Будет больно, моя девочка (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна". Страница 5

— Да ладно?

— Угу. У нас сегодня об этом вся школа гудит. Ну и о том, что отец у них олигарх. На смену выпустившемуся в том году Ярошенко. Мажористые мажоры. Наши все в восторге. В субботу на вечеринку к ним собираются.

— Собираются? А ты? Не пойдешь?

— У нас с Верой другие планы. Еще на прошлой неделе договорились.

— Да? Ну как хотите, а то сходили бы, познакомились.

— Если честно, то мне они не понравились. Выпендрежные какие-то.

— Ну тогда понятно. Перекусить заедем?

— Давай. Хочу салат с зеленым горошком и чай с розами.

— Тогда давай в твой любимый ресторан?

— Давай.

В рестике мама отлучается припудрить носик, а я закидываю в чат сообщение о том, что завтра нужно поддержать наших ребят. Первый матч по баскету в этом сезоне. К тому же еще и с фаворитами прошлых игр.

Но даже тут нарисовывается Мейхер. И кто его только в чат добавил?

Но больше всего раздражает, что наши начинают ему поддакивать. Особенно Лизка.

Поплевавшись ядом, я гордо закрываю чат и решаю, что больше в него сегодня не зайду. Если Мейхеру так хочется показать себя, пускай. Не думаю, что у него всех хотя бы организовать получится, не говоря уже про реальную поддержку команды.

И я ведь даже почти не злюсь на него, потому что предвкушаю его выражение лица завтра после того, как директор позвонит им домой.

Запугивать он меня еще будет, ага.

Наевшись от пуза, мы с мамой едем домой. Папа возвращается с работы уже ближе к вечеру. Я как раз доделываю алгебру, сидя за столом на кухне, пока мама запекает цветную капусту, потому что уже отпустила помощницу по дому.

— Майеныш, — папа касается моей головы, — привет.

— Привет, — улыбаюсь.

Пока родители обмениваются поцелуями, все же заглядываю в чат класса, а там уже вовсю идут споры по поводу завтрашнего матча. Никак не могут решить, куда идти после. В основном мы всегда идем в какой-нибудь ресторан. Чтобы избежать подобных неурядиц, я всегда даю три варианта и открываю голосовалку. Какой наберет больше голосов, туда и едем. Беспрекословно. Только не в этот раз. Улыбаюсь и блокирую телефон.

— Ты чего загадочная такая? — папа снимает пиджак и выдвигает стул напротив меня.

— У нас там бунт. Ребята решили сами организовывать группу поддержки наших баскетболистов. Ругаются. Я вот и не вмешиваюсь, — коварно улыбаюсь и вытягиваю кулачок, который папа тут же отбивает, а потом широко улыбается.

***

— Майя, — мама качает головой. — Вредничаешь?!

— Все правильно делает, Есь. На нашу Майю где сядут, там и слезут.

Губы тут же расползаются в улыбке. Я надуваюсь, как воздушный шарик, от переполняющей гордости за себя.

Остаток вечера мы с родителями сидим перед телевизором, а утром в школу меня отвозит папа со своим водителем, потому что в одном из маминых салонов красоты случается форс-мажор.

Папа всю дорогу почти без перерывов говорит по телефону и лишь на школьной парковке отвлекается, чтобы попрощаться.

Выбравшись из машины, машу папе рукой и взбегаю по ступенькам у парадного входа. Как только оказываюсь внутри, замечаю классную. Она стоит у окна, а рядом с ней Захаров, его классная и Мейхер.

— Майя, — Марта Витальевна ловит мой взгляд, — подойди, пожалуйста.

Сжав ручки сумки покрепче, иду к этому квартету.

— Здравствуйте, — мило улыбаюсь и именно в этот момент чувствую на себе обжигающий взгляд. Боковым зрением замечаю, что Мейхер на меня пялится, причем так, словно готов оторвать мне голову прямо здесь. У всех на глазах.

— Майя, пропустишь первый урок. Вас всех, — классная окидывает взглядом меня, Захарова и Мейхера, — вызывают к директору.

Киваю.

Минуту спустя наша делегация уже шествует по стеклянному коридору второго этажа, ведущего в административное крыло.

Впереди идут учителя и о чем-то перешептываются. Дальше я с Мейхером. Захаров плетется последним, и вид у него такой, будто его на убой ведут.

— Зря ты, — вполголоса произносит тот, чей голос я даже слышать не хочу. — Настучать директору было твоей большой ошибкой, Панкратова.

