...Не повод для знакомства - Туринская Татьяна. Страница 20

Тому бил мандраж. Она еще никогда в жизни не выезжала за пределы родного края. Было очень страшно отправляться в такую поездку одной. С огромным удовольствием она отказалась бы от этой командировки, если бы это только было возможно. Но в том-то и дело, что никого другого в данный момент отпустить не могли, а прислать своего представителя завод был попросту обязан. Нет, не открутиться ей от поездки…

А зачем, собственно, откручиваться? Ведь у нее сейчас очень тяжелый период, ей ведь так тяжело жить в одном городе с Владом. Она же каждый день трясется в ожидании его звонка или непосредственного появления, она же так боится вновь не устоять, вновь уступить его требованиям. И что тогда? Тогда она точно всю жизнь будет его любовницей, его бесплатной дежурной давалкой. Только мечтать ей больше будет не о чем, ведь теперь она очень хорошо знает, что ему от нее нужно… Нет, наоборот очень хорошо, просто замечательно, что именно сейчас, сегодня, ей надо уехать из Хабаровска. Все равно куда, хоть в Москву, хоть в Магадан, хоть в Болотную Падь. Бежать, бежать, бежать без оглядки из Хабаровска, бежать от Влада, бежать от любви, бежать от собственной слабости, от себя! Красноярск? Пусть Красноярск, какая, в конце концов, разница? Лишь бы ее не было в Хабаровске, когда он позвонит, когда он придет, когда будет разыскивать ее на работе. Спасибо тебе, Господи, за эту командировку! Это лучшее, что произошло с ней за последние два года!

Красноярск встретил тридцатиградусной жарой. Видимо, дождя не было довольно давно и земля с клочками желто-серой пожухлой травы потрескалась, как лицо столетней уставшей от жизни старухи. Слабый ветер мел поземкой кучки пыли с места на место. Пыль носилась в воздухе, оседая на волосах, обнаженных руках и потных лицах горожан, поскрипывала песком на зубах. Толпы людей, обезумевших от жары, плавились под безжалостным августовским солнцем на берегах могучего Енисея. Особенно пользовался успехом у жителей Красноярска Островок Отдыха, живописно расположившийся прямо посередине реки.

Лишь к вечеру жара стала понемногу отступать под натиском более прохладного речного бриза. Гостиница "Турист", довольно современное и солидное с виду здание, сооруженное из бетонных блоков, не была снабжена кондиционерами и за день нагрелась так, что горячий воздух около стен ломал солнечные лучи, искажая "картинку" до такой степени, что мелкие колоски, нарисованные на обоях, казались живыми, колышущимися под легкими порывами ветерка. Открытые настежь окна мало помогали освежить тесный двухместный номер. И Тома с соседкой Ларисой вышли на улицу. Гулять по пыльным красноярским улицам после трудового дня не было ни малейшего желания и девушки устроились на удобной массивной скамейке почти напротив входа в гостиницу.

Болтать было, в принципе, лень. Разморенным жарой, больше всего на свете в эту минуту девушкам хотелось спать. Но было еще довольно рано, к тому же в номере было настолько душно, что ни о каком сне не могло быть и речи. А впрочем, можно и поболтать. Ведь познакомились они только вчера, когда обе и заселились в тот непрезентабельный тесный номер, так что надоесть друг другу еще не успели.

Лариса, высокая рыжеволосая девушка, довольно эффектная и привлекательная особа, приехавшая по делам из Омска, заливалась соловьем, красочно описывая свою богатую событиями жизнь. Что из рассказанного правда, что — чистой воды вымысел, Тома даже не пыталась понять. А зачем, ведь судьба свела их всего лишь на две недели, а потом они никогда больше не увидятся. Так какая, в сущности, разница — действительно ли мужики штабелями падают при виде сногсшибательной Лариски или же она выдает желаемое за действительное? Пусть тарахтит, сколько угодно, лишь бы не выпытывала Тамарины секреты. Оно-то, конечно, уж коли их пути никогда больше не пересекутся, можно бы и пооткровенничать, но говорить о Владе с посторонним человеком Томе не хотелось. Тем более делиться своей болью. Нет, Влад — это ее самое сокровенное, самое личное, это ее самая больная и незаживающая рана. Нет, пусть уж лучше Лариска живописует свои приключения.

