Холодные сумерки - Шарапов Валерий. Страница 7
– Тащ майор, – сообщил дежурный сержант, – ответьте на звонок от потерпевших.
Дмитрий не успел ни возразить, ни уточнить про свою часть. Короткий писк, и голос сержанта сменился невнятными женскими всхлипываниями.
– Гражданочка… – Вздох вышел тяжелым, под размышления о том, что сержанты совсем обнаглели и разучились докладывать коротко, но при этом внятно и осмысленно. – Вы по делу бы всхлипывали, что ли. Майор юстиции Меркулов. Что у вас произошло?
– Дочка, Зоечка, – ответила женщина, – пропала. Ушла на работу, она у нас хорошая, на Дальхимснабе работает, в киоске. И не пришла, понимаете? Мы уж все глаза проплакали. И деньги она вчера не сдала.
Пропавшие девушки напоминали о пляже. Пропавшие – казенные – деньги намекали, что переводить звонок нужно было другому отделу. Если дежурный этого не сделал, значит, на то были причины, например в виде свежих ориентировок. Или кому-то придется надрать уши. Дмитрий взял чистый лист бумаги и ручку.
– Погодите. Помедленнее. Представьтесь, пожалуйста.
– Реутова я, Татьяна Владиславовна. – Женщина снова всхлипнула. – Живем на Первой речке, и Зоечка… Реутова Зоя Романовна, дочь моя, на работу на автобусе ездит. Сами знаете, как у нас с автобусами! Не вернулась вчера. А еще она на работу сегодня не вышла! Ой, товарищ майор, с ней беда ведь! И товарищ сержант, как услышал, так сразу…
– Расскажите, пожалуйста, как выглядит Зоя? – Прижав трубку к уху плечом, Дмитрий подхватил со спинки стула китель. По-видимому, драть сержанта за уши не придется.
– Как… тоненькая она, как березка, темненькая, потому что в отца пошла, а глаза карие. Уходила – платьице надела, светлое, в цветочек… С ней беда случилась, товарищ майор?
Дмитрий никогда не умел справляться с такой вот ситуацией, когда надеются, что ты возразишь, скажешь, что все будет хорошо, но при этом понимают, что случилась беда. Что тут можно было ответить, да еще по телефону?
– Знаете, Татьяна Владиславовна, а давайте я заеду. Вы ведь дома, верно? Дочь ждете? Где, говорите, на Первой речке?.. Записываю.
Дмитрий заскочил в оперу, нашел взглядом Изместьева, мотнул головой, подзывая к себе.
– Миша, маршрут автобуса к Дальхимснабу знаешь? Время работы киоска на остановке? Нет? Узнай. Добудь список водителей за вчерашний день и хоть душу из них вытряси, но узнай, кто и когда вез туда утром худенькую темноволосую девушку. И кто вез или не вез ее обратно в город вечером. Пассажир она постоянный, должна была примелькаться. Потом проверь такси. При ней была сумка с деньгами – может, решила не ехать на автобусе, а поехала на такси. Понял?
– Так точно!
В глазах Изместьева вспыхнули знакомые искорки азарта, да и сам Дмитрий чувствовал азарт. У убитой или рядом не было ни одежды, ни документов, ни сумки. Отпечатки пальцев в архиве не значились, поиск по зубным клиникам требовал времени, след убийцы остывал с каждым часом, а тут – повезло. Родственники могли не звонить еще несколько дней, зная, что заявление о пропаже раньше трех суток все равно не примут, – и все же позвонили. Внезапная удача выбивала из головы сонливость не хуже ледяной воды.
Кивнув Михаилу на прощание, Дмитрий сбежал во внутренний дворик и махнул водителю служебных «жигулей», чтобы заводил мотор автомобиля.
Небольшой двухэтажный дом, выкрашенный желтой краской, утопал в зелени: вокруг разрослись каштаны и липы, скрывая под собой красные гаражи. Во дворике весело перекликались дети, прыгая по вкопанным в землю шинам, легкий ветерок колыхал развешенное на веревках белье. Из окна на первом этаже за Дмитрием подозрительно наблюдала бабка в расшитом цветами платке. Обычный дом, в котором еще не знают о страшном событии.
«Надо будет расспросить участкового, – подумал Дмитрий, открывая скрипучую дверь в подъезд. – Может быть, он что-то видел или знает. Хотя ни черта это не похоже ни на бытовуху, ни на соседские разборки. Похоже, что действовал псих, но и психа кто-то мог видеть. Где-то же он ищет жертв, откуда-то о них знает. А может, это, чем черт не шутит, какая-то другая девушка. Бывают же и просто совпадения? Бывают. Только я в них не верю».
