Ушедший мир - Лихэйн Деннис. Страница 22

В том-то и дело, что сплетня, какой бы она ни представлялась бестолковой и бездоказательной, касалась его лично.

Джо бросил взгляд на заднее сиденье и улыбнулся сыну, который в этот момент моргал, тщетно противясь дремоте. Томас вопросительно улыбнулся ему в ответ и прищурился. Джо помотал головой, говоря: «Не обращай на меня внимания. Все в порядке». И Томас закрыл глаза и уронил голову. Джо сел, развернувшись затылком к опущенному стеклу, и закурил.

Эл Баттерс сказал, что ему нужно остановиться отлить.

Джо сказал, давай, только смотри, осторожнее, там змеи и аллигаторы.

– Кому сдался этот старый скелет.

Машина съехала на обочину, и колеса с пассажирской стороны утонули в мягкой зеленой траве.

Эл вылез и отошел на несколько футов. Джо пришлось убеждать себя, что, отвернувшись, тот расстегивает молнию, потому что не видел, чем у Эла заняты руки. Может быть, достает оружие.

Дорога была как ярко-белая полоса, рассекавшая надвое зеленый океан меч-травы, среди которой росли кусты медвежьего дуба [8] и больные хилые сосны. Небо было белое, как дорога.

Бансфорды вполне могли согласиться на заказ. Если так, то и Эл Баттерс вполне может вернуться к машине с револьвером и прикончить сначала Джо, а следующую пулю выпустить в лоб его сыну. Потом, сделав дело, дождется другой машины, которая, возможно, стоит наготове у обочины за следующим поворотом.

Эл Баттерс повернулся и направился к машине, застегивая на ходу ширинку.

Джо дождался, пока тот сядет в машину и они вернутся на дорогу, и только потом надвинул шляпу на лоб и закрыл глаза. Он сквозь закрытые веки чувствовал, как по лицу бежит тень от деревьев.

А потом его лицо гладила Грасиэла – сначала нежно, потом нетерпеливо, – как в тот день, когда родился Томас. Джо тогда только что вернулся из поездки, когда они с Эстебаном навещали кое-какие места на севере Южной Америки, и он не спал нормально несколько дней. Тогда он открыл глаза и все понял по лицу жены: они вот-вот станут родителями.

– Пора, да?

– Да. – Она откинула его простыню. – Первому пора.

Джо уснул, не раздеваясь. Он сел, потирая лицо, затем приложил руку к ее животу.

Начинались схватки, и она поморщилась:

– Давай, давай.

Он вскочил с постели и поспешил за ней к лестнице:

– Так ты говоришь, пора первому?

Она обернулась к нему и снова поморщилась:

– Ну конечно, miamor [9].

Она взялась за перила левой рукой.

– Правда? – Он взял ее за свободную руку. – А сколько у нас будет всего?

– Не меньше трех.

Джо открыл глаза, чувствуя, как напекло лицо.

В тот последний день своей жизни она говорила не о полотенцах. И не о грейпфрутах.

Она говорила о детях.

Глава десятая

Вердикт

Штаб-квартира семейной империи Бартоло располагалась на верхнем этаже «Американской компании по обслуживанию сигаретных автоматов», в темно-коричневом здании в конце шестого пирса в порту Тампы, с решетчатыми, давно не мытыми пыльными окнами с бежевыми переплетами. Приехав, Джо застал в приемной Рико Диджакомо.

Приемная была почти так же хороша, как и кабинет за ней. Пол из наборного паркета, из широких сосновых планок медового оттенка. Кожаные кресла и диванчики, привезенные из Бирмы еще до войны. На кирпичных стенах висели большие полноцветные фотографии с видами Манганаро, крошечного сицилийского городка, где родился Дион Бартоло. Пробыв боссом Семьи года два, Дион пригласил фотографа из «Лайфа» и заплатил ему умопомрачительный гонорар, чтобы тот съездил в Манганаро и сделал эти фотографии. Все они были в янтарных оттенках, сняты на пленке «Полароид», и места, запечатленные на них, были такими же роскошными и теплыми, как кожаные кресла и медовые полы приемной. На одной фотографии вверх по склону холма брел человек с осликом, а поле справа от них было залито солнцем. На другой – три пожилые женщины хохотали над чем-то перед мясным магазином. Собака спала в тени церковного портика, совсем маленькая на его фоне. Мальчик ехал на велосипеде вдоль ряда оливковых деревьев.

