Он – Дьявол, а я его - Гуляева Евдокия. Страница 3

Один вдох. Второй. Третий. По щекам уже вовсю текут бессильные слёзы.

Мне следует взять себя в руки, но я не могу. Реву. В голос. Громко. Надсадно. Буквально захлёбываясь, сминая в кулаках многострадальную простынь.

ОН же просто уходит, захлопывая за собой дверь, не говоря ни слова.

Глава 2

Спустя час я уже не плачу – обессилев, только хриплю и дышу всё ещё с таким трудом, будто шею сдавливают крепкие мужские пальцы.

Оргазм получила? Значит распишись за последствия.

Унизительно – не всегда больно. Однако, в обоих случаях бывает невыносимо.

Тело чешется от прикосновений. Зарёванная. С липкими от спермы ногами. Голая. Измученная. Я подтягиваю к себе сбитые в кровь коленки и содранными ладошками глажу, жалею их. Едва шевеля распухшими искусанными губами, раз за разом дую на них, словно это есть моя самая серьёзная травма. Право глупо. По-детски.

В душ не идётся. К чему сцарапывать кожу мочалкой, если это ничего не изменит? Ощущение грязи внутри никуда не денется. Оно останется, сколько не отмывайся снаружи. Так и сижу.

Превозмогая жуткую апатию и усталость, я подтираюсь тем, что осталось от платья, на четвереньках заползаю под одеяло и накрываюсь им с головой. Трясёт.

Ночью меня ломает. Видимо температура, потому что я словно в бреду. Мне снится изувеченное лицо того парня – Рэя: его губы, изорванные о твёрдые костяшки кулаков Келлана; кожа ошмётками, сгустки крови; потом звук посыпавшихся зубов на мрамор лестничной площадки. Удары. Хруст. Удары. Сознание наслаивается и в нём мелькают жуткие обрывки воспоминаний детства. Отец. Дядя.

***

На несколько дней Келлан снова исчезает.

Оскара тоже нет. Новый охранник следит за каждым моим движением. Кажется, он уже появлялся перед моей дверью ранее и его зовут Мэйсон.

Дни проходят в дымке рутины. Сплю. Ем. Снова сплю. Однообразие и скука смешиваются со страхом, с которым я больше не хочу бороться. Теперь пробую управлять им. Первый шаг к тому, чтобы расстаться с ним, – признаться в нём самой себе. И теперь каждый прожитый день говорю:

«Да, я боюсь, и это нормально».

После очередного ужина, во время которого я для вида ковыряюсь в тарелке, но почти ничего не ем, уже лёжа в постели, я ловлю себя на мысли, что постоянно думаю о Келлане.

Где он? С кем?

Не хочу знать, сколько он отсутствует, но бессознательно отсчитываю. Три дня. Это семьдесят два часа или четыре тысячи триста двадцать минут.

Я знаю, что этого не следует делать. Я не должна. И всё равно продолжаю считать. Возможно, дело вовсе не в нём, а мне не хватает общения с кем-либо.

Тереза где-то в доме, однако я не вижу её с того дня, как она помогла мне привести себя в порядок до вечеринки. Ей запрещено приближаться. А приставленный ко мне охранник безэмоционален, зажат и практически нем, за исключением передачи мне коротких приказов, исходящих от самого Келлана.

К чёрту их!

Я стараюсь доказать себе, что думаю о нём только потому, что больше всего боюсь его возвращения.

Так ли?

Я пытаюсь убедить себя, что ненавижу его.

Со всей силы.

Но это лишь самообман, не иначе. Постыдный. Я это знаю, потому что в самой глубине моей выпачканной им душе, я признаю, что дышать без него не могу.

Интересно, не схожу ли я с ума в этом огромном глухонемом доме?

Я зажмуриваюсь и раз за разом прокручиваю в голове те слова надежды, которые Тереза прошептала мне на ухо в нашу с ней последнюю встречу. Могу ли я им верить? А может быть, мне это просто показалось? Я больше не жду, что весь этот кошмар когда-нибудь закончится. И всё же… Надеюсь. С закушенными губами, с замирающим в груди сердцем я понимаю, что попробую. Ещё раз. Последний.

И у меня обязательно получится!

Вот только, как бы я ни была благодарна Терезе за помощь, часть меня (совсем крошечная), не желает следовать предложенному ею плану побега. И я опять обману себя, если скажу, что эта самая часть всегда тонко чувствует приближение неприятностей; нет, она противится этому, потому что очень хочет остаться. Оттого становится стыдно.

