Волна мозга - Андерсон Пол Уильям. Страница 2

– Хубрис, Немезида, Ата. – Шейла нахмурила свой лобик. – Эти слова я слышала от тебя и раньше. Что они значат, Пит?

Он зажмурился. Они были женаты вот уже два года, но он все еще был влюблен в свою жену – когда Пит видел Шейлу, внутри у него все буквально переворачивалось. Она была доброй, веселой, красивой, она прекрасно готовила, но, при всем при том, она не принадлежала к интеллектуалам. Когда к ним в гости приходили его друзья, она садилась где-нибудь в сторонке и весь вечер молчала.

– Почему ты об этом спрашиваешь? – осведомился он.

– Мне просто интересно, – ответила Шейла.

Он отправился в спальню и, оставив дверь открытой, стал излагать ей основы греческой драмы. Одновременно с этим он одевался. В такое ясное утро говорить на столь мрачную тему было достаточно странно, однако она слушала его очень внимательно и даже время от времени задавала какие-то вопросы. Когда Пит вернулся в кухню, Шейла с улыбкой подошла к нему.

– Физик ты мой несчастный, – сказала она. – И как это ты умудряешься так пачкаться? Костюм только что из чистки, а глядя на тебя, можно подумать, что ты чинил в нем машину.

Она поправила ему галстук и одернула пиджак. Пит пригладил рукой непокорные темные волосы и сел за стол. Пар, поднимавшийся из кофейника, затуманил стекла его очков. Сняв их, он принялся вытирать стекла галстуком. Его худое лицо со сломанным носом без очков казалось совсем другим – так он выглядел заметно моложе, как раз на свои тридцать три года.

– Едва я проснулся, я тут же все понял, – сказал Пит, намазывая масло на гренок. – Видишь, какое у меня развитое подсознание?

– Ты что – решил-таки эту свою проблему? – поинтересовалась Шейла.

Он кивнул, продолжая напряженно думать о чем-то своем. Шейла успела привыкнуть к этому – обычно, о чем бы ни шла речь, он ограничивался краткими «да» и «нет», произносившимися всегда кстати, хотя сам Пит при этом был всецело погружен в себя. Его работа представлялась ей чем-то таинственным. Ему же казалось, что Шейла живет в каком-то детском мире – ярком, странном и невразумительном.

– Я хочу создать фазовый анализатор межмолекулярных резонансных связей в кристаллических структурах, – сказал он. – Впрочем, сейчас это не важно. Просто в течение вот уже нескольких недель я ломаю себе голову над одной схемой, но у меня, увы, ничего не выходит. И вот сегодня утром мне в голову пришла одна замечательная идея. Видишь ли…

Взор его затуманился. Он продолжал есть, но делал это скорее по инерции. Шейла добродушно рассмеялась.

– Возможно, я задержусь, – сказал он, стоя уже в дверях. – Если идея подтвердится, я буду работать до тех пор, пока… Впрочем, я тебе в любом случае позвоню.

– Хорошо, милый. Удачи тебе.

Он ушел, но Шейла так и стояла, улыбаясь ему вслед. Пит был… – ей повезло с ним, этим было сказано все. Особенно отчетливо она почувствовала это именно сейчас. Этим утром все казалось ей необычайно ясным и прозрачным, словно она вновь оказалась в Западных горах, столь горячо любимых ее мужем.

Тихонько напевая про себя, она стала мыть посуду и убирать в квартире. Ей вдруг вспомнилось ее детство, маленький городок в Пенсильвании, школа бухгалтеров, офис их нью-йоркских знакомых, куда четыре года тому назад она поступила на работу… Господи – и как так можно было жить! Бесконечная череда вечеринок и поклонников, все без умолку трещат, все всё знают наперед, невозможно ни на минуту расслабиться… Зато потом, после того как она порвала с Биллом, считавшим ее глупышкой, она вышла за Пита. Ее устраивало и его отношение к жизни, и он сам – скромный тихий человечек.

«Я становлюсь жуткой занудой, – подумала Шейла. – И это, наверное, даже хорошо».

Она превратилась в обыкновенную домохозяйку, которая время от времени встречается с друзьями, чтобы немного поболтать и расслабиться, изредка ходит в церковь, пока ее неверующий супруг нежится в постели, проводит отпуска в Новой Англии или в Скалистых горах, собирается в скором времени обзавестись ребенком… что еще нужно человеку? Ее прежние друзья подняли бы на смех такой образ жизни, отмеченный буржуазностью и исполненный скуки, забывая о том, что их собственная жизнь отличается от жизни «буржуа» разве что набором понятий и ритмом, лишь отдаляющими ее от реальности.

