Триумф королевы, или Замуж за палача (СИ) - Кос Анни. Страница 18

— Значит, не твои люди? — Он сложил руки на груди. Такой надменный, уверенный в своем праве требовать ответов: — Упустила возможность.

— Думается, у вас и без меня хватает доброжелателей.

— Большинству из них я полезнее живой, чем мертвый. А вот тебе… Уж очень удачно подобран момент.

— Какая ловкая и быстрая у вас жена, мэтр, — презрительно скривилась я: — не успела порог крепости переступить, а уже и убийц нашла, и обо всем договорилась.

Он качнул головой, предупреждающе, почти мягко:

— Осторожнее, Сюзанна. Мы оба знаем, как делаются такие дела. И знаем, какими крепкими могут быть связи с прошлым.

По спине пробежал холодный пот. Нет, глупости, он не мог знать ни о Карле, ни о моих тайных планах, боги, да я сама о них не думала до вчерашнего утра! И все же стыд обжег щеки, я развернулась, чтобы выйти вон, не желая оправдываться и спорить, но он схватил меня за запястье и отчетливо произнес, глядя мимо:

— Держись подальше от моих бумаг, моего кабинета и моих, как ты выразилась, доброжелателей. Дольше проживешь.

— С удовольствием, как только получу развод, — пообещала искренне.

— Этого не будет.

— Никогда?

— Никогда.

— Так любите свою новоявленную супругу? — иронично приподняла бровь, отлично зная ответ, но надеясь услышать хоть намек на его личные мотивы.

— Трезво оцениваю реальность.

— Я тоже. И поэтому не собираюсь держаться в стороне ни от вас, ни от ваших дел.

— Делай, что пожелаешь. Я предупредил.

Я резко вырвала запястье и потерла покрасневшую кожу. Штрогге промолчал и принялся раскладывать бумаги, всем видом показывая, что разговор окончен. Мне не осталось ничего другого, кроме как развернуться к выходу.

— Если только заподозрю, что ты замышляешь какую-то глупость, быстро вернешься туда, откуда я тебя вытащил, — ударило в спину. Равнодушно так, безэмоционально, просто как факт.

— Угрозы — большее, на что ты способен?

Кривая ухмылка исказила его лицо:

— Вот и перешли на «ты».

— Надо было бросить тебя истекать кровью, — раздраженно прошипела себе под нос, но он услышал. Прищурился, кивнул:

— Почему не бросила?

— Потому что не все тут получают удовольствие от чужих мучений. Не все — палачи и преступники, проклятые мифические выродки и ублюдки.

Следующее его движение оказалось молниеносным, а пощечина — оглушительной. В глазах вспыхнуло, голова мотнулась, словно я была тряпичной куклой в руках сердитого, капризного ребенка. Я пошатнулась и впечаталась спиной в шкаф. Колбочки и пузырьки на полках жалобно звякнули, но не успела я прийти в себя, как мощные руки сомкнулись на моей шее, перекрывая доступ воздуха.

В ужасе я вцепилась в мужа, пытаясь освободиться, но куда там: даже раненый он был сильнее меня в несколько раз.

— Ублюдки?!

Голос Штрогге стал хриплым от ярости. Мои ноги скользнули по полу, теряя опору, перед глазами поплыло от нехватки воздуха. Внезапно он отпустил одну руку, позволяя мне вдохнуть, но тут же развернул, бросил животом на стол, задрал юбку и прошелся рукой по внутренней стороне бедер. Бумаги, перья, чернильница — всё полетело на пол. Я взвизгнула, попыталась вывернуться и ударить, но он схватил мое запястье, до боли вывернул руку, прижал так, что я и дернуться не смогла. Жестко развел мои ноги, навалился сверху. Похоже, покрывало соскользнуло с его бедер, я почувствовала, что он уже прижался к моему лону — и тихо, жалобно заскулила.

Из глаз брызнули злые слезы. Дура, дура Сюзанна. С кем ты вздумала бороться, с кем спорить? Сейчас он возьмет тебя прямо тут, как дешевую девку, а потом снова и снова, столько, сколько ему будет угодно. Просто потому, что может, а ты будешь покоряться и молчать, ведь тебе нечего ему противопоставить, кроме раненой гордости.

— Так доходчивее, леди Сюзанна? — его губы оказались у самого моего уха. — Сделать тебя матерью очередного проклятого мифического выродка прямо сейчас?

