Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна. Страница 36

— Я же сказала, что приеду.

— И где дом? — Горин склоняет голову набок.

— Вниз по улице, — подбородком указываю на ближайший от нас переулок. — Но туда только пешком. Машина не проедет.

Тимур как-то обречённо втягивает носом воздух и резко выдыхает его:

— Ну, веди.

По узким каменным тропинкам я иду впереди. Тимур молча следует за мной. Был ли он здесь раньше, не знаю, но даже мне, бывающей в Богудонии раз в год точно, этот район всегда казался каким-то диким.

Все дома и постройки расположены на крутых склонах, ведущих прямо к берегу Таганрогского залива. Нормальных улиц здесь нет. Это жутко тесные улочки, по которым приходится спускаться, держась или за перила, или за старые ржавые канаты, натянутые вдоль. Жилых домов мало, многие давно заброшены, какие-то вообще расползлись по склонам.

Возможно, летом, когда вокруг есть хоть какая-то зелень и над заливом голубое небо, здесь не такая гнетущая атмосфера. Только не сейчас. Пасмурный апрель не идёт этому месту совершенно.

Но Тимур не выражает никаких эмоций. Просто помалкивает и шагает за мной. Но иногда слышу его отборный мат, если он спотыкается по дороге. А ещё через ткань своей ветровки чувствую, как Тимур буравит меня взглядом. Может быть, мне мерещится, но от затылка и ниже мурашки ползут самые что ни на есть настоящие.

Десять минут молчаливого пути, и я торможу у крайней калитки. Дальше уже резкий спуск к заливу. Здесь, на отшибе, и есть наша с мамой типа дача. Ветхая калитка, кривая каменная дорожка через участок, засаженный старыми деревьями и кустарниками: я и Тимур проходим тоже молча.

Он всё так же идёт позади меня, пока я веду его через весь участок к небольшой постройке, которую и домиком-то назвать нельзя. Скорее, это летняя веранда с одной глухой стеной и тремя в виде огромных, почти до земли, окон, которые давно заплёл дикий виноград.

Первой голос подаю я, когда ключами, тайно вытащенными из комода, открываю облезлую дверь веранды.

— Вот… — говорю настороженно и прохожу внутрь.

Делаю боязливый вдох. Летом обычно здесь стоят запахи томатного сока или какого-либо варенья. Мама обожает заниматься всеми видами консервирования и засолки. Но сейчас мне в нос летит запах сырости.

Я осматриваюсь, чтобы убедиться, что здесь всё на месте: диван и шкаф в одном углу, старый кухонный гарнитур с газовой плитой — в другом.

— То есть про хибару была не шутка? — ошарашенно присвистывает Тимур у меня за спиной.

Обернувшись, застаю его с «слегка» обескураженным выражением лица. Поджав губы, хмурый Тимур осматривает пространство из-под капюшона худи. А может, явно привыкший к другим условиям жизни, Горин пойдёт на попятную? Возможно, это не такой уж и плохой вариант, если не учитывать, что Тимуру идти больше некуда.

— Да, это не пять звёзд, — демонстративно развожу руками, — но если тебя не устраивает, то я не обижусь.

— А много ты знаешь про пять звезд? — хмыкает Тимур. Уверенным движением руки он стягивает с головы капюшон и не менее уверенно проходит к дивану. Усаживается на него и опять смотрит на меня в упор. — Нет. Всё устраивает. Только покажи, где ванная, туалет, отопление как включать.

Перед ответом я беру паузу. Как бы так ему сказать-то… Даже неловко.

— Душ на улице. Туалет тоже. А отопления здесь нет, — быстро отчитываюсь я, поглядывая в этот момент на лицо Горина. Оно каменное: скулы напряжены, лоб нахмурен, нижняя губа поджата. — Это летний домик.

— А вода?

Набираю в грудь сырого воздуха. Вот сейчас я точно отправлю Горина в… Как его там… на бойцовском языке… нокаут?

— Здесь нет водопровода. Выше по улице есть колонка. Мама обычно таскает воду вёдрами в бак… Слушай, Тимур, я правда не обижусь, если ты…

— Я разберусь, — он резко обрывает меня. — Мне просто надо отоспаться.

От его ответа я вязну одновременно в тёплом ощущении правильности того, что я делаю, и липком чувстве страха. Я-то помогла человеку, но как мне теперь спать по ночам спокойно, зная, что прячу его на нашей даче?

