Озарение - Гурвич Владимир Моисеевич. Страница 25

Она подвела гостя к картине. Болтнев долго разглядывал ее. Затем повернулся к Дане. По выражению его лица она поняла, что он не решается сказать то, что думает.

— Плохо? — спросила она.

— Дана, это совсем не похоже на те две картины. Это совсем другой уровень. Что с тобой случилось, можешь мне сказать?

— Просто не получилось, Евгений Дмитриевич. Так же бывает?

— Бывает-то бывает, но только тут совсем другое. — Он замолчал в нерешительности.

— Евгений Дмитриевич, говорите, как есть, — попросила Дана.

— Эту картину нарисовала какая-то начинающая ученица, а не мастер. Это действительно твоя работа? — пристально взглянул Болтнев на Дану.

— Моя.

— Тогда ничего не понимаю.

— Да, все очень просто, тогда было озарение, а в этот раз не было. Давайте больше не будем говорить о картине. Завтра я ее замажу.

— Но Дана, это все же твоя работа. — Болтнев снова взглянул на полотно. — А, впрочем, это действительно лучшее решение.

— Вот и договорились. А сейчас предлагаю просто посидеть, поболтать. У меня есть отличное вино. Если, вы, конечно, не хотите уйти.

— Что ты, Дана, с удовольствием посижу.

Они разговаривали уже час. Дане было интересно их общение. Она окончательно убедилась в том, что уже знала, — из всех ее знакомых Болтнев самый содержательный человек. И при этом увлечен ею — это для нее было очевидно. Но она никак не решилась пересечь черту, отделяющие одни отношения от других. Что-то сдерживало ее.

— Мы с тобой сегодня много выпили, — сказал Болтнев, когда бутылка оказалась пустой.

— Всего третья бутылка вина, — заметила Дана. — Разве это много?

— Для меня много. Я столько не пью. Только сегодня с тобой.

— Значит, вам хорошо тут.

— Да, — подтвердил он. — Мне всегда было приятно с тобой.

— А мне — с вами.

Болтнев посмотрел на нее немного пьяными глазами.

— Что это было? — спросил он.

— Когда?

— Только что. Мы сказали что-то друг другу. Это похоже на объяснение.

— А если даже и так, Евгений Дмитриевич?

Болтнев на мгновение задумался.

— Это надо обсудить, — сказал он.

— Зачем? — возразила Дана. — Целый час будем говорить об этом. Вы этого хотите?

— Что же хочешь тогда ты?

— Тоже, но по-другому. Мы же мужчина и женщина.

— Я это ни на минуту не забываю.

— Этого мало. Мало ли что мы не забываем.

— Что же ты предлагаешь?

— Ну, почему я должна проявлять инициативу, это прерогатива мужчины. — Но она знала, что иного выбора у нее нет.

Дана вдруг встала со своего места, подошла к Болтневу и села ему на колени. Затем обхватила его голову и прижала к себе.

— Вам так нравится? — прошептала она.

— Да, очень, — после едва заметной заминки подтвердил он.

Его слова стали для нее сигналом, она прижалась губами к его рту.

37

С губ Даны сорвался и полетел по комнате громкий крик, тело забилось в конвульсиях, яркая вспышка осветило сознание — и тут же все погасло и стихло. Дана сползла с тела Болтнева и примостилась рядом. Снова ничего не вышло, взорвавшийся внутри нее снаряд оргазма оказался не в силах перенести ее туда, где возникают замечательные видения. Все вновь было напрасно.

Ей хотелось плакать, но не хотелось это делать при Болтневе, он не поймет причину ее слез. Дане вдруг стало прохладно, хотя минутой назад все тело было охвачено огнем. Она накрылась одеялом.

— Тебе было хорошо? — услышала она голос Болтнева.

Говорить с ним ей не хотелось, но не отвечать на его вопрос было бы слишком невежливо. Да и он такого отношения не заслужил. Она же видела, как он старался, чтобы ей было бы хорошо.

— Да, очень, Евгений Дмитриевич.

— Ну, какой я тебе Евгений Дмитриевич. Зови меня Женей или если тебе нравится, сама придумай, как меня называть.

— Хорошо, Женя, — не стала Дана ничего придумывать.

— Знаешь, Дана, я давно хотел, чтобы это случилось. Но думал, что не произойдет никогда.

— Почему? Это же так все естественно.