Тело окаменело, язык прилип к горлу, сердце заполошенно билось раненой птицей. Низ живота свело. Камера, храм, серое покрывало, резкие движения внутри меня — это всё уже было наяву.

— Родишь дочку, — голос линаара царапал и ранил, но не позволил провалиться в беспамятство, — её используют, как племенную кобылу, подкладывая под мужчин, которых она и по имени-то знать не будет. А если сына, то он станет еще одним тайным убийцей на службе короны или наемником для самой грязной работы. На тело твоего ребенка поставят клеймо, едва ты отнимешь его от груди. Любой твой или его неверный шаг будет наказываться на месте, без всякого снисхождения к слезам и крикам. Ты будешь смотреть, как его же магия год за годом разъедает его тело, и будешь знать, что он умрет раньше, чем ты встретишь старость. Сможешь тогда взглянуть в его глаза и назвать ублюдком?

Я замерла, боясь пошевелиться, чтобы не спровоцировать его довести угрозу до конца, и холодея от ужаса. Он был готов сделать это, его отвердевшая горячая плоть вжималась в меня слишком ощутимо. Чтобы окончательно меня унизить достаточно одного движения, и пяти минут торопливых грубых рывков — чтобы заставить молчать на много месяцев вперед. Но Штрогге ослабил хватку, выпрямился надо мной, тяжело дыша. Я тихонько всхлипнула, размазывая по лицу слезы облегчения, и сползла на пол, кутаясь в юбки, словно они могли меня защитить.

— Ты — маленькая, надменная, избалованная девчонка, — припечатал Максимилиан. — Ничем не лучше ни своего дяди, ни всей его своры. Если не желаешь ходить по собственному дому, пугаясь любого шороха, постарайся не делать врагами тех, кто не хочет ими быть.

Он наклонился, подхватил с пола покрывало и вышел прочь, хлопнув дверью.

***

Едва шаги мужа стихли, я опрометью бросилась в свою комнату, закрыла двери и привалилась к ним спиной, унимая дрожь.

Вот полоумная, выбрала место и время, чтобы разбрасываться оскорблениями! Знала же, кто передо мной, почему не сдержалась? Для вполне заслуженного гнева вполне хватило бы того, что я без спроса сунулась на его личную, истинно мужскую территорию: влезла в финансы, бросила на себя тень подозрения в воровстве и найме убийц. Надо было остановиться на этом, не ухудшать и без того слабую позицию, проявить пусть показное, но всё-таки смирение!

Я в отчаянии сползла на пол и зло ударила кулаком доски паркета. У меня был один, и тот призрачный, шанс наладить хоть какое-то общение с этим человеком, а я с треском его провалила. Отлично, Сюзанна Виктория, сказывается опыт придворной жизни, наставники могут гордиться вашим острым язычком и тонкостью манер.

Сердце никак не желало успокаиваться, низ живота тихонько ныл, хотя ничего непоправимого не случилось. И всё же… Закусила губы, сдерживая рвущиеся из глубины души воспоминания. Наши прогулки с Карлом, осторожные прикосновения рук, губ, его дыхание на моей щеке, пальцы, поправляющие выбившийся на ветру локон. Страсть в его глазах, восторг любования сокровищем из плоти и крови. И трепетную нежность, осторожность, тревогу: не навредить бы, не испугать. Ему и в голову бы не пришло ударить, только любить… Милый, милый Карл, почему же мы были так глупы и нерешительны? Даже если однажды я найду способ восстановить справедливость и обрести свободу, выбрать среди всех мужчин Лидора тебя одного, в наших ласках всегда будет горький привкус этого утра.

Некоторое время я просидела неподвижно, вслушиваясь в тишину, затем встала, на негнущихся ногах подошла к зеркалу. Щека еще горела от удара, но, кажется, синяка не останется. Повезло.

Я приложила к лицу мокрое полотенце. Понять бы теперь, как вести себя дальше.

Экономка по обыкновению постучалась, когда пробило восемь часов. Я пустила, настороженно ожидая порцию нравоучений или чего похуже. Но Штрогге, по-видимому, решил пока оставить ссору в секрете от слуг: фрои Жеони была в приподнятом настроении и болтала без умолку. Фрове очнулся, фрове занялся делами, фрове отлично себя чувствует, фрове велел отменить визит врача. Фрове то, фрове сё, кудахчет, будто наседка над цыпленком, а между прочем этот невинный птенчик запросто мог изнасиловать меня на рассвете, пока она мирно досматривала свои куриные сны.