Квартира номер четыре располагалась на втором этаже. Дмитрий надавил кнопку звонка, и внутри раздалась звонкая трель. Открыли ему сразу, словно ждали за дверью. А может, и на самом деле ждали.
Бледная женщина с пушистыми темно-русыми волосами стояла, прижав руку к груди, словно поняла все сразу, стоило ей только взглянуть на визитера. Рядом с ней, обнимая ее за плечи, стоял темноволосый мужчина в форме железнодорожника.
– Дмитрий Владимирович Меркулов, – представился майор, нарочито неторопливо раскрывая корочки. – Татьяна Владиславовна? Мы по телефону разговаривали. А вы?..
– Роман, – коротко ответил мужчина и тут же, спохватившись, добавил: – Михайлович.
– Разрешите войти?
Его провели в светлую гостиную, окна которой выходили на сопки. Над диваном, накрытым пледом, висела большая черно-белая фотография маяка, снятого на закате. Другие, поменьше, разместились вокруг. Сопки, море, карьер. Заросшие травой руины церкви на фоне промзоны – Дмитрий даже не знал, что там такое есть. Фотографии были неуловимо похожи, и Дмитрий, кивнув на них, спросил у хозяина:
– Хороши. Ваши?
Тот дернул головой.
– Нет, Зои. У нее ведь руки золотые, и фотографии эти даже в газеты брали. А лучшее вот, вешаем, потому что лучше любой картины. Мастерскую вот ей оборудовал, чтобы все правильно было, специально дверь в ванную подогнал, чтобы ни лучика не пропускала. Знаете, когда проявляешь, нельзя, чтобы свет попадал, иначе фотографии засветятся. Как Зоя говорила: запортятся.
На комоде стояла еще одна фотография. Татьяна Владиславовна с мужем и темноволосая, пошедшая в главу семейства девушка. Дмитрий узнал ее сразу, хотя девушка на фото выглядела не такой тощей. Судя по дате в уголке, фотография была сделана всего несколько месяцев назад.
«А пропала она вчера. То есть это не убийца морил ее голодом. Странно».
– Не томите, – тихо сказала женщина. – С ней что-то случилось, да? Она… в больнице?
Дмитрий повернулся к ним. Хозяева так и стояли в дверях, словно не решаясь войти в комнату. Он вздохнул. Хороших способов сообщать о смерти не было. Оставалось говорить как есть.
– Садитесь, пожалуйста. К сожалению, вынужден сообщить, что ваша дочь мертва.
Начать собирать сведения о Зое Дмитрий начал только через час, когда закончились слезы, сомнения и упреки. Татьяна Владиславовна не хотела верить, даже когда он показал фотографию убитой девушки – самую невинную, только с лицом. У ее дочери не было колотых ран на щеках, не было вырезанной на лбу звезды, и главное – ее дочь была жива и не могла смотреть в объектив вот так, слепо, уже ничего не видя.
А когда поверила, впала в ступор.
Теперь Роман с женой отвечали механически, но – отвечали, рисуя жизнь, которая, Дмитрий знал по опыту, была куда сложнее, чем обычно виделась родителям. Его делом было как можно больше узнать о жизни девушки.
Например, фотографии. Искусство и газеты – это хорошо, но, взяв альбомы и посмотрев их, Дмитрий понял, что Зоя облазила весь Владивосток, все вокруг него и добиралась даже за Уссурийск. Разумеется, без родителей. Следовательно, могла влипнуть во что угодно, познакомиться с кем угодно и ничего об этом не рассказать. Или рассказать только близким подругам, недлинный список которых уже ждал в блокноте.
Потом работа в киоске. Заметная работа, просвечивающаяся насквозь… да, если бы кто-то неизвестный крутился вокруг – его бы заметили, потому что на заводе и вокруг все на виду, но а если известный? На Дальхимснабе работали многие сотни человек. Плюс все, кто просто проезжал мимо. Круг потенциальных знакомых разрастался настолько быстро, что Дмитрий почти сразу перестал запоминать детали, просто слушал, пытаясь уловить что-то, что выделилось бы из потока чужой жизни. Человеческая память – странная штука. Она лучше всего сохраняет странное, необычное. Малейшие изменения могут внезапно показаться важными. Новый человек, случайно пойманный взгляд, который напугал, привязчивый покупатель…