Рони, дочь разбойника - Линдгрен Астрид. Страница 25
– Но зимой… – начала было Рони и осеклась.
Они видели, как лохматые тюхи, темные тролли и серые гномы шмыгают в кустах и с любопытством следят за ними из-за елок и валунов.
– А ведь всей этой нечисти тут хорошо зимой. Живут себе припеваючи, не зная ни забот, ни печали, – сказала Рони.
И снова умолкла.
– Сестра моя, сейчас лето, – ответил ей Бирк.
Да Рони и сама чувствовала всем своим существом, что сейчас лето.
– Эти дни я буду помнить до тех пор, пока не умру, – сказала она.
Бирк окинул взглядом лес, в котором уже сгустились сумерки, и почувствовал какое-то странное томление в душе. Он еще не понимал, что томление это, которое он посчитал за грусть, и есть состояние восхищения красотой и покоем этого летнего вечера.
– Эти дни… – сказал он и поглядел на Рони. – Да, дни этого лета будут и во мне до конца моей жизни, это я знаю.
Наконец они дошли до Медвежьей пещеры. На площадке перед входом сидел Малыш Клипп и ждал их.
14
Да-да, там сидел Малыш Клипп. Плоский нос, волосы, торчащие во все стороны, всклокоченная борода – таким знала его Рони всю свою жизнь. Теперь он сидел здесь, на пороге пещеры, и ей казалось, что никого прекрасней она никогда не видела. С криком радости кинулась она ему на шею:
– Малыш Клипп! О, это ты!… Как хорошо!… Что… что ты пришел!… – Рони была так счастлива, что не могла говорить.
– Знатный вид отсюда, – сказал Малыш Клипп. – И река, и лес – всё как на ладони.
Рони рассмеялась:
– Да, видно. Ты пришел полюбоваться на реку и на лес?
– Не! Ловиса послала меня тебе хлеб принести. Он развязал кожаный мешок и вынул оттуда пять огромных круглых хлебов.
Тут Рони снова закричала:
– Бирк, гляди! Хлеб!… У нас есть хлеб! Она взяла один каравай, уткнулась в него лицом, вдохнула его запах, и слезы выступили у нее на глазах.
– Хлеб Ловисы, а я и забыла, что на свете бывает такое чудо!
Рони отломила краюху и впилась в нее зубами. Она отломила кусок и Бирку, но он не взял, стоял мрачный, молчал, а потом ушел в пещеру.
– Ловиса подумала, что у тебя уже нет хлеба, – сказал Малыш Клипп.
Рони все ела хлеб – каким божественно вкусным казался он ей! И тут она остро почувствовала, что тоскует по Ловисе.
– Откуда Ловиса узнала, что я в Медвежьей пещере?
– Ты что, считаешь свою мать дурой, что ли? – фыркнул Малыш Клипп. – А где тебе еще быть?
Он испытующе поглядел на нее. Вот она, их Рони, их красивая маленькая Рони сидит здесь и уплетает хлеб, будто ей ничего в жизни больше и не надо. Теперь ему осталось только выполнить еще одно поручение. Ловиса велела это сделать как-нибудь похитрее, и Малыш Клипп не знал с чего начать, потому что особой хитростью он не отличался.
– Послушай, Рони, – сказал он неуверенно. – А ты домой не собираешься?
Тут в пещере что-то грохнуло – это Бирк подал Рони знак, что слышит их разговор.
Но сейчас для Рони никого, кроме Малыша Клиппа, не существовало. Она так о многом должна была расспросить его, ей так многое хотелось узнать. Малыш Клипп сидел рядом с ней, поэтому, задавая вопросы, она глядела не на него, а только на реку и лес. И спрашивала так тихо, что Малыш Клипп едва ее слышал.
– Ну, как вам там в замке живется?
И Малыш Клипп сказал ей чистую правду:
– Печально у нас в замке, Рони. Возвращайся-ка ты домой!
Рони поглядела на реку и лес.
– Ловиса послала тебя, чтобы ты это сказал?
Малыш Клипп кивнул:
– Да!… Тяжело нам без тебя, Рони. Все только и ждут, чтобы ты вернулась домой.
Рони поглядела на реку, на лес и тихо спросила:
– А Маттис? Он тоже ждет, чтобы я вернулась домой?
Малыш Клипп выругался:
– Чертов бык! Разве поймешь, что у него на уме и ждет ли он кого-нибудь или нет.
Они немного помолчали, а потом Рони спросила:
– А он хоть вспоминает обо мне?
Малыш Клипп насторожился. Вот именно сейчас, понял он, ему и надлежит проявить мужскую хитрость, поэтому он промолчал.