***

Верчусь с боку на бок, гляжу в потолок и не помню, как оказываюсь в очередном кошмаре.

Каком по счёту?

Дурные сны что-то провоцирует, и когда это происходит, я просыпаюсь с криком. Как сейчас.

Я резко сажусь. Хватаю ртом воздух. Вжимаюсь в спинку кровати, защищаясь одеялом. Задыхаюсь, вся зарёванная, в холодном поту.

Который час?

Не могу сразу сориентироваться. Темно. На ощупь шлёпаю ладонью по прикроватной тумбочке там, где должен находиться ночной светильник, и с тихим щелчком, наконец, его включаю.

Осматриваюсь.

Никого. Правда, никого нет. И всё как будто на своих местах.

Только дверь моей спальни… приоткрыта.

При этом мне совершенно точно известно, что она была заперта новым охранником снаружи. На два оборота.

Я медленно подтягиваю колени к груди, затыкаю себе рот кулаком, впиваюсь в него зубами и беззвучно всхлипываю. Страшно до жути.

Пульс в висках мешает мне прислушаться к звукам снаружи.

Я глубоко вдыхаю, но тут же снова престаю дышать, – запах сандала и корицы буквально душит. Горло мгновенно сжимает нервным спазмом. Парфюм Уолтера. Или дяди Виллиама.

Один вариант хуже другого.

Опять вдыхаю, сосредотачиваясь.

Несёт из коридора. И если моя дверь открыта…

Я медленно и бесшумно стягиваю одеяло.

Осторожно, равномерно распределив свой вес по полу, стараясь не дышать вовсе, я делаю тихие шаги к двери, за которой должна находиться охрана.

Когда я засыпала, там был Мэйсон.

Сердце вот-вот выскочит, в то время, как я тянусь к дверной ручке и замираю, прислушиваясь.

Глава 2.2

С опаской выглядываю в полутёмный коридор, ночью тускло освещенный редкими лампами, активируемыми движением.

Помню, что в шаге должен находится настенный бра, поэтому правой рукой пробую нащупать выключатель (левой намертво цепляюсь за дверной косяк). Безуспешно. Парфюмерное амбре становится таким сильным, что, кажется, заполняет весь дом. Запахи воска для натирания деревянных полов и стен, как в родительском доме, а также смолистого сандала и пряной корицы сливаются в один безошибочно узнаваемый… И так как Уолтер мёртв (в чём я совершенно точно уверена), то это может быть только запах другого монстра, являющего собой апофеоз всех монстров – дяди Виллиама.

Но его же здесь нет! Исключено… Или?

К горлу подступает желчь. Зажимаю рот и нос ладонью, пытаясь унять тошноту.

Сердце, что ещё недавно бьётся в висках, падает в пятки.

Делая один осторожный шаг за другим, я выхожу в коридор, где должен находится охранник.

Глядя налево, ничего не вижу. Но когда поворачиваюсь направо, датчик движения, наконец, срабатывает, и мягкий рассеянный свет заполняет узкое пространство, – я вздрагиваю от испуга. В момент, когда крик поднимается у меня в горле, я с силой стискиваю свою шею ладонью, заставляя его снова опуститься.

Келлан сидит на полу, опираясь спиной о стену, ноги чуть согнуты в коленях, руки устало сложены на них, голова откинута назад.

Его глаза закрыты.

Я смотрю на него и ненавижу себя за то, что испытываю внутреннее облегчение, наблюдая, как его грудь равномерно поднимается и опускается. Он в тёмных брюках и рубашке, которые изрядно помяты, словно он долгие часы провёл в дороге. Пиджак лежит рядом. Сверху на нём есть что-то похожее на сжатый комочек фольги. В уголках моего рта появляется лёгкая улыбка, когда я понимаю, что это… шоколадная обёртка. И, похоже, не одна.

Я окидываю взглядом коридор.

Запах, что выгнал меня из комнаты, никуда не делся, просто немного отошёл на второй план.

Я стараюсь максимально, как можно реже дышать.

Больше здесь никого нет. Только я и Келлан.

Мне бы незаметно вернуться назад, в комнату, вместо этого невольно делаю шаг к нему. Неосмотрительно. О чём явно потом пожалею. И, тем ни менее, я подхожу ближе.