И, пока я молча стою посреди веранды, пытаясь определиться в своих мыслях, Тимур уже вальяжно откидывается на спинку дивана. Запрокинув голову, он выпускает изо рта клуб плотного дыма. А я от такой наглости выкатываю глаза:

— Здесь не курят.

— Это электронная, — Горин, не отрывая головы от дивана, вытягивает руку, демонстрируя тонкий чёрный стик.

— Дыми на улице, — заявляю я категорично. Не хватало, чтобы здесь ещё провоняло чем-нибудь.

Тимур цокает. Выпускает из ноздрей остатки дыма и, зыркнув на меня, поднимается с дивана.

— И вообще, с такими головными болями тебе нельзя сейчас курить! — осуждающе повышаю голос ему вслед.

— Угу, — бурчит Тимур в ответ и опять выпускает много дыма, скрываясь в глубине сада.

А я устало вздыхаю. Убираю пальцами со лба растрепавшиеся волосы. Взялась же за это на свою голову.

И, пока Тимур курит, я достаю из облезлого шкафа два пледа. Они старые, выцветшие, но чистые. Один из них сойдёт и за подушку.

Положив их на диван, вспоминаю о содержимом своей сумки: пачке чая и печенье. Выкладываю всё на кухонный стол и скептически поглядываю на упаковку с чаем. А чайник-то здесь есть?

Приходится провести небольшую ревизию кухонных шкафчиков. Старую посуду, пустые стеклянные банки и столовые приборы я нахожу быстро, а вот чайник — никак.

Сосредоточенно проверяю каждую полку, пока не открываю одну из нижних дверок. Проходит всего секунда от тишины до моего вопля во весь голос.

Маленькое серое одно за одним разбегается по полке, а потом и по полу, оставляя за собой россыпь какой-то крупы. Из только что открытого шкафчика вылетают крошечные мыши. Две. Три… А может, и больше. Они кружат где-то у моих ног, пытаясь разбежаться в стороны, а меня вид мелькающих по полу зверьков парализует.

— Аня! — с криком на веранду врывается Тимур. В два счёта он оказывается возле меня. Схватив за плечи, с ужасом заглядывает в моё лицо. — Что? — Красные глаза Тимура широко распахиваются.

— Они убежали? Убежали?! Прогони их, пожалуйста! — тараторю как заведённая.

— Кто убежал? Что случилось? — Тимур непонимающе ещё шире округляет глаза и сильнее сдавливает мне плечи.

— Мыши!

Горин ловит ступор. Он несколько раз ошалело моргает, не сводя с меня взгляда, и только потом опускает его на пол. И я осторожно повторяю за ним. Если там всё ещё бегают они, то я точно буду пищать. А под нашими ногами только рассыпанная крупа…

— Супер. Здесь ещё и мыши, — Тимур переводит дыхание. — Ну и чего так орать? — он снова поднимает на меня глаза. Теперь в них легко читается удивление.

— Я ненавижу мышей. Они маленькие, вонючие и разносят всякую гадость, — скрыть дрожь в голосе не могу. От одного только воспоминания о разбегающихся из шкафа грызунах меня передёргивает в прямом смысле.

— Да они сами тебя боятся, — Тимур в язвительной ухмылке приподнимает уголок рта. — Всё. Угомонись. А то сердце у тебя сейчас грудь пробьёт.

И меня с головы до ног ошпаривает тяжёлой волной жара. Потому что вдруг понимаю: я стою, прижавшись к Тимуру всем своим телом. И не просто прижавшись. Я, кажется, намертво вцепилась пальцами в ткань его кофты. Да так, что оттягиваю её ворот, за которым прячутся чёрные линии татуировок прямо под ямкой у шеи.

Между мной и Тимуром сейчас нет расстояния. Я ощущаю горячее дыхание у своего лба, а его ладони крепко сжимают мои предплечья. И у меня действительно изо всех сил тарабанит в груди сердце. А я продолжаю стоять. Не разжимаю пальцы, стискивающие худи Тимура. Мне совсем не хочется двигаться.

От Горина идёт странное, обволакивающее тепло. Чувствую его даже через слои одежды: его и моей. Я чувствую всё своей кожей и каждым волоском на ней. Мне тепло рядом с Тимуром. Мой живот атакуют лёгкие, тянущие спазмы. В окружающей нас сырости это особенно ощущается. Но разве могут так уживаться в одном человеке и холод в глазах, и теплота в руках, в дыхании?..