– Скажи мне все, как есть, Малыш Клипп, Маттис хоть когда-нибудь произносит мое имя?
– Не, – нехотя выдавил из себя Малыш Клипп. – И никто другой в его присутствии не смеет назвать тебя по имени.
Экая незадача! Вот он и выболтал то, о чем Ловиса приказывала ему молчать. Да-да, ловко же эта девчонка из него все вытянула! И он с мольбой взглянул на Рони:
– Все будет в порядке, если ты вернешься в замок.
Рони замотала головой:
– Нет, домой я не вернусь! Никогда! Раз Маттис не считает меня своей дочкой! Скажи ему это, скажи так громко, чтобы все в замке услышали.
– Больно надо, – сказал Малыш Клипп. – Даже Лысый Пер не решится ему такое сказать. Ох-ох-ох, – продолжал Малыш Клипп. – А как Лысый Пер ослабел за последнее время, ужас! Да разве могло быть иначе при всех бедах, которые на нас обрушились? Маттис только и делает, что орет на всех. Кто бы что ни сказал, всё не по нем.
И с разбоем дело обстоит хуже некуда. Лес битком набит солдатней, они тут на днях даже схватили Пельё. И фогт посадил его в карцер на хлеб да воду, а там, в карцере, уже сидели двое из шайки Борки. И говорят, фогт дал честное слово, что до конца этого года выловит всех разбойников из здешних лесов и они, мол, понесут наказание по заслугам. А что это значит «наказание по заслугам»? – спросил Малыш Клипп. – Уж не надумал ли фогт всех нас казнить?
– И теперь он никогда больше не смеется? – спросила Рони.
Малыш поглядел на нее с изумлением:
– Кто? Фогт?
– Нет, Маттис.
И Малыш Клипп рассказал ей, что с того самого утра, когда она у всех на глазах перепрыгнула через пропасть, никто ни разу не слышал, чтобы Маттис засмеялся.
Малыш Клипп собрался уходить, пока окончательно не стемнело. Ему до ночи велено было вернуться в замок, и он заранее боялся предстоящего разговора с Ловисой. Поэтому он еще раз решился попросить Рони:
– Слушай, Рони, возвращайся-ка лучше домой, сделай это для меня, очень тебя прошу. Вернись! Ну, вернись, пожалуйста!…
Но Рони покачала головой и сказала:
– Поблагодари Ловису за хлеб и поцелуй ее тысячу раз!…
И тут Малыш Клипп поспешно сунул руку в свой кожаный мешок и воскликнул:
– Ой, чуть не забыл! Я ведь принес еще соли. Вот бы мне влетело, если бы я забыл тебе ее отдать.
Рони взяла кулечек и сказала:
– Моя мать обо всем подумает. Она знает, что нужно для жизни. Но как она догадалась, что у нас осталось всего-навсего несколько крупинок соли? Ну, скажи?…
– Наверно, любая мать может это почувствовать, – сказал Малыш Клипп. – Все они чувствуют, когда их ребенок нуждается в чем-нибудь.
– Нет, не все, а только такая мать, как Ловиса.
Она долго стояла на площадке и смотрела вслед уходящему Малышу Клиппу, как он легко сбегает по узкой тропинке к лесу, и вошла в пещеру, только когда он скрылся в гуще деревьев.
– Гляди-ка, а ты, оказывается, не ушла с ним, не вернулась все-таки в замок, к своему отцу, – пробурчал Бирк.
Он уже лежал на подстилке из еловых веток. В темноте пещеры Рони не видела его лица, но услышала, что он сказал, и этого было достаточно, чтобы она вспыхнула.
– У меня больше нет отца, – яростно проговорила она. – Но если ты будешь болтать всякий вздор, то имей в виду – я могу обойтись и без брата.
– Прости, сестра, я, наверно, несправедлив, – печально сказал Бирк. – Но ведь иногда я догадываюсь, о чем ты думаешь.
– Ага, – ответила ему из темноты Рони, – я сейчас думаю о том, что прожила на свете одиннадцать зим, и боюсь, что двенадцатая принесет мне смерть. А мне еще очень хочется жить, Бирк. Понимаешь?
– А ты не думай о зиме, – сказал Бирк. – Думай о лете!
Да, сейчас жаркое лето. С каждым днем становилось все жарче, это было самое веселое лето из всех, что Рони помнила. Каждый день в полуденный зной они купались в холодной речке. Они плавали и плескались, как выдры, и течение относило их к тому месту, где грохот водопада был таким оглушающим, что плыть дальше становилось небезопасно. Река обрушивала свои воды с высокой скалы, и тот, кто попал бы в этот кипящий водоворот, простился бы с жизнью.