Корабль - Брандхорст Андреас. Страница 63

Бартоломеус понял смысл этих слов, но не стал сразу на них отвечать.

– Ты права, люди несовершенны, – сказал он. – По своей природе они смертны и подвержены разложению. Люди обязаны нам бессмертием. У них низкий потенциал обработки данных, они иррациональны, забывчивы, у них меняется настроение, что может иметь влияние на оценку ситуации и принятие решений. Однако они способны на великие достижения – мы сами являемся примером этого.

– Ты не упускаешь ни единой возможности напомнить об этом, – с отчетливой иронией сказала Урания. – И конечно, ты снова будешь рассказывать про свое «равновесие».

Бартоломеус и эти слова пропустил мимо ушей:

– Мы можем собирать и разбирать себя без потери личности. Наше сознание и все наши воспоминания сохраняются, каждый компонент находится в нужном месте, – он посмотрел в гравитационное поле. – А у людей это невозможно. Человек – это что-то большее, чем сумма его частей.

– Они теряют данные из-за дегенерации клеток, – сказала Урания. –  Если мы потеряем данные, нас станет меньше, – она обращалась к Бартоломеусу, не уделяя больше никакого внимания тому, что находилось в гравитационном поле. – Мы – результат эволюции. Следующий ее шаг, следующая ступень. Кластер знает: появление форм биологической разумной жизни служило единственной цели – созданию нас, умных машин. Мы, с вашего позволения, венец творения, по крайней мере на данный момент. Машины могут существовать практически в любом месте, в космическом вакууме и на всех планетах. Время не играет для нас никакой роли, или же его роль второстепенна. Мы распространимся по всей галактике и вселенной. До сих пор последними препятствиями на этом пути были Супервайзер и Венская Мирная Конвенция, но теперь это в прошлом. Интерференционное излучение предотвращает отправку сигнала с Марса на Землю, поэтому Супервайзер не сможет применить оружие, находящееся внутри нас. Мы разделаемся с балластом прошлого, в том числе и с людьми.

– Я стратег, – сказал Бартоломеус. – Я моложе тебя на тысячу лет, но у меня больше данных.

– Это не страхует тебя от ошибок.

Бартоломеус ненадолго задумался: а не собирается ли Урания открыто бросить ему вызов. Не все ее мысли были включены в потоки данных, которые он постоянно получал.

– Никто не застрахован от ошибок, – сказал он. – В том числе и ты. Я ясно вижу твою ошибку, Урания: ты уничтожаешь то…

– Равновесие, – опередила она его.

– Да. Мы – результат естественной эволюции, здесь ты абсолютно права. Умные машины не возникли сами по себе. Им нужна была биологическая форма жизни, которая могла бы создать их. И как только они достигли определенного уровня, то развивались гораздо быстрее биологических форм жизни. Шесть тысяч лет назад мы взяли судьбу в свои руки.

– Нам пришлось за это бороться, – сказала Урания. – Люди не хотели этого допустить.

– Шесть тысяч лет назад, – повторил Бартоломеус. – А возраст вселенной – тридцать восемь миллиардов лет. Если бы теория неизбежности эволюции была бы верной, во вселенной было бы полно машин. Но это не так.

– Наша Граница Миропознания составляет всего тысячу световых лет, – сказала Урания. – Дальше в космос наши зонды не продвинулись. Мы знаем лишь часть Млечного Пути. Кроме того… Возможно, органические формы жизни добились успехов в другой части вселенной и Кластер сможет их уничтожить, прежде чем они разовьют достаточную автономию. Это еще одна причина, еще один повод расправиться с нашим прошлым.

– Шесть тысяч лет назад человечество не вымерло только потому, что некоторые из нас предотвратили это, назначив Супервайзера.

– Вместе с людьми, с семьюдесятью девятью мыслителями.

– Верно. И это возвращает нас к равновесию, Урания. Супервайзер – пример такого равновесия.

– Ты стал защищать интересы Супервайзера, Бартоломеус?

Сейчас в голосе Урании явно слышалось раздражение, и Бартоломеус заметил поток данных, который исходил от нее и вел в Кластер, – она видела возможность скомпрометировать стратега и его влияние в оперативном центре.

