Уездный врач (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич. Страница 8

Глава 11

Глава 11 Чуть-чуть о вотяках и их старых богах

— Замолили… Как есть замолили…

Отец Марфы Головизниной сгрёб в горсть свою бороду. Она у него ухоженная была, частым гребешком расчесанная.

А что он ещё мог подумать? В русских селах и деревнях зараза людей как косой косит, а у вотяков — тишь да гладь, да Божья благодать. Вернее, не от Христа им идет защита, а от их старых богов.

Про вотяков и их колдовство в народе много чего поговаривали, да и у некоторых из них тоже всякое-разное временами наружу прорывалось.

С публикациями вятского этнографа и священника Григория Егоровича Верещагина отец Марфы был конечно же не знаком. Для этого ему надо было хотя бы грамотным быть.

Верещагин же про вотяков в то время много чего навыяснял. Впрочем, кое-что из опубликованного известным всей России этнографом отец Марфы и сам вживую слышал. У батюшки то же самое почти было записано.

«В старые времена всякой всячины было много… Но что говорить о старых временах, когда недавно, всего лишь годов тридцать-сорок тому назад, чуть не на моих глазах совершилось „дело“… Был у нас сильный недород, при том же болезни какие-то лихие ходили. Старики обратились к ворожцу, что де скажет он! Не выворожит ли что? Переговоры и совещания велись тайно, так, что никто из молодых о предметах совещаний стариков не знал, даже из пожилых только кое-кто, и то лишь более по чутью догадывался, что старики замышляют что-то „особенное“. Если старики сходились между собой и случались тут молодые, говорили как-то двусмысленно. Наконец обратились к ворожцу, хотя решено уже было принести жертву необыкновенную. Ворожец, к изумлению стариков, после сделанных им манипуляций выворожил „человека“. Вернулись старики от ворожца и стали приискивать трех зверков: ласку, горностая, крота… Без предварительного принесения этих зверков нельзя было приступить к жертвованию человека. Если эти зверки были принесены, то человеческое жертвоприношение могло быть отложено до удобного времени — до времени нахождения жертвы. И так приискали зверков и принесли. Таким образом начало человеческому жертвоприношению было положено. Старики собрались в лес и стали бросать между собою жребий, кому исполнить роль жреца. А это делалось в силу укоренившегося мнения, что, если кто этих зверков принесет в жертву, тот должен умереть. Понятно, что никому не хотелось смерти, а жертву нужно было принести непременно, иначе народное бедствие — по понятиям стариков — не должно было пресечься. Кинули жребий, и он пал на одного хозяина. Вот так и был выбран жрец — и он волей-неволей должен был исполнить свою роль. Выбранный жрец взял живую ласку и сделал ножом глубокий укол в правый бок ее. Как только кровь потекла, всякий участвующий в жертвоприношении принял в принесенную с собой стклянку несколько капель этой крови. Затем, когда всеми была получена кровь, жрец поступил так же и с горностаем, и с кротом. Каждый домохозяин получил в свою стклянку кровь и этих зверков. Далее, на пылающий костер набросали ветвей рябины, вереска и пихты и на верх их положили мертвых зверков для сожжения. Стклянку с кровью каждый домохозяин взял с собой и дома положил ее под пол, в передний угол. Избу после этого не топили три дня».

Тот вотский старик, что Верещагину всю правду о «молениях» на тарелочку выложил, был отцу Марфы даже немного знаком. Верить, не верить ему, это -уже дело индивидуальное. Однако, врать-то ему с чего?

Как же жертву вотяки искали? Это опять со слов того самого старика всей округе было известно.

«Приносили всякого, какого находили, лишь бы был мужчина от 18 до 60 лет, имел бы волосы светло-русые, но отнюдь не черные. Такого „замолили“ и у нас, в роде Бигры. Говорили, что был вотяк. Он ходил по домам — закупал щетину. Ведь таких-то для жертвы и выбирали. Ходит человек туда-сюда… Увидят, что он подходящ… Заманят его к жрецу… Угостят вином до бесчувствия и вдобавок усыпят еще какими-нибудь средствами. Там — „замолят“. Поиски пропавшего человека будут напрасны. Спросят того, другого — не видали ли, мол, такого человека? Скажут: не видали — и делу конец».

