А после они... (СИ) - Резник Юлия. Страница 16
Фома делает характерный жест рукой, и, проследив за ней взглядом, я натыкаюсь на его собранную сумку. Сердце испуганно подпрыгивает в груди. То есть это все?! Он не шутил. Ну, правильно. Я тоже не могу пойти на попятный, став заложницей своих же к нему требований. Нужно срочно что-то придумать. Чтобы и свое лицо сохранить, и ему… позволить.
– Эх. А я так рассчитывала. Целый день не ела. Столько головняков…
Видно, из вежливости, хотя вроде где она, а где Фома, да, тот подхватывает разговор дежурным вопросом о том, что же там такого случилось. И я поначалу робко, отслеживая буквально каждую, мелькнувшую у него на лице эмоцию, а потом все больше смелея, выкладываю Фоме приукрашенную историю о сложностях с нашим веб-сайтом.
– Уверен, проблема выеденного яйца не стоит.
– Ага. Все так говорят.
– На крайняк я мог бы глянуть, в чем загвоздка. Хотя, конечно, это такой трешак что-то за кем-то переделывать. Проще заново.
– Серьезно?! Ты пойдешь к нам на работу?! Я сейчас же позвоню в отдел кадров и…
– Эй-эй! – Фома растерянно пробегается по волосам пальцами. – Это совсем не обязательно. Я просто гляну, что там, и все.
И правда. Чего это я гоню коней? Пусть чуток подрасслабится. Захватит приманку. А там уж я подсуечусь.
– Ну, как знаешь. В любом случае нам есть что отметить. Возвращай свое барахло на место, и пойдем все-таки поедим. По такому случаю я, так и быть, угощаю.
Видно, сам еще не очень хорошо понимая, как так вляпался, Фома ошалело трясет головой. А мне хочется заверещать и до потолка подпрыгнуть. Кто бы мог подумать, что все окажется настолько легко! Легче легкого.
Чтобы не выдать себя, сбегаю, бросив:
– Я сейчас. Только переоденусь.
На закат мы, конечно же, не успеваем. Чем ближе к экватору, тем раньше темнеет. Но мне и без этого хорошо. Я и так в полном восторге…
– Определился с заказом?
– Может, вот этих жареных тараканов попробовать? – невинно косится на меня Феоктистов.
– Фу-у-у.
– А что? Ты имеешь что-то против местной кухни?
– Ты не можешь не знать, что это – банальная замануха для туристов.
– Для тайцев мы туристы, сколько бы здесь ни прожили.
– Как бы там ни было, я ни за что не стану есть эту гадость. И тебе не советую. Прислушайся ко мне, или опять рискнешь?
– Лучше не буду. Я уже понял, что ты не иначе как ведьма.
– Это еще почему? – шалею.
– А как еще объяснить, что ты смогла заманить меня на работу в офис? Со мной случилось наваждение – не иначе.
– Еще не поздно отказаться, – беззаботно пожимаю плечами. – Мне, пожалуйста, роти и чай со льдом.
– А мне вот эти штуки… – тычет Фома пальцем в запеченную в соли рыбку. – И фруктовый шейк. Сядем где-нибудь, или пройдемся?
Блин. А можно прежде узнать, что он решил?!
– Пройдемся. Чудесный вечер.
– Да-а-а… Как будто и правда ничего, – с некоторым удивлением в голосе соглашается со мной Феоктистов.
Глава 11
Будят меня стоны. Я вскакиваю с дивана и несусь в смердящую умиранием и разложением спальню. Когда Аленке стало совсем плохо, мы с тещей установили у ее кровати дежурство. Видно, сегодня моя смена. Но я ничего не соображаю. И не вижу ничего, потому что подхватился так резко, что теперь вот ловлю приход в виде кружащейся темноты перед глазами.
– Что такое, малыш? Больно? Я сейчас…
На ощупь включаю свет. Старательно избегая зрительного контакта, распахиваю небольшой холодильник, который пришлось купить для хранения лекарств. Достаю ампулу обезболивающего. Зубами отрываю одноразовый шприц от ленты. Искусство ставить уколы мне пришлось осваивать по ускоренной программе. Теперь я виртуоз. Впрочем, это последнее, в чем бы я на самом деле хотел добиться успеха.
– Давай помогу перевернуться.
