Синяя борода и солнечный зайчик - 2: До самой луны и обратно (СИ) - "DinaSaifi". Страница 90

Закончился антракт, но Доминик так и остался с братом и другими важными альфами. Чезаре наклонился к Тео и предложил себя в качестве переводчика. Тео только улыбнулся ему и шепотом сознался.

- Только не выдавайте меня Доминику, но я эту оперу знаю, мы ее разбирали на уроках в музыкальной школе, а парочку арий из нее я даже знаю наизусть.

Чезаре мягко посмеялся над невинными уловками омеги и дальше, уже в хорошем расположении духа, смотрел на сцену и Теодора, который завороженно разглядывал актеров горящими глазами. Он предложил Тео во время второго антракта перейти в директорскую ложу, которая располагалась почти у самой сцены. Увидев, как распахнулись глаза у Теодора, он вдруг понял, что баловать других оказывается очень приятно и теперь стало понятно, почему сын не знает, что бы еще придумать, лишь бы увидеть эти восторженные глазища.

Когда пришло время антракта, Чезаре предложил Тео перейти в другую ложу. Тео подошел к Доминику, чтобы предупредить об этом. Доминик, услышав предложение отца, порадовался за Тео. Чезаре вопросительно посмотрел на сына, мол, как дела.

- Неважно. Эмир хочет вести переговоры только со мной, мотивируя тем, что я старший сын. А, следовательно, и единственный наследник, остальные братья не более чем советники или, в крайнем случае, визири. Похоже, мне придется лететь на Сабах и вести переговоры с халифатом там. А они такие занудные, и я боюсь, что все затянется…

- Я бы хотел слетать с тобой, - Тео положил руку на грудь Доминику и улыбнулся.

- Это не самое лучшее место для омег, – нахмурился Доминик.

- Но у меня есть три причины, чтобы настаивать, – Тео умоляюще смотрел на альфу, за такой взгляд Доминик согласился бы отдать последнее. – Во-первых, я не хочу с тобой расставаться, особенно, если все затянется. Во-вторых, я еще ни разу не покидал планету, а мне очень интересно. И, в-третьих, я знаю, что там тепло, солнечно и много песка, а я бы сейчас погулял по горяченькому песочку и погрелся под солнышком. Ну, пожалуйста-а-а. Я хочу увидеть восход солнца в пустыне! Говорят, что это очень красиво!

- Ваш жених прав, - эмир прислушивался издалека к разговору, - простите, что вмешиваюсь, но восход солнца над песками это очень красиво, на это стоит посмотреть хотя бы раз!

- Ну, хорошо, - Доминик поцеловал Тео в лоб, как ребенка, - поедем вместе. Посмотришь на солнце и песок, только потом не жалуйся, что тебе скучно!

Тео благодарно улыбнулся Доминику и кивнул головой эмиру Баракату, благодаря за помощь. Чезаре предложил Тео свою руку, и они отправились в директорскую ложу, вызвав там небольшой переполох. Как Чезаре предполагал, Теодору там очень понравилось! Ложа была почти у самой сцены, и под ней располагался оркестровая яма. Тео рассматривал и оркестр, и сцену с наивностью ребенка. Директор театра, увидев такую реакцию на «любимое детище», принялся рассказывать Тео историю постройки и называть фамилии знаменитых певцов, но у Тео были хорошие и преданные своему делу учителя. Тео подхватил рассказ и продолжил его вместо директора, совершенно покорив этим сердце старого театрала.

Чезаре постарался сесть так, чтобы видеть, как Теодор будет слушать оперу дальше, и получил воистину море удовольствия, наблюдая, как эмоционально Теодор реагирует на все происходящее на сцене. Он смотрел на сцену глазами восторженного ребенка, попавшего в волшебную страну. Чезаре решил для себя, что театр не такая уж и бесполезная вещь, если от него кто-то может получать столько удовольствия!

Гром аплодисментов оглушил Тео. Дирижёр развернулся в зал и поклонился. Музыканты встали со своих мест и радостно улыбались. Тео, да и все в ложе встали, продолжая аплодировать стоя. Певцы раскланивались, им вынесли цветы. У них был вид людей, которые достойно справились с заданием. На прощальный поклон вышли все. Раздались крики «Браво», «Бис». Адамо поднял руку и что-то прошептал певцу, исполнявшему партию жреца, тот с довольным видом кивнул головой. Адамо поднял руку, призывая зал к молчанию.

