметно, однако вполне обоснованно отдалилось от историописания. На раннем этапе она воспринималась как история Спасения, история откровений и начал. Не случайно первые главы древних исторических трудов повествуют о рае. Сегодня праистория стала предметом глубинной психологии, которая, развиваясь, принимает все более отчетливый типологический характер, резко размежевываясь с доисторическими исследованиями. Это одна из тех комнат-переходов, пограничных областей, где наблюдается растущая научная активность – особенно с тех пор, как аналитическая методика стала отступать перед синтетической, точнее синоптической.

Можно надеяться, что старая мантра «Познай самого себя» обретет здесь новый цех, новую школу мастерства. Чтобы постичь человека во всей глубине, нужно видеть не свойства, а целостные образы. Только они обладают силой, способной укротить титаническое.

«Познай самого себя», – гласила надпись в дельфийском храме Аполлона. Не случайно именно эти слова были высечены на стене святилища, где произносились пророчества, предсказывались судьбы. Лишь добравшись до самой глубины своей натуры и собрав себя воедино, человек готов войти туда, где ему откроется будущее и где знание уже невозможно.

Наши учения о гештальтах и есть не что иное, как такая подготовка – последняя помощь научного ума перед встречей, в которой ни отдельный человек, ни целый народ не способен выстоять.

Деление древности на золотой, серебряный, медный и железный век не имеет отношения к материальной ценности этих металлов. Здесь они, скорее, имеют то значение, которое им приписывали алхимики или астрологи, соотносившие свойства веществ с добродетелями бытия. Мы и сейчас еще говорим: «Слово – серебро, молчание – золото».

Четыре эпохи древности – это, по сути, ее четыре времени года, пошаговый переход от расцвета к упадку. Золото здесь ассоциируется с божественным началом.

Индийскому мудрецу тоже были известны эпохи немыслимой продолжительности, разделенные явлениями, близкими к светопреставлению. У каждой из них своя заря и свои сумерки, свое небо, населенное божествами, и свой человек.

Подразделяя время существования человека на каменный, бронзовый и железный век, современная история говорит прежде всего о материалах в собственном смысле, и лишь во вторую очередь – об уровнях развития, обусловленных их применением. Эпохи встраиваются в эволюционную историческую перспективу, где переход от ступени к ступени означает рост, а не падение, как в Библии или у Гесиода.

При ближайшем рассмотрении нельзя не обратить внимания на некоторые соответствия. Мы установили, что нордический идеал восходит к медному веку: таково мифическое обозначение отрезка, который историки называют бронзовым веком. Это время, когда миф на правах господствующей действительности определял человеческие поступки и мысли.

Оставаясь незыблемой в воспоминаниях (в поэмах Гомера и в сагах), та реальность не может повториться политически. Во Второй мировой войне не случайно были сокрушены именно те силы, чьи образы-прототипы – нордический воин, древний римлянин и японский самурай – происходили из бронзового и начала железного века. Их победа противоречила бы закону, согласно которому миф не может снова занять господствующее положение: он способен, подобно вулканической лаве, прорваться сквозь пласты истории, но не способен изменить мировой климат. Этим же законом объясняются и многочисленные частные особенности: то, например, что война больше не ведется между народами, возглавляемыми королями, по дуэльным правилам, что она утрачивает свой мифо-героический этос, хотя сохраняет более глубоко присущие ей компоненты, такие как самоотверженность и боль, что властитель перестал достоверно выглядеть в образе рулевого и отца. Уже Наполеон выступал в другой роли – того, кто высвобождает энергию. Прототип такого властелина – мифический вечный юноша. Поскольку он не способен состариться, его полномочия не имеют достаточного веса в глазах «собрания народов» – фона, на котором выступали гомеровские герои.

Если соотнести медный век Гесиода с нашим бронзовым, то возникает вопрос: вероятно, золотой век тоже имеет подобное соответствие? У Гесиода он самый ранний – это объединяет его с каменным веком как древнейшим из периодов жизни человечества, вычленяемых наукой. В самом деле, золотой век, каким он представляется людям исторической эпохи, чаще всего видят там, где культуры каменного века сохранились до наших дней. Известно, что путешествия Кука и Форстера по южным морям повлияли на идеи Французской революции, в частности, на ее представление о человеке. Хронологическая соотносимость двух веков так же неслучайна, как и то, что именно из мира тропических народов взяты основополагающие понятия психологии, или то, что древнейшие наскальные рисунки открываются нашему взгляду именно сейчас. И сам факт, и способ обнаружения этих следов первобытного человека имеет определенные предпосылки.