Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна. Страница 73

Она замолкает. Даже перестаёт обнюхивать и всматриваться в мои глаза — уверена, мама пыталась что-то вычислить по моим зрачкам. И под её молчание я позволяю себе сдвинуться с места. Снимаю туфли и ставлю их на обувную полку. А заодно поправляю подол платья, чтобы скрыть вылезающую из-под его края стрелку.

— Мне не нравится, как ты себя ведёшь, — чеканит мама. — Я уже жалею, что мы переехали сюда. Училась бы в техникуме. Нет же, захотелось тебе в большой город. Теперь одни проблемы.

— Нет никаких проблем, мам, — заверяю натянуто, обернувшись к ней.

Но по её глазам вижу: она мне не верит. И всё моё напускное спокойствие медленно рассеивается. А что говорить ещё, как оправдываться, я не знаю, поэтому решаюсь спросить:

— Я могу переодеться и искупаться?

Мама поджимает губы. Смеряет меня взглядом, будто бы хочет в душу мне залезть. Но уже через пару секунд, развернувшись на пятках, уходит на кухню. Молча. Я, не моргая и не двигаясь, смотрю ей в спину. Даже не верится, что на этом наш разговор закончился, но пользуюсь возможностью скрыться из виду.

Едва закрыв в ванной дверь, я на полную включаю кран с водой. Отгораживаю себя её шумом от бряканья посуды на кухне. Опершись ладонями на раковину, поднимаю глаза в зеркало. Я несколько секунд рассматриваю себя в нём. Вижу растрёпанную, с царапиной на левой щеке лгунью. Именно её. Чёрное худи на ней лишь сильнее подчёркивает тёмные следы от туши, рассыпавшейся под глазами.

Но эта лгунья совсем не думает о том, что во вранье уже как в болоте. Она думает лишь о том, как тепло ей в худи Тимура.

Да. Только об этом. Не о том, как врала маме, глядя ей в глаза.

А в кармане худи вибрирует мой телефон. Я достаю его и расплываюсь в улыбке.

«Ты добралась?»

Смотрю на сообщение Тимура и хочется прижать смартфон к груди.

Что я и делаю. Натягиваю капюшон худи на голову. Укутываюсь в его запах, а ладони стискивают телефон, придавив его к рёбрам.

На тёплой, уютной кухне меня ждёт мама, а я всё на свете сейчас отдала бы, чтобы оказаться на холодной, тёмной веранде. На том старом диване, но рядом с Тимом.

Глава 41

Глава 41

Следующий мой день проходит так: если я попадаюсь на глаза маме, то она с меня их не сводит. Следит за каждым моим движением.

Когда в обед мне звонит Соня, а я просто решаю ей не отвечать, переведя вызов на беззвучный. Тут же дверь моей комнаты распахивается, и на пороге уже стоит мама. Она застаёт меня сидящей на кровати и в прямом смысле устраивает мне допрос на тему, кто звонит и почему я не беру трубку.

И хоть остаток дня я нахожусь в своей комнате за закрытой дверью, так и оставив телефон после звонка Сони на беззвучном, меня не покидает ощущение, что мама в коридоре и подслушивает, готовая ворваться ко мне на любой подозрительный шорох.

Сейчас быть пойманной на переписке с Тимом мне категорически нельзя. Но и не отвечать ему я не могу. Возможно, вероятнее земля окажется квадратной, чем вариант, что его сообщения будут проигнорированы.

Я жду их. Я не дышу, когда смотрю на экран телефона. Сердце замирает при надписи«печатает…»возле имени«Тимур Горин».

Его фото из социальной сети рассмотрены всего за один день до дыр. Я жуть как хочу его видеть, а не сидеть в четырёх стенах под надзором мамы.

Стараюсь без надобности из комнаты даже и носа не показывать. Сижу то за столом, то на кровати, обложившись конспектами, на которые мне, честно говоря, сейчас плевать. Это лишь пыль в глаза маме.

Потому что я вся — и мысленно, и физически — в переписке с Тимом. А она проходит где-то на радужных облаках.

Он осторожно интересуется, как я себя чувствую после вчерашнего. Смущённо улыбнувшись экрану, отвечаю, что хорошо, но всё же умалчиваю о дискомфорте внизу живота и тянущих мышцах на внутренней стороне бёдер.

