Замок - Гурвич Владимир Моисеевич. Страница 44

— Ты всегда был примером для подражания, — выдавил на лицо усмешку Нежельский.

— Ты и сейчас себя обманываешь. Знаешь, с чего начинается гибель человека? С самообмана. Вроде бы все как прежде, а присмотришься, этой личности уже и нет.

— Что же, по-твоему, есть?

— Ничего нет. Одна оболочка, а содержание совсем иное, чужое, то, что тебе вложили другие люди. По большому счету это и есть та самая продажа души, о которой написан Фауст. Надеюсь, ты не продешевил?

Нежельский молчал. Было видно, как тяжело он думает.

— Из твоих слов выходит, что меня уже как бы и нет, — произнес он.

Каманин пожал плечами.

— А ты как хотел, Ваня. Встал на сторону откровенных негодяев, превратился в их рупор — и думаешь, что ничего не произошло, ничего не изменилось. Смешно мне тебе говорить, что так не бывает. Даже сейчас, тебя послал ко мне Антон, ты послушно выполнил его поручение. Но я же вижу, как тебе тяжело и противно. А что делать, сам в один момент захотел. Я еще в молодости возвел для себя правило: ничего не обменивать ни на деньги, ни на привилегии и льготы. Иметь только то, что честно заработал. И не потому, что я был какой-то очень принципиальный, а потому что понимал, что если так поступлю, то самоуничтожусь. Да ты посмотри вокруг, сколько людей себя продают и в сто крат больше тех, кто мечтают себя продать. Вот потому вся эта мерзость и хлыщет из всех дыр. Нельзя быть на стороне зла, хоть миллиард предложи. Я себе так однажды так и сказал: лучше с голода умереть, но зло поддерживать не стану. А тебе заплатили — и ты легко согласился. Вспомни, как мы с тобой начинали, о чем мечтали.

— Это были юношеские мечты.

— Это тебе так сейчас выгодно их представлять. Между прочим, юношеские мечты самые чистые. Но это не повод, чтобы их загрязнять, скорей это причина, чтобы соблюдать гигиену для них — содержать их в чистоте как можно дольше. А лучше — всю жизнь.

Нежельский вернулся в свой номер и рухнул на кровать. Он вдруг почувствовал, что совершенно обессилил. Разговор с Каманиным потребовал от него таких энергетических затрат, что им владело ощущение, что он выкачен по полной. С его стороны было огромной глупостью приезжать сюда. На что он надеялся? Что каким-то образом сумеет разрешить их вечные противоречия? Или получить от Феликса индульгенцию за все свои в течение жизни поступки? Но разве он не знал своего лучшего друга и главного оппонента, чтобы быть уверенным, что ничего подобного не случится. И все же, как мотылек на огонек, полетел по первому зову. Его гнала какая-то неведомая сила, сопротивляться которой, он был просто не в состоянии. И ведь в глубине души был уверен, что ничем хорошим эта затея не обернется, он только потерпит очередное поражение.

Но, возможно, в этом было все и дело, он как раз и приехал сюда за поражением. Это была глубоко подсознательная потребность, то ли что-то вроде очистительного огня, то ли наказание за содеянное. Он это окончательно понял лишь во время разговора с Каманиным. Точнее, слово «понял» не совсем верно отражает ситуацию, это была скорей смутная догадка. В какой-то момент он почувствовал, что находится на стороне своего оппонента, что принимает все его упреки в свой адрес. Это можно было назвать даже потрясением. Правда, он быстро с ним справился, не дал ему захватить себя врасплох, но разве не ясно, что это всего лишь защитная реакция. А вот то чувство являлось подлинным, зародившимся в самых глубинах его бытия. А потому и избавиться от него будет не так-то просто, зато вполне может стать самой настоящей катастрофой. И он далеко не уверен, что готов к таким испытаниям. За последние годы, когда у него стало много денег, он привык к комфортному существованию, к тому, что не надо отныне думать о хлебе насущном. Его стало у него не просто хватить, он был в избытке. И попробуй откажись от такой жизни. Да и что скажут его близкие, они тоже свыклись с тем, что он всегда им может щедро помочь, что нужда ушла из их семейства. И можно строить свои планы на будущее, исходя из этой новой, очень приятной реальности. И теперь по приезду сообщить им, что все это кончилось и надо начинать жить по-другому.