Тамара сидела и делала вид, что внимательно слушает собеседницу, периодически кивая головой и вставляя дежурные, ничего не означающие фразы типа "Ну надо же" или "Да ты что". Сама же просто отдыхала от дневных хлопот. Думать о чем-либо было невмоготу, да и попросту не хотелось. Разомлевшая от жары и усталости, она сидела, словно в полудреме, только с открытыми глазами. Даже о Владе думать не было сил.

В нескольких шагах от скамейки стояла "Ладушка"-шестерка цвета белой ночи. При взгляде на нее внутри Томы словно что-то оборвалось: "Ах, Владушка!", но потом, сообразив, что это не может быть его машина, что просто похожая, ведь она находится в другом городе, за тысячи километров от любимого обманщика, успокоилась и вновь отгородилась от мира за невидимой завесой отрешенности.

Машина стояла уже довольно давно. Обе передние дверцы были распахнуты настежь в бесплодных попытках избавиться от надоевшей жары. В салоне сидели два парня. Периодически перебрасывались несколькими фразами, все остальное время сидели молча, откинувшись на подголовники. Было похоже, что они кого-то ждут. И видимо, безуспешно. В очередной раз посмотрев на часы и переговорив, ребята вышли из машины и подсели на скамейку рядом с Тамарой и Ларисой. Посидели, покурили, поболтали ни о чем, потом тот, что поменьше ростом, юркий брюнетистый паренек лет лет двадцати пяти, назвавшийся Сашей, выдал:

— Девочки, а как насчет чашечки супа? Поехали? — и лукаво усмехнулся, сверкнув белоснежными зубами.

Тому покоробило столь наглое приглашение. Она чуть было не высказала хаму все, что о нем думает, да не успела — Лариска толкнула локтем в бок, жарко прошептав на ухо:

— Том, поехали, а? Чего ломаться-то, что нам терять? Мы же их больше никогда в жизни не увидим, ты умотаешь в свой Хабаровск, я — в Омск, а они тут и останутся. Это ж такая романтика! Когда ты еще позволишь себе лечь в постель с незнакомцем? Ты никому ничего не должна, тебе никто ничего не должен — красота, лови кайф, пока летает!

Тома чуть не задохнулась от такой откровенности:

— Ты что?! Ты вообще в своем уме? Да как так можно, с первым встречным — и сразу в постель?

Лариска не унималась, щекоча губами Тамарино ухо:

— Да ты пойми, глупая, это же здорово! Веди себя, как хочешь, делай только то, что нравится. Тебе ж за него замуж не выходить, не надо корчить из себя черти кого. Хоть раз в жизни пожить для себя, любимой. Поехали!

Тамара не сдавалась:

— Ты таки точно сошла с ума. Да разве ж так можно? Они ж подумают, что мы проститутки! Нет уж, если хочешь — поезжай сама. Я — пас.

— Да в том-то и весь кайф, что тебе абсолютно наплевать, кто что о тебе подумает, в том числе и я. Так же, как и мне наплевать, что ты обо мне подумаешь. Я ж тебя никогда не увижу, какое мне дело, как ты ко мне относишься. Так же и они. Ну и пусть себе думают, что мы проститутки, тебе от этого хуже? Кого интересует их мнение? Да они тебя завтра и не вспомнят, так же, как и ты их. Ну давай, соглашайся. Я без тебя не поеду, ну не ломай кайф, поехали!

И Тома сдалась. А действительно, какое ей дело до этих парней? Вот Владовым мнением она дорожила, и что из этого вышло? Ничего хорошего. Она два года терпела адскую боль ради его удовольствия, пресмыкалась перед ним и что? Он фактически обозвал ее шлюхой. А ведь она не получала ни малейшего удовольствия от секса с ним, одни сплошные страдания. Да в конце-то концов, может она хоть раз в жизни пожить для себя самой? Что ж ей, так и прожить всю жизнь, не познав радости от секса?! Ну уж нет! Конечно, она давала себе зарок, что никогда не подпустит к себе никого, кроме Влада. Но ведь Влада больше нет в ее жизни. Да к тому же, Лариска верно говорит — она уедет в Хабаровск, и какая ей разница, что будут думать о ней эти парни? Плевать! Влад считает ее шлюхой — надо оправдать это обидное прозвище, чтоб хоть не так обидно было.