Всерьез (ЛП) - Холл Алексис. Страница 17

С другой стороны, не самое плохое ощущение — когда на тебя смотрит с кровати голый мужчина, и вы оба думаете о сексе, которым только что занимались. По крайней мере, надеюсь, что он тоже думает. Должен бы. Этот секс был на три звезды Мишлена.

Обычно я в это время уже умирал со стыда и суетился, но под его взглядом начинаю, ну, как бы вертеть хвостом. Нагибаюсь и подбираю с пола вещи, тянусь, пожалуй, больше, чем надо бы. Я даже ловлю себя на том, что изображаю «наклоняешься и выпрямляешься» из «Блондинки в законе». С выпрямлением у меня не очень, правда, но надеюсь, что наклон это компенсирует.

— Тоби. — О-о, как я люблю этот строгий голос. Прямо взял быть и раскрыл Лори, как мидию. — Что, хочешь, чтобы я тебя опять трахнул?

Ого!

— А ты предлагаешь?

Он вздыхает, и не могу понять, от нетерпения или сожаления.

— Нет. Сколько бы ты не вертел тут своей тугой попкой.

У меня тугая попка? Крутяк.

Когда я вижу себя в зеркале в полный рост, мне хочется схватиться за голову. Ну, в смысле сначала-то чувствую разочарование, что нам не пришло в голову трахаться прямо перед ним, а потом уже «мама родная, на кого я похож». Прическа напоминает ежа после удара током, все лицо в красных отметинах от щетины, а глаза расширены, как будто я под кайфом. А про то, что творится у меня на шее, и о синяках в форме пальцев на бедрах вообще молчу.

Лучший.

Секс.

Моей жизни.

Я улыбаюсь Лори во все тридцать два зуба, и он краснеет и отводит глаза.

— Извини, я… Я…

— Ты че, не надо. Это ж охрененно.

Когда я уже практически закончил одеваться, он встает с кровати и заворачивается в халат с прошлой ночи. Ух ты, пушистый какой. А я тогда и не заметил. Не думаю, что кто-то купит себе такой мягкий халат, если только ему в жизни остро не хватает объятий.

Бедный Лори. Если б он только был моим.

Я бы его обнимал и мучил. И спасал бы тоже.

Мы спускаемся гуськом по лестнице, и в холле он легонько касается моей щеки.

— У тебя же все будет хорошо, да?

— Ага.

— Спасибо. За сегодня. И за вчера.

Я пытаюсь улыбнуться.

— Да ладно, что ты благодаришь. Я же сам был только за. — На этом его глаза как бы ускользают от моих.

— Прости. Это… вежливая привычка, полагаю.

Привычка? Почему-то я ухватываюсь за это слово. Мое паучье чутье на него реагирует. В принципе, если подумать, это вполне может быть такой кинк. Чисто английский.

— За что спасибо?

— За завтрак.

— Ну да, конечно.

Он по-прежнему отводит взгляд, так что я тянусь вверх к его подбородку, ловлю и заставляю смотреть на меня. Он дергается, а потом, ну, не вот чтобы шумно выдыхает, но ритм его дыхания меняется. Замедляется. Глаза становятся мягче, и я понимаю, что так Лори выглядит у моих ног.

Он сглатывает. И шепчет:

— Спасибо, Тоби, что позволил встать для тебя на колени.

Ё-мое, если б я только что не излил всю сперму Вселенной, я бы сейчас, наверное, опять кончал. Мой член даже пошатывается, как очумевший от удара боксер, который не понимает, когда нужно лежать и не рыпаться.

Мое прикосновение превратилось в нежное поглаживание, и мы внезапно как бы тянемся друг к другу. Так близко. Если я поверну голову под нужным углом, он меня поцелует. Точно знаю.

Но если я ему позволю, это край. Сердце просто не выдержит.

Поцелуй, что Лори готов подарить, — мне нужно, чтобы он исходил от человека, который не собирается сразу после выставить меня из своего дома, чтобы больше никогда не увидеть.

Так что я отстраняюсь.

Не знаю, что сказать. А когда открываю рот, из него вываливается: «Э, ну, пока-а».

И вот так я и ухожу.

С «пока-а».

Убейте меня сразу и не мучайтесь.