– Подожди…
Аленка вцепляется в мою руку с неожиданной силой. Перевожу взгляд на ее прозрачные, дрожащие от напряжения пальцы. Она все еще жива, да, но в реальности от моей любимой девушки осталась лишь тень. И ее постепенный уход в другой мир – самое худшее, что могло со всеми нами случиться. Иногда от бессилия мне хочется стечь на пол и зареветь в голос. Вот только это совершенно непозволительная слабость для настоящего мужика. Настоящий мужик должен быть стойким, как великая, блядь, китайская стена. Нас этому с детства учат. И я кремень, да… Вот только соберусь с духом и посмотрю ей в глаза.
– Фома…
– М-м-м?
– Я так больше не могу.
Я тоже, блядь. Я тоже! Это слишком для любого психически здорового человека. Я, на хрен, это не вывожу.
– После укола станет легче, – обещаю, отламывая носик ампулы.
– Не станет. И ты это знаешь. Фома…
– Нет! – качаю головой из стороны в сторону, уже представляя, о чем она собирается меня попросить.
– Всего лишь укол. Никто не узнает. Даже вскрытия не будет, тебе ничто не угрожает. Пожалуйста, Фома. Это невыносимо, слышишь? Я хочу этого. Я больше не могу... Не могу…
А я просто не могу, блядь, сделать то, о чем она меня просит, конвертируя остатки сил в слова и долгие паузы между ними.
– Нет, Ален. Давай на бочок. Я тебя все же уколю.
– Ну что тебе стоит? – голос Аленки искажается, гласные растягиваются, и звучит это, будто кто-то включил запись на допотопном кассетнике, а пленку вдруг зажевало. – Я ведь уже наполовину труп. Я же разлагаюсь, ты что, этого не видишь?!
Аленка приподнимается на локте, обжигая фанатичным огнем в глазах. И, да… Начинает разлагаться прямо у меня на глазах.
Я ору и… Просыпаюсь.
Сердце долбит в груди. Из легких с шипением вырывается воздух, а в ушах шумит кровь. И потому я не сразу слышу:
– Тщ-щ-щ, тебе что-то приснилось. Очнись, Фома! Ты здесь? Эй!
– Да. Черт… – сбрасываю с себя Женькины руки и опускаю ноги на пол. – Пойду умоюсь.
От слабости меня шатает, как пьяного. Собираю плечами углы, врезаюсь в дверной косяк, едва не опрокидываю вазу с декоративного столика. А добравшись, наконец, до ванной, решаю не ограничиваться умыванием. Скидываю с себя боксеры и встаю под тропический душ.
Наверное, достоверности кошмару добавило то, что реальность в нем переплелась с вымыслом. Такие разговоры у нас с Аленкой действительно были. Ну, или очень похожие. И знаете что? Ни один человек на земле не должен подвергаться таким испытаниям.
Выхожу минут через двадцать. Надо, наверное, как-то объясниться с Женькой. Я в ее доме. Не даю человеку спать. Не дело это. Давлю искушение сбежать и все же иду на свет. В современной, но, несмотря на это, уютной кухне пахнет травяным чаем и медом. В прозрачном заварнике по кругу вертятся листочки, лайм и какие-то белые цветы. Женька порхает, доставая из шкафчика посуду. На ней женственный халат, наброшенный поверх отделанной кружевом сорочки.
Под моим прилипшим к ней взглядом подходит ближе. Наливает чай, ставит передо мной чашку.
– Хочешь, плесну туда коньяка?
– А у тебя есть? – растираю лицо.
– Храню для папы.
Женька опять убегает к шкафу. Становится на носочки, чтобы достать коньяк с верхней полки. Ноги у нее что надо. Аккуратные, но хорошо проработанные мышцы икр красиво прорисовываются под кожей. Рядом с ней я так странно себя чувствую. Будто… Ну, не знаю. Будто не было в моей жизни всего этого пиздеца – до нереального нормально.
– Вот.
– Дай я сам.
Вынимаю бутылку из ее наманикюренных пальчиков. И наливаю в чашку, которую Женька поставила для себя, но еще не успела наполнить. А свою, с чаем – пододвигаю к ней. Плевать, если это ей не понравится. Мне нужен допинг, чтобы хоть как-то сконнектиться с действительностью. Слишком реальным был мой сон.
– Твое здоровье.
– Чин-чин.
Пить такой коньяк залпом – преступление. Но за мной уже столько грешков, что одним больше – одним меньше, подумаешь. Жидкость приятно обжигает горло. Опускается в желудок, растапливая мерзлый ком в животе.
Перед носом возникает долька лайма. Машинально втягиваю ее в рот. Поднимаю глаза и наталкиваюсь на несколько обалдевший взгляд Женьки.