Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен - Уткин Анатолий Иванович. Страница 16

Но недели героической позы окончились, наступило время суровых решений. С одной стороны, Троцкий отправил официальное предложение о мире немцам. С другой — он спрашивал британского дипломата Ф. Линдли, смогут ли Британия и Франция оказать военную помощь, если немцы не ответят и война продолжится. Ответа не последовало ни от Антанты, ни от Америки, и Россия пошла своим путем. В Петрограде Ленин бросил весь свой политический вес ради подписания договора с Германией — ради грядущей мировой революции, ради сохранения, пусть и усеченной, ее базы — Советской России. И он, используя даже угрозу выхода из правительства, добился того, что в ночь с 23 на 24 февраля 1918 г. большинство в Центральном исполнительном комитете (116 против 85) проголосовало за подписание Брестского мира (в большевистском ЦК соотношение сил было еще более хрупким: 7 — «за» и 6 — «против»). Центральный комитет большевиков принял суровые немецкие условия мира 9 марта 1918 г. На закрытой партийной конференции Ленин охарактеризовал подписанный мир как временную передышку. А пока следовало эвакуировать столицу из обращенного к Западу Петрограда в защищенную ширью русской земли Москву. Теперь Ленин нуждался в пушках, пулеметах и снарядах; теперь он был (по его выражению) «оборонцем, потому что я стою за подготовку армии даже в самом далеком тылу, где ослабевшая армия, демобилизовавшая себя, должна быть восстановлена». Происходил поворот, пределов и масштабов которого в то время еще никто не знал. Восстанавливалась русская армия, хотя никто не мог представить, что следующие три года она будет вовлечена в братоубийственный гражданский конфликт. Теперь намеки на создание фронта по Уралу обретали реальный смысл. Троцкий говорит Роббинсу запавшие тому в память слова: «Исторический кризис не будет разрешен лишь одной войной или одним мирным договором… Мы не оканчиваем нашу борьбу».

Но все это пока были лишь слова. Реальностью была сдача немцам трети территории Европейской России. Англичанам осталось только иронизировать: «Практическим результатом русских усилий добиться мира «без аннексий» стала величайшая после крушения Римской империи аннексия в Европе». Локкарт пытался еще доказывать, что немцам дорого обойдется оккупация[112], но в Лондоне в свете дипломатического успеха Германии на Востоке стали лихорадочно искать альтернативу. Уже имелся в наличии «японский вариант». Теперь Лондон не выдвигал претензий. Пусть японцы двинутся навстречу немцам в Европу. Россия как самостоятельная величина была списана со счетов истории. Был ли у России более трагический час? Иноземцы с Запада и Востока шли навстречу друг другу, смыкаясь над ее пространством.

О чем размышляет Ленин? «Кузнецкий бассейн богат углем. Мы образуем Уральско-Кузнецкую республику на основе промышленности Урала и угля Кузнецкого бассейна, уральского пролетариата и рабочих Москвы и Петрограда, которых мы возьмем с собой. Нужда будет — пойдем и дальше на восток, за Урал. До Камчатки дойдем, но удержимся!»[113]

Большевики знали, что в России еще пребывают агенты Антанты, с ними в этот критический час следовало связаться. В Смольный к Ленину прибыл агент Интеллидженс сервис Брюс Локкарт. Ожидания англичанина, спешившего в штаб-квартиру большевиков, не оправдались. Локкарт ожидал увидеть супермена, а встретил, как он пишет, «человека, на первый взгляд похожего на владельца бакалейной лавки из провинциального городка, с короткой, толстой шеей, широкими плечами, круглым, красным лицом. У него был лоб интеллектуала, немного вздернутый нос, рыжеватые усики и щетинистая бородка. Глаза смотрели проницательно, с чуть насмешливой улыбкой»[114].

Ленин сказал, что большевики готовы сражаться, отступая при этом до Волги и Урала. Им нужна помощь. Ради спасения страны он готов пойти на компромисс с кем угодно. «Я готов рискнуть и пойти на сотрудничество с союзниками. Ввиду германской агрессии я бы даже охотно принял помощь». В ответ Локкарт сказал, что, если большевики заключат мир с Германией, немцы перебросят все свои силы на Западный фронт, сокрушат союзников, а затем, развернувшись на сто восемьдесят градусов, уничтожат большевиков.