И тут же заливаюсь краской с головы до ног, потому что Тимур сразу пишет мне о своём стояке и желании разместиться между моих разведённых ног. Раньше такая пошлость вызвала бы во мне лишь отвращение. А сейчас мне достаточно закрыть глаза и нырнуть в омут своих воспоминаний: отблески свечей на веранде, тяжесть крепкого тела, прижимающегося ко мне, влажные губы…

Я думаю только об этом. Мысли о драке, о том, какие неприятности меня будут ждать, об объяснениях с Соней, о встрече с Петровой после всего случившегося и разозлившейся маме отходят куда-то даже дальше, чем на второй план.

А вот утром в понедельник всё меняется. Приходится замазать тональным кремом ссадину на лице и доложить маме подробно о своём расписании в академии с точным указанием времени окончания последней пары.

Она даже контролирует то, в чём я сегодня собралась идти на занятия. Благо рубашка в клетку, джинсы и распущенные волосы, которыми я собираюсь прикрывать след от ногтей Полины, её устраивают. А я отмалчиваюсь. Чем быстрее мама угомонит свою разыгравшуюся бдительность, тем скорее я смогу найти повод слинять в Богудонию.

Это единственное, чего я хочу. Ну ещё написать Тимуру или получить от него какое-нибудь сообщение. На часах всего половина девятого утра. Предполагаю, что Тим ещё спит, ведь в сети последний раз он был, когда закончилась наша переписка — в полвторого ночи. Так что пока я его не тревожу.

А в академии меня уже ждёт встреча с Соней. Подойдя забрать своё забытое пальто, я сталкиваюсь с ней, выходящей из гардероба.

— Привет, — нарочито громко здороваюсь с Трофимовой, которая с каменным лицом проскальзывает мимо и бросает мне холодное:

— Привет.

Столбенею. Видеть такой Соню непривычно. Правда, чего я ожидала? Вчера я так ни на один ее звонок и не ответила. Я даже передумываю забирать забытое пальто сейчас и сдавать свою ветровку. Сразу же следую за Соней. Она видит, что я семеню рядом, но молчит.

— Погода сегодня — кошмар. Я думала, меня снесёт ветром, — пытаюсь завести непринуждённый разговор хотя бы о погоде.

— Угу, — равнодушно отвечает она.

Всё. Беседа не вяжется. Соня достаёт телефон, не обращая на меня никакого внимания, что-то листает на экране и уверенно шагает в сторону аудитории. А я иду по пятам. Ощущаю себя прям паршиво. Молчание Трофимовой какое-то ужасное.

— Сонь, ты обижаешься? — спрашиваю аккуратно.

— Я? Да с чего бы? Ты ж не динамишь мои звонки и сообщения, — не отрывая взгляда от телефона, ехидничает она.

— Я видела. А потом забыла перезвонить.

— Обо всех моих пяти пропущенных в течение дня?

И что мне на это сказать? Я ведь за вчера так и не придумала себе достойного оправдания. У меня не рожала кошка, меня не украли инопланетяне…

— Мы просто с мамой… — завожу свою типичную шарманку, но Соня резко меня обрывает:

— Ань, хватит мне врать. Не хочешь со мной общаться — не общайся! — И ускоряет шаг.

— Это я подралась с Петровой, — моментально слетает с моего языка, а сама я останавливаюсь посреди коридора, вцепившись пальцами в лямку рюкзака на плече.

И Соня тормозит тоже. Оборачивается и смотрит на меня, широко раскрыв глаза.

— Чего?

— Я пропала со студенческой весны, потому что подралась с Полиной, — признаюсь честно.

А смысл уже врать? Вряд ли это всё долго будет оставаться в тайне. Соня ошарашенно моргает и даже немного бледнеет.

— Ань… Да ну, — она неверяще качает головой.

А я, сжав губы, одним уверенным кивком лишь подтверждаю её сомнения. Соня сокращает между нами расстояние.

— Твою мать… Как?

— Я вышла в туалет, а туда заглянули Петрова и компания…

А потом я буквально в минуту укладываю свой рассказ о вечере студенческой весны, пока нас, стоящих посреди коридора, огибают спешащие на первую пару студенты. Умалчиваю я лишь о Горине. Сама ещё не знаю, стоит ли говорить о нас кому-то. Да и расскажет ли Полина о том, что видела…

Соня слушает меня, и её глаза все больше становятся похожи на блюдца.

— Это она тебя так? — подруга взглядом указывает на замазанную тональником ссадину на моей щеке.