Как работает экономика: Что Rolling Stones, Гарри Поттер и большой спорт могут рассказать о свободно - Тамни Джон. Страница 26

Алан Гринспен, которого в начале 2000-х гг. называли «Маэстро», благодаря его, как считалось, мастерскому управлению Федеральной резервной системой, сообщил на собрании сообщества банкиров в 2004 г., что «серьезная ценовая деформация цен (на жилье) представляется маловероятной» {139}. В июне 2007 г. преемник Гринспена на посту руководителя ФРС Бен Бернанке уверял: «Мы будем тщательно следить за переменами на рынке ипотечного кредитования. Однако на данной стадии проблемы, имеющиеся в секторе кредитования, вряд ли угрожают экономике или финансовой системе в целом» {140}.

Несмотря на то, что Федеральная резервная система ответственна за контроль над банками и их деятельность, Эллисона совершенно не удивляет слепота ФРС к очевидным внутренним проблемам тех же самых банков. Он вспоминает: «За время моей карьеры количество ошибок ФРС в прогнозировании и реагировании на важные экономические события составляло ровно 100 %» {141}. Стоит ли удивляться тому, что получающие зарплату служащие Федеральной резервной системы не способны вычислить опасность кризиса раньше, чем это могут сделать те, кто зарабатывает многомиллионные состояния в банковской сфере?

Всем может быть очевидно, что контролирующие органы не справляются со своей задачей, но работа в правительстве означает, что ты никогда не должен извиняться за свои действия. «Самое замечательное в Вашингтоне, – говорит старший научный сотрудник Американского института предпринимательской деятельности Питер Уоллисон, – это тот факт, что плохие результаты работы чиновников регулярно вознаграждаются все увеличивающимся финансированием и расширением полномочий – причем то и другое дает им благодарный (и, видимо, забывчивый) Конгресс» {142}.

Рынок следит за тем, чтобы плохо управляемому бизнесу не хватало капитала и чтобы этот бизнес, как следствие, не мог попусту тратить деньги. Правительство же, наоборот, больше всего финансовых и человеческих ресурсов тратит именно на то, что не работает. Это как если бы команда Western Kentucky, после сокрушительного поражения от Florida Gators, вложила бы миллионы долларов в обустройство базы и улучшение условий на том основании, что если улучшить тренажерный зал, результат в следующий раз будет другим. Конечно, какие-то улучшения могут произойти, но Florida Gators все равно будут диктовать свои условия на протяжении 99 % игрового времени. Правительственные органы надзора почти всегда начинают действовать слишком поздно, когда что-то случается, независимо от того, сколько миллиардов долларов, полученных от налогов, передает им Конгресс. Как говорят в спорте, нельзя натренировать скорость или высоту.

Люди, даже самые умные и самые опытные, обладают весьма ограниченными способностями в предвидении будущего. Лучшие биржевые трейдеры теряют деньги чуть менее чем на половине сделок. Если лучшие специалисты на рынке, получающие хорошие деньги, ошибаются в 49 % случаев, то у контролирующих их чиновников с низкой зарплатой вообще нет никаких шансов. То, что Сэмюэл Джонсон [27] сказал насчет вторых браков, отлично подходит и к государственному контролю: надежда восторжествовала над опытом.

Итак, неудачи государственного финансового регулирования оставляют нас на растерзание волкам с Уолл-стрит? Нет. На рынке тоже есть эффективные регуляторы, но они не работают на правительство. Один из них – управляющий хедж-фонда Джон Полсон.

Полсон, как известно, заработал миллиарды в 2007–2008 гг., играя против рынка ипотечных кредитов, которые банки лихорадочно выдавали ненасытным заемщикам. Сейчас Полсона объявили гением, но так высоко его оценивали не всегда. Хотя обслуживающие привилегированных инвесторов банки Morgan Stanley и Goldman Sachs были счастливы получать комиссионные с его продаж, Полсон, согласно тем, кто вел его трейдерский счет в Goldman Sachs, был «парнем из третьеразрядного хедж-фонда, не понимавшим, что он говорит» {143}. Маклер в Morgan Stanley, проводивший сделки, с помощью которых Полсон хотел разбогатеть на коррекции жилищного рынка, думал про себя: «Этот парень рехнулся» {144}. Люди, проводившие его сделки, считали, что страхование неспособности выплачивать кредит по ипотеке, которое он покупал, было примерно то же самое, что никогда не выплачиваемая страховка от землетрясения {145}.

Когда ни банкиры, ни обычные люди не согласны с вашими действиями, выигрыш может быть огромным. Полсон увидел то, чего не увидели другие: ипотечный рынок был на пути к серьезным изменениям. И если вы так же хорошо разбираетесь в рыночной экономике, как он, вы не станете растрачивать свой талант на посту чиновника со средней зарплатой. Вы сами станете работать в рыночной структуре и зарабатывать миллиарды. Однако сделки Полсона и его последующий успех сослужил банкам и другим финансовым учреждениям более полезную службу, чем все те контролирующие органы, что появляются только тогда, когда катастрофа уже произошла. Прибыль, которую он получил при выплате страховки за невыплату ипотечных займов, сигнализировала банкам, что они чересчур зависят от жилищных кредитов и долга, который лежит в основе этих кредитов и позволяет им держаться на плаву. Сначала Полсона не принимали всерьез, когда некоторые банки разорились или им потребовалась поддержка извне. Но ничто не привлекает внимание так, как успех, и миллиарды, заработанные Полсоном, несомненно спасли банки от еще более серьезных ошибок. Кроме того, Полсон «проконтролировал» и помог избежать многих ошибок, которые могли совершить вкладчики и инвесторы, без которых вообще не было бы никаких ипотек. Дальновидность Полсона подсказала им с помощью очевидных рыночных сигналов, что лучше прекратить вкладывать капитал в жилье.

Дефолтный своп принес примерно те же самые результаты. Не вдаваясь в детали функционирования дефолтных свопов, скажем лишь, что это рыночная оценка кредитоспособности компаний и финансовых учреждений. Инвесторы поняли, что нельзя рассчитывать на то, что правительство обеспечит финансовую стабильность банков. Логичной реакцией рынка стало появление дефолтных свопов. Они-то и есть рыночное регулирование в действии.

Аналогично рейтинговые агентства частного сектора занимаются оценкой качества всех видов облигаций. Но как замечает «Винни» из книги Майкла Льюиса «Большая игра на понижение», «люди из рейтинговых агентств все были похожи на государственных чиновников» {146}. Люди, которых наняли, чтобы оценивать качество ипотечных займов, ожививших рынок жилья, были практически не способны понять рыночные процессы, которые они должны были анализировать. Как объясняет Роберт Бартли в книге «Семь тучных лет», ни один разумный человек «не поверит, что отдельный оценщик облигаций сможет предугадать коллективные решения рынка; если бы он мог, он бы сам разбогател и не стал бы работать в таком скучном месте» {147}.

Те, кто во всем разбираются лучше всех, говорят, что именно СКД стали «причиной» финансового кризиса 2008 г. Это бестолковое предположение очень напоминает мне о болельщике Michigan Wolverines, который обвинял цифры на табло в том, что его команда проиграла. Возвращаясь к нашей теме, СКД был и остается просто-напросто взглядом самого рынка на способность бизнеса платить по своим счетам в любой момент времени. Поскольку бюрократы и рейтинговые агентства показали себя неспособными прогнозировать проблемы финансового сектора, рынки создали собственные инструменты для решения задач, с которыми не справились надзорные органы.