Глава 5. Лори

Не знаю, есть ли некая ирония в том, что моя жизнь не один раз, а дважды разделилась на четкие периоды до и после. Сперва на «Роберт» и «После Роберта». А теперь — «До Тоби» и «После Тоби». Довольно незавидный удел — все время жить, разгребая последствия. Ладно Роберт, который делил со мной жизнь больше десяти лет и так на нее повлиял, — это еще понятно. А вот Тоби Финч, кометой промчавшийся сквозь мое существование за полночи и полдня? Какая вопиющая жестокость.

Конечно, со временем я примирился с Робертом и тем, что между нами произошло. Я прошел через злость, боль, осознание предательства, пока не осталось лишь сожаление от потери. И постепенно все превратилось в легкую грусть по той жизни, что мы строили и делили. Той самой жизни, что он разрушил и так легко наладил заново уже с другим. С тем, в чьих глазах Роберт до сих пор видел отражение идеализированного себя. В то время как я, в конечном итоге, показал ему… что? Слишком много правды? Единственное воспоминание, которое он не смог вынести, которое увело его так далеко от меня, что он обрел себя вновь только в объятиях другого мужчины. В подчинении другого мужчины.

Да, я скучал по Роберту. По мальчишкам, которыми мы были. По мужчинам, в которых мы выросли. Скучал по тому, что есть человек, знавший обо мне самое обыденное и самое постыдное. В своей гордыне — я только так могу это назвать — мы даже жалели тех, кому повезло меньше, чем нам. Мы сначала нашли любовь, а потом, практически случайно — хотя казалось, что неизбежно — открыли волшебные новые горизонты, поняв, что совпадаем в предпочтениях. Тогда все было так просто — неспешное соблазнение доверием и болью, подчинением и служением. Каким ограниченным казался нам противоположный путь — выжимать любовь из совпадения, а не находить совпадение в любви.

По правде говоря, я и до сих пор в это верю.

Тем не менее, вот он я — очередной дурак с опустевшим сердцем, что ждет надежды под плетью чужого человека.

После Роберта я первое время пытался стать, за неимением лучшего слова, нормальным. Словно все, что мы с ним делали, было лишь выражением нас, нежели частью меня. Не сработало. Я знакомился с мужчинами, которые могли бы любить меня, и жаждал мучений под их руками.

Кроме того, я был занятым человеком. Работа накладывала свои ограничения, а поиск собственного будущего отнимает довольно много времени. Не могу вспомнить, чтобы я в один прекрасный день осознанно потерял веру в любовь. Все произошло не настолько драматично. Я ходил в БДСМ-клубы и на организованные встречи в кафе. Регистрировался на сайтах. Ориентировался в темах разговоров. Выучил шутки. Я отдавал свое тело домам в коже, чтобы они делали с ним все, что захочется, в тщательно оговоренных рамках. И находил облегчение. Хотя бы его, и этого мне хватало.

А потом появился Тоби Финч. Слишком юный, слишком худой, слишком искренний — все слишком. Со своими острыми локтями и бугристыми коленками. С челкой, которая постоянно сползала на глаза. С прыщами на ключицах. Его обиженный рот, который хотелось исцеловать до синяков, и широкая улыбка, которую он пока не научился сдерживать.

Девятнадцать лет от роду. Девятнадцать.

Я едва его знал, но, когда дни сменились неделями, понял, что по нему тоже скучаю. Мой жестокий и нежный царь-бог, до сих пор такой потерянный между противоречиями юношества и зрелости.

И внезапно «хватало» стало уже недостаточно.

Когда Сэм и Грейс ожидаемо поинтересовались, как все прошло, я сказал, что просто убедился, что парень нормально добрался домой. Так и есть, если не принимать во внимание ту часть, когда я вышвырнул его за порог посреди ночи, потом снова пустил внутрь, после чего отымел до потери пульса.

Господи.

Тоби.

В декабре, двадцать с чем-то дней «П.Т.», мы совершили наше ежемесячное паломничество в «Сад пыток», для чего потребовалось влезть чуть ли не с мылом в мою единственную пару кожаных штанов — унижение, которому не должен подвергаться ни один мужчина под сорок только ради того, чтобы заняться сексом предпочитаемым способом. Происходящее как всегда оказалось на пятьдесят процентов модным дефиле, на сорок процентов клубными танцульками, на десять — секс-вечеринкой и на все сто — раздражающим мероприятием. Но я не стал, да и не хотел бы, возвращаться в «Извракратию», и хотя желания идти в «Сад пыток» тоже не присутствовало, тут у меня было крайне мало шансов встретить Тоби и довольно много — найти кого-то, кто бы сделал мне больно, отымел и не заставил скучать по нему после своего ухода.