— Серьезно? Тогда почему ты, поджав хвост, идешь вместе с нами, если такой крутой и плевал на правила, м? — смотрю ему в глаза и, кажется, даже не моргаю.

Мейхер ухмыляется, а потом смотрит себе под ноги.

— Заметь, я предупреждал. Не один раз, — шепчет мне прямо на ухо. От его голоса волоски дыбом на шее встают.

— Как страшно, — хихикаю. Не знаю, насколько убедительно, но, судя по реакции Мейхера, который морозит меня глазами, он мне верит.

В кабинете Орлова нас рассаживают за стол, и практически сразу начинается какая-то комедия.

— Клим, — Максим Сергеевич впивается взглядом в Захарова, — расскажи, пожалуйста, как вчера все произошло? Арсений тебя бил?

Захаров теребит лацкан пиджака, поднимает взгляд, смотрит на меня. Такие глаза у него в этот момент… Он же боится!

Мельком кошусь на Арсения. Тот выглядит самоуверенно. Развалился на стуле, вытянул ладони вдоль стола и смотрит ровно перед собой.

— Он, — Клим открывает рот, бросает взгляд на Мейхера, осекается. Молчит пару секунд и только потом продолжает: — Он, точнее, Арсений, он меня не бил.

— Майя говорит, что лично видела, как Арсений Мейхер тебя ударил.

— Ей показалось. Мы шутили.

Впиваюсь глазами в Захарова, но на меня он даже не смотрит.

— Да он его запугал, вы не видите, что ли? — взрываюсь и неосознанно перехожу на крик.

— Майя, — классная кладет ладонь мне на плечо. — Успокойся. Пожалуйста.

— Да он же… Он… Он специально, — тычу пальцем в этого гада, который успел подготовиться. Чем он угрожал Захарову? Что ему сказал?

— Майя, Клим говорит, что они шутили. Ты же сама слышишь. Какой смысл ему врать? Он прекрасно знает, что в нашей школе за рукоприкладство отчисляют, — деловито заявляет директор. — Если все было так, как говоришь ты, Климу проще обвинить Арсения и избавиться от его нападок таким образом.

Смотрю на этого трусливого, не имеющего никакого достоинства мужчину, и чувствую отвращение, видимо, тогда меня и начинает нести.

— А может, Клим понимает, что сына олигарха никто отсюда не вышвырнет, Максим Сергеевич? И скажи он правду, то проблем в его жизни станет только больше?

Мой вопрос звучит громко в повисшей тишине. Классная зажимает рот ладонью, Захаров таращится на меня, будто я как минимум с Плутона. Ну а Мейхер — ему весело. Он откровенно ржет.

— Простите, — моментально берет себя в руки и извиняется за смех. — Просто вы сами видите. Она не только на меня наговаривает, Максим Сергеевич, но и на вас, — подчеркивает голосом. — Целый кабинет свидетелей.

— Да? Выходит, что в бассейне не ты меня вчера тоже топил?

Эта беседа превращается в какой-то цирк. И чем больше проходит времени, тем абсурднее становится ситуация.

— Нет. Ты это сделала сама.

— Что? Ты больной?

— Прекратите! — взрывается директор.

— Она в меня влюблена.

***

Это заговор? Орлов сейчас подыгрывает этому… Мейхеру?

Чтобы прийти в себя, требуется время. Дышу через нос, но часто и глубоко, аж ноздри раздуваются. Гнев во мне начинает переливаться через края терпения. Его совсем не осталось, как и сил принять всю эту ситуацию спокойно и рассудительно. Эмоции пробиваются наружу. Хочется кричать. Спорить с пеной у рта, но я понимаю, что это все бесполезно сейчас.

Он обложил меня по всем фронтам. Подготовился. Запугал Захарова, придумал эту историю про любовь. Выставил меня набитой дурой с манией преследования, которая по нему сохнет и хочет мести.

Меня!

А Клим? Как он мог. Я ему помогла, а он вот так вот…

— То есть, — смотрю на директора, — по-вашему, я вру? — не шепчу, но голос звучит тихо. Даже подрагивает.

Сжимаю пальцы в кулаки.

— Майя, мы все, все понимаем. Сами были в вашем возрасте. Ты умная девушка, отличница, активистка, но такое поведение переходит все границы. Я вчера позвонил родителям Арсения, потревожил. Они занятые люди, как и твои. Понимаешь? А все из-за того, что ты затаила обиду. Твоих родителей я не дергал, как ты и просила, — выделяет последние слова голосом. Он становится более громким и, мне кажется, даже сочувствующим. Наигранно, конечно, но все же. — И теперь я понимаю, зачем ты об этом просила…