Казус Варды - Мельников Сергей. Страница 2

Он держался в сторонке, стыдливо пряча голубые глаза. Мимо проходили граждане Эквиция. Тихо шуршали их простые, свободные одежды. Свежие лица, неяркие цвета. Романы держались с привычной уверенностью, как держат себя люди, никогда не знавшие бед, разговаривали негромко, как говорят, когда привык, что тебя слышат. Романский язык, открытый и стройный, музыкой звучал в ушах Маврикия, но его заглушали взрывы фальшивого хохота и бормочуще-шепелявый говор его земляков. Маврикию было стыдно, но не стоило беспокоиться – ни один взгляд не был обращён в их сторону. Глаза граждан Эквиция облетали эллинов по касательной, не желая задерживаться на вульгарных приезжих.

К барьеру подошёл служащий аэропорта в синей робе. Лицо его закрывала маска. На эллинском языке с сильным романским акцентом попросил приезжих выстроиться в очередь и проследовать за ним. Маврикий неслышно шевелил губами, повторяя про себя то, как по-особенному, свистяще и немного гортанно служащий произносит эллинские слова. Первое место за служащим занял пузатый эллин с брезгливо надутой губой и пальцами, унизанными перстнями. Маврикий пристроился в самый конец очереди, он не хотел ни с кем разговаривать.

В свой черёд Маврикий вошёл в комнату досмотра, сдал анализы и образец ДНК, показал багаж. Таможенники в респираторах к его вещам не прикасались. Он сам доставал каждую вещь из чемодана, разворачивал и показывал офицеру, стыдясь её убогости. Ему прокатали пальцы, считали радужку. Под камерами он прошёл вдоль прямой белой линии, нарисованной на полу, потом пробежал вдоль неё же.

В следующей комнате за простым пластиковым столом сидел чиновник, уже без маски. За его спиной, на стене, выкрашенной в квинакридоновый пурпур 5, топорщил золочёные крылья орёл.

Значение государственной символики Эквиция Маврикий знал, как символ веры. Знамя особого оттенка, похожего на сок чёрного винограда, смешанный с кровью, символизирует преемственность традиций Римской Республики. На гербе Эквиция орёл держит в клюве весы, они означают равновесие преступления и наказания – главный принцип правовой системы Эквиция. Орёл смотрит не вбок, как орлы на других гербах, и глаза у него не завязаны, как у эллинской Фемиды 6. Романское правосудие немигающими глазами смотрит тебе в душу – оно не слепо, оно всё видит.

Орёл мог сколько угодно смотреть в душу Маврикия – она была чиста. В новой жизни Маврикий решил, что не станет нарушать закон даже в мелочах, даже пустую в оба конца улицу он будет переходить только на зелёный сигнал светофора, ведь из таких мелочей и складывается справедливый порядок.

– Ознакомьтесь с правилами поведения для приезжих, – Чиновник протянул ему брошюру и тонкую корочку зелёного цвета. – Пермит 7 на временное проживание постоянно носите с собой и будьте готовы предъявить его по первому требованию.

Маврикий открыл книжечку. Под его цветным фото было выведено по-романски: "Мауриций Варда". Он старался вести себя с достоинством, быть серьёзным и спокойным, но губы задрожали и сами разъехались в счастливой улыбке, и ничего он не мог с ними поделать.

– Приятного пребывания в Эквиции, – сказал чиновник и нажал кнопку. Справа открылась дверь и в помещение хлынул яркий солнечный свет.

***

Его первый день в Аугусте прошёл в пьянящем дыму и блеске, если не считать одного неприятного происшествия. Он вышел из таможни на автостоянку, прошёл по указателю к остановке. Огромный двухэтажный автобус с зеркальными стёклами вбирал в себя пассажиров. Не оглохни от счастья Мауриций перед последним чиновником, да будь он повнимательней сейчас, заметил бы, что среди пассажиров нет ни одного приезжего. Он подошёл к турникетам, склонился над сканером, но на экране появился красный крест. Он попробовал ещё раз – всё так же безуспешно.

– Под землю, – сказал чей-то голос сзади.