— Да, естественно, но я не чувствовал, что ты этого желаешь. А ты мне нравилась с первого курса. С момента, как я тебя впервые увидел.

— Правда? — удивилась Дана. — Не знала.

— А я думал, что ты догадывалась, что нравишься мне.

— Я это замечала, только не думала, что это случилось так давно. Неужели все это время ты испытывал ко мне такие чувства.

— Испытывал. А что тебя так удивляет?

— Слишком долго.

— У тебя такого не было?

— Такого длительного срока не было.

— Знаешь, а я не жалею об этом. Хотя любить безответно всегда тяжело.

— Мне бы этого никогда не хотелось.

— Я понимаю. Но это от нас не зависит. Я давно понял, что человек — раб любви. Для одних это счастье, для других — несчастье.

— Возможно, ты прав, но я не хочу быть рабыней.

— Хочешь быть госпожой?

Дана задумалась.

— Не хочу быть ни той, ни другой.

— Кем же тогда?

— Не знаю. Мне нравится оставаться свободной.

— В любви это не просто.

— Я знаю, но мне все равно хочется. Я все равно не смогу быть в любовных отношениях ни рабой, ни госпожой.

Болтнев на какое-то время замолчал. Дана была только этому рада, у нее не было настроения поддерживать разговор. Она бы предпочла просто заснуть; когда спишь, все проблемы куда-то на это время улетучиваются. А ей так этого хочется.

— Я хочу с тобой поговорить на очень важную тему, — снова услышала она голос Болтнева.

— Да, Женя, говори.

— Я давно об этом думаю. Но был уверен, что этот разговор никогда не состоится. А сейчас все изменилось.

Ничего не изменилось, мысленно возразила ему Дана.

— Ты прав, изменилось, — вслух сказала она.

— Я рад, что и ты так же думаешь.

— Так о чем ты мне хочешь сказать? — спросила Дана. Ей хотелось, чтобы он быстрее, без лишних слов перешел бы к теме разговора. Тогда она поскорее сможет заснуть.

— Я хочу, чтобы ты стала моею женой. Законной или гражданской — это уже как ты решишь. Пока это не столь важно.

Ничего подобного Дана услышать не ожидала; то, что они переспали, по ее мнению, не накладывало на них никаких обязательств. И уж тем более не вело к законному браку.

Не дождавшись ее ответа, Болтнев продолжил:

— Понимаю, что для тебя это прозвучало неожиданно, и я не тороплю тебя с ответом. Тебе надо все обдумать. Ты привыкла к другой жизни, к ответственности только перед собой. А семья — это совсем другое. Я был женат и знаю. Вот скажи, ты хочешь детей?

— Не знаю. Я почти не думаю на эту тему. До сих пор как-то меня занимало другое.

— Я так и предполагал. Но однажды тебе захочется ребенка. Важно не упустить срок, когда его можно родить. Ты, конечно, молодая, но тебе все же не восемнадцать. Извини, за напоминание. А мне так хочется, чтобы на свет появились бы наши дети.

О таком развитии событий Дана не помышляла, и сейчас не представляла, что отвечать. Если бы после секса с ним, у нее возникли бы те самые картинки, она тут же ответила согласием на его предложения. Но она уже почти не сомневалась, что этого никогда не случится.

Болтнев молчал, ожидая, что она скажет. Но у Даны не было ни одной м внятной мысли, настолько она была растеряна. Он нравился ей, более того, очень вероятно, что на роль мужа лучше ей никого не найти. Но что ей делать с ее мечтой стать большим художником. А это зависит от Юлия или от кого-то, кто сделает с ней то же самое, что и он. Но Дана понимала, что ответить все же должна.

— Женя, я очень тронута твоими словами. Но это все так неожиданно. Честное слово, ни о чем таком я не помышляла. Это же совсем другая жизнь. К ней надо привыкнуть.

— Ты права, Дана, сразу такие вопросы не решаются. Я же не дурак, я знаю, что страстной любви ко мне ты не испытываешь. А одной симпатии для такого шага недостаточно.

— Но я совсем не отвергаю твоего предложения. — Дана вдруг испугалась, что он может взять свои слова назад. — Я просто не знаю сейчас, как на него ответить. Подожди какое-то время. Иногда я чувствую, как что-то во мне меняется. Но я еще не до конца понимаю, что именно.