У кого-то от такого рассказа и волосы на голове дыбом встанут… Может, всё же привирал дедушка? Или — правду говорил? Вот он как сам процесс жертвоприношения Верещагину описывал.

«Заманят его к жрецу… и там примут его радушно, как самого дорогого гостя, угостят… Спросят его о том, о сем — откуда, мол, ты? сколько тебе лет и т.д. Напоят… Усыпят… Потом, в самую полночь, когда кругом все безмолвствует, соберутся старики у жреца… и обреченного на жертву человека унесут в шалаш. Здесь всю одежду с него снимут и положат его в большое корыто. В корыте обмоют и наденут на него чистое белье. И вот, когда такие приготовления будут кончены, один из мужиков выйдет за дверь и там спросит он: что делается в шалаше? „Луд-Кылчину чистую жертву приношу“, — ответит жрец. Мужик зайдет в шалаш, и жрец сделает небольшим ножом укол в правый бок („под мышку“) жертвы, и домохозяева-старики получат в принесенные стклянки, содержащие в себе кровь зверков (горностая, ласки, крота), по нескольку капель человеческой крови… Кровь зверков потом соединили с кровью человека, и флакончики с нею хранились под полом же, в переднем углу, в течение 20 лет, после чего жертва возобновлялась».

— Чо тут? — неожиданно прозвучало за спиной мужика. Тот даже вздрогнул.

Голосок был отцу Марфы знаком.

Мля! За каким-то лешим вслед за ним в лес его неразумная баба приперлась!

— Чо забыла тут? — хмуро посмотрел мужик на свою супружницу. — Кикимора болотная…

— Больно интересно…

Интересно ей! Ну, что с короткоумой взять!

— А голова его где? — матушка Марфы уже рядом со своим мужиком стояла. Совсем она страх потеряла. У мужа в руках топор, оборонит ежели чего.

— Убежала… — покривил уголок рта тятя Марфуши.

— Убежала… — как эхо повторила женщина.

Глава 12

Глава 12 Первый поиск головы

— Убежала… — как эхо повторила женщина. После чего наклонилась и осторожно за руку безголовый труп потрогала. Что её сподвигло к этому, остается только гадать.

Смела баба! Тут уж ничего не скажешь.

Затем матушка Марфы распрямилась и со значением на своего мужа посмотрела. Знаем мол, мы, тебя шутника. Никуда отрезанная голова убежать не может.

— Замолили, — со всей возможной уверенностью выговорила женщина слова, ранее сказанные её мужем. — Чо тут гадать-то. Даже наперёд подумали.

Супруг её утвердительно кивнул.

Всё же прекрасно знают, что вотяки сильно хитрые и ужасно опасаются мести принесенного ими в жертву человека. Разные вотяцкие рода только делают это по-своему. Какие-то задабривают покойника щедрыми по их мнению дарами и даже иногда приносят ему в жертву старую кобылу. Другие же рода отделяют голову замоленного от тела, прячут ее отдельно и одновременно с этим вынимают из тела мертвеца легкие, сердце и печень, твердо веруя, что в таком неполном виде их жертва никогда не сможет возродиться и покарать обидчиков и даже их потомков. Имеются среди вотяков и рода, где отделяют голову и только правую руку, а ещё иные рода, как говорят знающие люди, считают достаточным отрезать правую руку и вынуть сердце.

Отец Марфы, не только этнографа Верещагина не читал. Не был он знаком и с опубликованными работами Действительного члена Императорского русского географического общества священника Николая Блинова, а ведь и он о подобном писал, что было такое, но оставалось тайной для широкой публики лишь по одной причине — из-за коррумпированности полиции и судебных следователей.

«Трупы с отрезанными головами или только без правой руки находили (в Елабужском и Малмыжском уездах) и прежде. Местные жители вотяки известными не им одним средствами способствовали направлению следствий к „неизвестным причинам“, замерзанию и откусыванию головы и рук трупов животными, а духовенство хоронило обезображенных покойников „по отношению“ станового пристава или следователя. В окрестных селениях циркулировали рассказы о „молениях“, но тем все и ограничивалось».