Шейла изумленно затрясла головой. Над подобными вещами она никогда не задумывалась. Даже мысли ее странным образом изменились, они казались ей чужими.

Она покончила с домашней работой и осмотрелась по сторонам. Обычно перед ленчем она отдыхала, читая какой-нибудь дешевый детектив, после этого шла в магазины, гуляла по парку или заходила к одной из подруг, затем надо было готовить ужин и встречать Пита. Но сегодня…

Она взяла со стола книжку в мягкой цветастой обложке, но тут же, раздумав, положила ее обратно и направилась к битком набитой книгами полке Пита. Достав с нее потрепанный томик «Лорда Джима», [4] она села в кресло. Когда она оторвала глаза от книги, день уже начинал клониться к вечеру.

Коринф встретился с Феликсом Мандельбаумом в лифте. Они были друзьями, что случается с соседями нечасто. Шейла, выросшая в маленьком провинциальном городке, быстро перезнакомилась едва ли не со всем домом. Мандельбаумы жили на их этаже. Сара являла собой идеальную хаусфрау – полненькую, тихую, скромную, приятную и вместе с тем совершенно бесцветную. Муж был прямой противоположностью ей.

Феликс Мандельбаум родился пятьдесят лет назад в шумном и грязном нижнем Ист-Сайде; жизнь била его все эти годы, но он при случае с удовольствием давал ей ответного пинка. Он успел сменить множество профессий – от странствующего сборщика фруктов до классного механика и станочника. Во время войны он оказался за океаном, что способствовало не только раскрытию его таланта к языкам, но и научило его общению с самыми разными людьми. Тогда же началась и его карьера профсоюзного лидера. Он начинал с рядового члена профсоюза «Индустриальные рабочие мира» и собственным трудом добился своего нынешнего относительно высокого положения. Официально он значился исполнительным секретарем местного профсоюза, на деле же он был известным специалистом в улаживании трудовых споров, с чьим мнением считались и в национальных советах. В молодости он увлекался радикальными идеями, что позволяло ему – как он любил выражаться – видеть радикализм изнутри. Теперь же он стал завзятым консерватором, защищавшим устои общества, – правда, клиентам этот его консерватизм обходился недешево. Он был самоучкой, хотя ему и нельзя было отказать в известной образованности или, скорее, начитанности. Из всех знакомых Коринфа в проворности он уступал разве что Нэту Льюису. Пита это очень забавляло.

– Привет, – сказал он. – Что-то ты сегодня припозднился.

– Я бы этого не сказал. – Мандельбаум говорил так же, как говорят все жители Нью-Йорка, – резко и отрывисто. Это был небольшой жилистый седобородый человечек с крупными грубоватыми чертами лица и живыми темными глазами. – Сегодня утром мне в голову пришла замечательная идея, – в этом-то все и дело. План реорганизации. Поразительно, что до этого еще никто не додумался. Канцелярские работы сократятся вдвое. Я составлял схему.

Коринф недоверчиво покачал головой:

– Феликс, американцы так привыкли к разного рода бумагам, что не отдадут ни единого листочка.

– Ты не видел европейцев, – пробурчал в ответ Мандельбаум.

– Удивительно, – усмехнулся Коринф. – Удивительно, что эта идея пришла тебе в голову именно сегодня утром. (В следующий раз расскажи мне об этом поподробнее, – ты меня заинтриговал.) Сегодня я проснулся с готовым решением проблемы, которая мучала меня с месяц.

– Да? – Мандельбаум словно оценивал услышанное, вертел его перед собой, пробовал на ощупь. В конце концов он решил, что факт этот слишком малозначителен, чтобы обращать на него внимание. – Странно.

Лифт остановился, и они направились каждый в свою сторону. Коринф, как обычно, поехал на подземке. Машину он не приобретал, полагая, что она не окупит связанных с ней затрат. Оказавшись в вагоне, он тут же заметил, что там куда тише, чем обычно. Люди, казалось, никуда не спешили и вели себя на удивление учтиво, они были погружены в задумчивость. Он было заволновался и даже стал заглядывать в газеты, пытаясь понять, что же не так, но в них не было ничего сенсационного, разве что материал о собаке, которая неведомо как раскрыла холодильник, вытащила оттуда мясо и тут же была уличена в этом. Кроме этого газеты писали о локальных войнах в разных концах мира, о забастовке, о демонстрации коммунистов в Риме и об автомобильной аварии, в которой погибло четыре человека.