Если бы он не поехал сюда, то вполне мог бы избежать всех этих мучений. Как раз сегодня он должен был принимать участие в очередном эфире, за который платили особенно хорошо. Правда, и передача была самая мерзкая из всех, в которых он был задействован в качестве эксперта и представителя научной общественности. На телевидении прекрасно понимали, что чем более омерзительней роль, которую приходится играть, тем солидней должно быть за нее вознаграждение. Нельзя исключить, что он принял приглашение Каманина, дабы избежать своего появление в студии. Это решение возникло у него на подсознательном уровне; если бы в тот момент его спросили о том, имеет ли эта причина хоть самое ничтожное отношение к поездке сюда, он бы категорически опроверг подобное утверждение. Но жизнь это вечная игра с самим собой. Когда-то они много спорили с Феликсом на эту тему. Оо, Нежельский не соглашался с этим утверждением, считая этот фактор второстепенным. Но Каманин был глубоко в нем убежден и говорил, что задача человека постоянно разгадывать собственные ребусы и загадки. Только в этом случае можно быть честным с своим я. Наверное, его, Нежельского возражения во многом были связаны с нежеланием знать правду о некоторых сторонах своей жизни. Вот потому они тогда не только спорили, но даже периодически ссорились на этой почве. Каждый из нас всеми возможными способами защищает свою крепость, вот он и оборонялся, что называется, до последнего патрона.

Но надо было продолжать держать оборону, вместо этого он отправился сюда, чтобы сдаться на милость победителю. По крайней мере, его не отпускает эта мысль с той самой минуты, как он вышел из номера Каманина. Наоборот, когда он ехал сюда, то был уверенным в обратном, надеялся, что это он заставит Каманина подписать акт о капитуляции. Ведь об этом он, Нежельский, мечтал много лет. Да, что там много лет, всю жизнь! Он проигрывал в своем воображении, как это будет происходить, он словно бы наяву переживал ощущение триумфа. А что на самом деле?

Нежельский вспомнил об Антоне и поморщился — с ним ему предстоит неприятное объяснение. Даже удивительно, как может у Феликса быть такой сын? Они не просто антиподы, они скорей даже потенциальные враги. Если бы их не связывали родственные отношения, так бы оно скорей всего и было, и они бы вступили в смертельную схватку. В свое время он, Нежельский совершил роковую ошибку, связавшись с Антом не устоял против сильнейшего соблазна. Он тогда испытывал серьезные материальные затруднения, вот только оправдывают ли они его?

Нежельский вдруг ясно понял, что больше не желает думать на эту тему. Но только каким образом, избавиться от этих мыслей, если они без конца, словно река, текут в голове. Когда-то решить эту задачку ему неплохо позволял алкоголь. Был период в его жизни, когда он много пил. И во многом причина этого был Каманин, потом Рута, которую он не мог долго забыть. Затем он не без труда, но преодолел этот порок, и вот уже много лет практически ничего не употребляет. Разве только на каких-то мероприятиях позволяет себе одну-другую рюмку водки или коньяка. Но это никак не способствует рецидиву пагубной привычки, от которой в свое время сильно страдали жена и дети. Так что в такой стрессовой ситуации он имеет моральное право позволить себе воспользоваться этим средством.

Нежельский почувствовал облегчение, пусть на время он нашел выход из этой ситуации. Он встал и вышел из номера.

Лагунов уже не первый час бесцельно болтался по замку, выходил за его территорию, шел к пляжу и снова возвращался. Он изображал из себя праздношатающегося гуляку, который наслаждается пустым времяпрепровождением. Для большего эффекта в буфете он взял бутылку пива и периодически прикладывался к ней. Но отпивал совсем по чуть-чуть, ни желания, ни намерения даже слегка оказаться под хмельком у него не было. В данном случае бутылка пива выполняла функцию реквизита, помогающего играть роль бездельника.