Джо, не знавшему, что такое ностальгия, всегда казалось, что эти фотографии отвечают страстному желанию Диона вернуть себе мир, который он едва помнил, мир, исчезнувший раньше, чем он успел почувствовать его вкус и вдохнуть полной грудью его запах. Когда его увезли из Италии, ему было четыре года, и он в лучшем случае лишь уловил его отголосок, однако этот отголосок звучал в его ушах всю жизнь. Он стал почти домом для того мальчика, которым Дион почти был.

Джо пожал Рико руку и уселся на диван рядом с ним. Рико указал на одну из фотографий:

– Как думаешь, этот старикан со своим ослом каждый день поднимается на холм?

– Ну, не знаю, сейчас война и все такое.

Рико посмотрел на фотографию:

– Могу поспорить, он даже сейчас это делает. Он как мой старик – с головой уходит в работу. Даже если… Нет, особенно если на голову валятся бомбы. Очень может быть, что этот старик и его осел погибли под бомбами. Но он все равно делал то, что делал всю жизнь.

– И что же он делал?

– Судя по снимку, каждый день водил этого паршивого осла на холм.

Джо засмеялся. Он уже и забыл, какой Рико шутник. Когда Джо отказался от услуг личного телохранителя, чтобы Рико мог сделать более достойную карьеру, то больше всего скучал по его шуткам.

Они оба поглядели на дубовую дверь, за которой находился кабинет Диона.

– У него кто-то есть?

– Мой брат, – кивнул Рико.

Джо медленно выдохнул:

– Что все-таки произошло?

Рико пожал плечами и переложил шляпу с одного колена на другое.

– Двое парней Фредди столкнулись с Монтусом на Десятой улице…

– Белые парни на Десятой улице?

– Угу. Кермит…

– У нас теперь работают парни с именем Кермит?

Рико пожал плечами:

– Ничего не попишешь. Половина итальянцев – за океаном, сам знаешь.

Джо закрыл глаза, ущипнул себя за кончик носа, вздохнул:

– Значит, этот Кермит с приятелем… Два белых парня в десять вечера гуляли по Браун-тауну?

Рико на это лишь мягко улыбнулся и снова пожал плечами.

– Как бы то ни было, они что-то там не поделили. Большой Негр выхватил пушку и начал палить. А потом выпустил парочку пуль в грудь Уайетту Петтигрю.

– Петтигрю? Такой маленький парнишка с Третьей авеню, где «Монгольская бакалея»?

– Джо, он уже не маленький. Черт, теперь он вообще никакой. Впрочем, сколько ему было, двадцать один? Только что стал отцом.

– Господи.

Джо помнил, как брал контрабандный виски у мальчишки на углу Третьей и Шестой. Мальчишка был торговцем так себе, но очень смешно разговаривал, словно горох сыпал, и мог за минуту отбарабанить все самые важные новости из утренних газет.

– Да, сейчас он лежит в ритуальном зале у Блейка, – кивнул Рико, – две пули в грудь, одна в голову. Дочке три дня от роду. Я бы сказал, трагедия.

Они одновременно посмотрели на часы, которые висели над дверью: прошло уже десять минут от назначенного часа. Еще одна примета правления Диона: встречи никогда не начинались вовремя.

– Значит, Монтус уложил двоих наших, – продолжал Джо. – И что с ним?

– Ну, он-то до сих пор ходит по земле. Хотя не уверен, что это надолго, учитывая горячность Фредди.

– И ты с этим согласен? – спросил Джо.

Рико слегка поежился и громко вздохнул:

– А что мне делать? Это все равно как иметь несносного ребенка – ты ведь не можешь перестать быть его отцом. Слушай, Фредди – придурок. Мы оба это знаем. Он ступил на территорию Монтуса, заявил, что забирает все под свой контроль, и Монтус ответил, как настоящий парень. Сказал: «Да пошел ты!» Если честно, я виню себя.

– Почему?

– Я позволил делу зайти так далеко. Если бы я вмешался несколько месяцев назад, до того как каша по-настоящему заварилась, до кипения так и не дошло бы. Но я не вмешался. И вот теперь Монтус убил двоих парней Фредди, а это значит, что он убил двоих наших. Разве такое может сойти с рук?