Ленин ответил так: «Вы не учитываете психологических факторов… Германия уже давно вывела свои лучшие войска с Восточного фронта. В результате грабительского мира она будет вынуждена оставить на востоке больше военной силы, а не меньше. А что касается обильных поступлений продовольствия из России — на этот счет можете не беспокоиться. Пассивное сопротивление — а это понятие происходит из нашей страны — гораздо более мощное оружие, чем недееспособная армия». Американский агент Роббинс был свидетелем того, как Ленин спрашивал рабочих вожаков, готовы ли они сражаться с немцами. «Вам говорят, что я готов пойти на подписание позорного мира. Да, я заключу позорный мир. Вам говорят, что я сдам Петроград, столицу империи. Да. Я сдам Петроград, столицу империи. Вам говорят, что я сдам Москву, святой град. Я его сдам. Я отступлю до Волги и за Волгу, к Екатеринбургу; но я спасу солдат революции, и я спасу революцию».

Брестский мир был подписан 3 марта 1918 г. Кюльман и Чернин подписывали мир с Румынией в Бухаресте, а Троцкий ушел с поста комиссара иностранных дел. Турки требовали Карс и Ардаган, потерянные в 1878 г. Немцы успели войти в Киев и находились в ста с лишним километрах от российской столицы. Ленин отдал приказ взорвать при подходе немцев мосты и дороги, ведущие в Петроград, все боеприпасы увозить в глубину страны. Весь день 2 марта их части продвигались все дальше и дальше на восток. Наконец прибыли российские представители. 3 марта мир был подписан относительно второстепенными фигурами и с германской и с русской стороны. Советскую Россию представлял Григорий Сокольников — будущий комиссар финансов и посол СССР в Великобритании. Мир вступил в силу в пять часов пятьдесят минут вечера 3 марта[115]. Россия потеряла к этому часу 2 млн. квадратных километров территории — Белоруссию, Украину, Прибалтику, Бессарабию, Польшу и Финляндию, в которых до начала войны жила треть ее населения (более 62 млн. человек), где располагалась треть пахотных земель, девять десятых угля. Она потеряла 9 тыс. заводов, треть пахотной земли, 80 % площадей сахарной свеклы, 73 % запасов железной руды. Россия обязалась демобилизовать Черноморский флот. На Балтике ей был оставлен лишь один военный порт — Кронштадт. Большевики согласились возвратить 630 тыс. военнопленных.

На этом этапе германская революция была для Ленина «неизмеримо важнее нашей»[116]. Указывая на вину главы правительства за «легкость» обращения со страной, не следует отказывать В.И. Ленину в широте кругозора и в реализме. Возможно, если бы Россия, которую он возглавил, была могучей военной силой, а западные стояли на грани краха, он не подписывал бы унизительный («похабный» — его словами) договор, а послал бы войска против германских претендентов на общеевропейскую гегемонию. И, уж во всяком случае, он отказался бы подписывать Брест-Литовский мир. Но все было наоборот. Россия потеряла силу и волю продолжать борьбу в прежнем масштабе, а Запад, ожидая американцев, надеясь преодолеть противника в будущей схватке, имел возможность сделать брест-литовский документ простой бумажкой.

Ленин верил в то, что «наши естественные ресурсы, наша людская сила и превосходный импульс, который наша революция дала творческим силам народа, являются надежным материалом для строительства могущественной и обильной России». Для строительства этой новой России ее жители должны многое воспринять у немцев — также, как они сделали это во времена Петра Великого. «Да, учиться у немцев! Вот чего требует Российская Советская Социалистическая Республика для того, чтобы перестать быть слабой и бессильной и чтобы стать могущественной и обильной на все времена»[117].

И на Чрезвычайном VII съезде РКП(б): «Учитесь дисциплине у немцев, если мы как народ не обречены жить в вечном рабстве… У нас будет лишь один лозунг. Учитесь в необходимой степени искусству войны и приведите в порядок железные дороги. Мы должны организовать порядок»[118]. 12 марта столица страны была перенесена в Москву. 6 марта большевики назвали свою партию коммунистической.