Мауриций обернулся – за ним стоял роман. Он ткнул в Мауриция пальцем:

– Ты! Идти! – громко, как глухому, сказал он и показал пальцами, как ходят, потом ткнул под ноги: – Под землю. Автобус – для граждан. Ты – перегрин 8.

– Я хорошо говорю по-романски! – возмутился Мауриций, задетый высокомерным тоном.

Роман моргнул, но вульгарно одетый приезжий, говорящий на романском не исчез. Тогда он закатил глаза и терпеливо повторил:

– Ты! Идти! Под землю! Там суб 9. Чух-чух для неграждан.

Роман сдвинул его каким-то неуловимым движением, даже не коснувшись, и склонился над сканером. Пикнуло, открылись дверцы, и он зашагал к автобусу.

– В сторону, пожалуйста, – сказал кто-то.

Вереница местных прошла мимо. Солнце палило, ветер хлопал их просторными одеждами, но не мог забраться под куртку Мауриция из свиной кожи, под его плотные штаны, в пыльные туфли с загнутыми носами. Проходящие романы смотрели друг на друга, в небо, под ноги, куда угодно, но не на него. Так культурные люди избегают касаться взглядом голого дикаря. Мауриций стянул куртку, и ветер залепил спину потной туникой. Быстрым шагом, не оборачиваясь, он двинулся к туннелю подземки.

Суб был стерильно чист и пуст, его закруглённые стены, выложенные светло-голубой плиткой лишены и намёка на украшательство – в родных Афинах они мгновенно обросли бы рекламками и объявлениями. Сканер на входе одобрительно пикнул, двери для перегрина Варды открылись.

На платформе станции стояло несколько эллинов. Они увидели спускающегося земляка и замахали руками, но Мауриций сделал вид, что сосредоточенно ищет что-то в телефоне. Подошёл локомотив со скошенной мордой, притянул вереницу низких бочкообразных вагонов с узкими окнами. Мауриций вошёл, и поезд тронулся. Глянцевая полоса под ногами и светящиеся плафоны над головой пунктиром уходили вглубь поезда, пунктир подрагивал и изгибался, но тишина стояла абсолютная – ни стука колёс, ни стрёкота электродвигателя. В двух вагонах от него, по бокам сидели непривычно тихие эллины.

На станции "Виа Юстиниана", указанной в адресе, Мауриций вышел. Поезд увёз его соотечественников дальше на север, в район Германика. Там для беженцев из бедных, но гордых стран, выстроили квартал пятидесятиэтажных капсульных инсул 10.

Мауриций видел в сети, как выглядит Германика. Узкие башни инсул стоят там так близко, что солнечные лучи почти никогда не касаются земли под ними. Как в настоящих тропических джунглях, лианы коммуникационных кабелей и труб оплетают стволы, на разных этажах прокинуты открытые железные переходы, на которые снизу и смотреть страшно, но там ходят люди, играют дети, на верёвках сушится бельё. В коридорах танцуют полудикие даки, бродят вечно пьяные германцы, эллины бьются с османами до крови, а то и до смерти – никто не станет их пересчитывать, ни одна бригада криминалистов сюда не приедет. Эквиция там не было, он оставался за оградой. Зато дешевле жилья в Аугусте не найдёшь

На "виа Юстиниана", где Маурицию предстояло работать, эскалатор вынес его в небольшой закрытый двор-колодец. Когда Мауриций вышел из арки, у него перехватило горло. Широкий проспект ветвился уровнями и терялся вдали. Зеркальные небоскрёбы по его краям расплывались в дымке. Всё было огромным, новым, монументальным… идеальным.

Эквиций был огромным государством с множеством домининонов и протекторатов, и не было на планете стран богаче и могущественнее его, но только здесь, на одной из центральных улиц столицы, в густом запахе разогретого мрамора и травяного сока с тонкой сладковатой примесью отработанного топлива, под стеклянными башнями, сияющими жидким золотом в разрывах густых крон, Мауриций осознал, как слаба и примитивна его родная Эллада.

Он быстро нашёл нужное здание – стеклянную башню с мраморным портиком. Брезгливо, по-романски, избегая своего отражения, вошёл. Внутри его ждали.