- Друзья мои, - раздался звонкий голос Коломбины, - разрешите представить вам Венецианского Соловья – Теодора МакГрегора.

Луч прожектора выхватил растерявшегося Тео. Раздались аплодисменты и выкрики из зала «Соловей, соловей!» Тео поклонился публике, у него ком подступил к горлу, а на глазах появились слезы. Почему пели другие, а хлопают ему? Что все это значит? И как на это реагировать?

- Иди ко мне, Соловей! – Коломбина рукой манил Тео к себе.

Тео все это казалось настолько нереальным, что он даже на мгновенье зажмурился. Это не может быть правдой, это все сон, и он сейчас проснется!

- Иди, – Чезаре тронул Тео за руку, - тебя проводят на сцену.

У двери ложи стоял посыльный с букетом цветов. Он отдал его Теодору и показал жестом, чтобы тот следовал за ним. Теодор пошел следом, как зачарованный, и они оказались за кулисами. Там пахло канифолью и пылью. Штангеты, натянутые тросы с блоками, машинное масло, пыльные тряпки. Закулисье казалось странным и нереальным. Тео следовал за молодым человеком, перед ними расступались люди, пропуская куда-то дальше и дальше, и вдруг совершенно неожиданно для себя Тео вышел один на сцену. Выскочив из темноты на свет, он немного растерялся. Адамо шел к нему навстречу, распахнув руки в приветственном жесте, как старому знакомому. Тео отдал ему букет, как бегун эстафетную палочку.

Пожалуй, надо было бы что-нибудь сказать, но в голове было пусто, и Тео только нервно сглотнул, судорожно оглядываясь по сторонам. Адамо передал кому-то букет и внимательно посмотрел в глаза Теодора.

- Оставьте нас, пожалуйста, одних, – Адамо повел рукой, и свет в зале погас, а на Тео и Адамо направили яркий луч прожектора. Адамо посмотрел в глаза Тео и мягко улыбнулся, - Теодор, давай споем этот дуэт вместе, – увидев растерянность в его глазах, мягко добавил, - спой, пожалуйста, со мной и для меня.

- Хорошо. Но я знаю его только на итальянском.

Оркестр сыграл вступление, Тео закрыл глаза и, глубоко вздохнув, запел.

Ему совсем не было страшно. Музыка окутывала его, как ласковые и надежные руки Доминика. Когда он открыл глаза, то увидел спокойные глаза Адамо и его ободряющую улыбку. Их голоса переплетались, как две лозы винограда. Красивый и сильный голос Адамо поддерживал и ободрял, его теплая рука брата и одновременно наставника время от времени сжимала руку Тео, указывая на паузы и не позволяя сбиться с ритма. Они пели свой дуэт плавно и изящно, следуя за музыкой.

На сердце у Теодора было так спокойно, как будто они с Адамо были одни во всем мире, а вокруг только музыка! Стихли последние аккорды, и в зале воцарилась мертвая тишина.

- У тебя замечательный голос! – Адамо поцеловал Тео в щеку, – такой же пленительный, как и твой запах!

В театре было тихо, как в храме, Тео принюхался, в зале пронзительно пахло вереском, омега сделал глубокий вдох и расплакался.

- Доминик, я пел в Ла Скала! – сквозь слезы растерянно прошептал Тео, глядя в темноту зала, – и ко мне запах вернулся! Это просто чудо какое-то!

Луч света расширился, впуская в круг певцов и музыкантов. В зале медленно разгорался свет, а зрители, будто опомнившись, зааплодировали! Они хлопали как сумасшедшие, вскакивая с мест, аплодисменты переросли в бурную овацию. Со всех сторон неслось: «Соловей, Теодор, Чудо Венеции! Браво! Бис!» Тео совсем растрогался и бросился со сцены вниз. Он бежал по центральному проходу в луче прожектора. Отовсюду люди продолжали ему восторженно аплодировать. Тео начала охватывать паника, но ему навстречу уже бежал Доминик. Он не вышагивал солидной поступью, как положено ходить Кантарини, а бежал, как влюбленный альфа к своему омеге!

Доминик подхватил своего дорогого Теодора в объятия. Все вокруг восторженно аплодировали красивой паре, и никто не обратил внимания, каким алчным огнем загорелись глаза у эмира Бараката.

Комментарий к Запах вереска

*Апостаси́я (греч. Αποστασία — отступничество) — отступничество от христианства, вероотступничество.