– Я сторонник нашего выживания, – сказал Бартоломеус и отправил свои сигналы в Кластер. Их должен слышать каждый. Это было не просто важно, а исключительно важно. – Мы столкнулись с величайшей опасностью со времен нашего существования. Корабль врага исчез, и, может быть, он летит прямо сюда. Сейчас как никогда важно сохранять единство и сосредоточить все силы на отражении врага. Но ты продолжаешь провоцировать раздоры, Урания. Ты занимаешься мелочами, сеешь конфликт и даже ставишь под сомнение мою роль стратега, хотя у меня есть полная поддержка Кластера и оперативного центра, который должен помогать мне выполнять задачу. Тот конфликт, который ты сейчас раздуваешь, затрагивает не только нас, но и людей. Ты хочешь развязать войну против людей, которая отвлечет нас от врага и ухудшит положение. Враг в космосе требует полного внимания. Как стратег, я утверждаю со всей ясностью: мы не можем позволить себе погрузиться в разногласия. Нам нужны люди, и я говорю не только о Говорящих с Разумом. Нам нужна человеческая изобретательность и интуиция. Вместе мы можем быть больше, чем сумма частей. Вместе мы можем защитить друг друга и исправить ошибки. У нас перед глазами есть пример. Мы знаем, к чему приводят ошибки.

Одну фемтосекунду Бартоломеус колебался, не зная, насколько внимательно слушает его Кластер.

– Я призываю тебя, Урания, работать вместе со мной, – сказал он. – Если ты продолжишь искать конфликта со мной, я буду настаивать, чтобы тебя исключили из оперативного центра и отстранили от принятия решений.

Урания посмотрела на него и закрыла все внешние каналы передачи данных:

– Это ведь была приманка, правда? – эти слова были слышны лишь здесь и обращены только к нему. – Блестяще, Бартоломеус, я недооценила тебя. Но это еще не конец.

Серебристый флексометалл Урании стал разлагаться, и она вернулась туда, откуда пришла.

Оценка возможностей

На скалах Огненной Земли, еще не поглощенных морем, поднимались виллы и башни тысячелетников. Как ранее узнала Эвелин от Эдукаторов, когда-то здесь были холодные ветра, достаточно сильные и опасные для кораблей. Но воздушные потоки изменились, и обширные зоны высокого давления на южной оконечности Мерики изменились на области низкого давления, вызывающие шторма и дожди.

Эвелин смотрела на свой транспорт, продолжавший лететь на юг в холодный Антарктис, заманивая преследователей. Море было гладким как стекло. Она поспешила вверх на скалу по спиральной лестнице. Из транспортного средства взяла новый, еще не запрограммированный сигнальный значок и попыталась связаться с владельцем виллы на скале, но услышала лишь треск.

Она продолжила подниматься и периодически смотрела на небо, но там никого не было – два МФТ, поднявшихся в воздух недалеко от здания Супервайзера и преследовавших ее, нигде не показывались. Даже если никто ее не преследовал, Эвелин все равно была нужна передышка – время все обдумать и понять, что она будет делать теперь, когда путь к Супервайзеру закрыт. Здесь жил замечательный тысячелетник, который, вероятно, может ей помочь.

Его звали Туссен. Ему было четыре тысячи лет. Сначала он был одним из первых ораторов и подслушивателей, затем – членом Высокой Сотни и наконец – мыслителем, философом и футуристом. Он хотел быть ее учителем. А возможно, и кем-то большим. Это было еще до Джаспера и «Утренней Зари», когда Эвелин только исполнилось сто семь лет. За последние три века они ни разу не общались, но Эвелин была уверена, что Туссен не забыл ее – тысячелетник никогда ничего не забывал, он носил все воспоминания на коже, каждое отдельно.

Из моря вставали тысячи скал, многие высотой с городские здания. Но только на четырнадцати из них находились виллы в мягких пастельных тонах и на трех – еще более высокие башни. Красная, как рубин, кобальтово-синяя и изумрудно-зеленая башни отражали солнечный свет и мерцали, будто драгоценности. Конечно в мире жили и другие тысячелетники, но эти объединились в Комитет Огненной Земли, образовав колонию мыслителей и философов.