Триумф королевы, или Замуж за палача (СИ) - Кос Анни. Страница 19
Моего подавленного настроения не смогли исправить ни массаж, выполненный сегодня с особым старанием, ни искренние слова благодарности за заботу о хозяине и то почтение, которое сквозило теперь в каждом её жесте. Наконец, заметив, что на моем лице уже десять минут как застыла кривоватая вымученная улыбка, экономка поинтересовалась моим состоянием.
— Голова болит, — почти не соврала я. — Не выспалась.
— Я подам завтрак сюда, — с готовностью отозвалась Жеони, зашнуровывая последние тесемки на корсаже платья. Сегодня оно было из синего атласа, отделанного тончайшим белым кружевом, прекрасно оттеняющее мои глаза и волосы. Изящное, элегантное, раза в два дороже того, что было мне вручено в первый день замужества. И надетое совершенно зря: не для кого стараться. И логика, и женская интуиция советовали не попадаться на глаза мужу, пока его гнев не поутихнет.
— Фрои Жеони, а есть в доме нитки, пяльца и белая ткань? Думаю, сегодня я останусь в комнате, уделю время вышивке и молитве.
Её глаза одобрительно сверкнули: скромная хозяйка, отступающая в тень, едва муж встал на ноги, явно была ей понятнее и ближе, чем требовательная дочь герцога.
Надменная и избалованная, как сказал Штрогге.
Слова, брошенные в гневе, ранили больнее, чем пощечина и принуждение. Когда судейский известил меня о приговоре: обет молчания и заточение в келье до конца жизни или брак с низкорожденным, я без колебаний выбрала второе. Я не желала близости с мужем, но смирилась с тем, что она случится. После свадебной церемонии не сомневалась: будет грубо, жестко, по его правилам, без траты времени на ласки или чувства. Решила, что это можно пережить, забыть или превратить в ненависть, из которой куется оружие. Но чувствовать себя жалким ничтожеством в глазах еще более презренного ничтожества? На это я согласия не давала.
Я прикусила губу и зло ткнула иглой в ткань шелкового носового платка. Под моей рукой, словно в насмешку, распускались многоцветные желтые бутоны — аллегория зарождения новой жизни, благословение неба и доброе предзнаменование новобрачным.
Пожертвую его храму, решила мстительно, а еще лучше — попрошу Жеони это сделать. Пусть мой образ благодетельной и милосердной жены станет поводом посплетничать с приятельницами. Сейчас добрая молва и симпатия окружающих пойдут мне только на пользу, ведь пока я никто и звать никак. Вряд ли одобрение женщин или служителей храма повлияет на мнение Штрогге обо мне, но хорошая репутация — это долгосрочный вклад, а не сиюминутный выигрыш у наперсточника.
Наступивший день наполнил дом звуками. На заднем дворе Лилли бранилась с зеленщиком, Джейме разгружал привезенные торговцем дрова, с первого этажа доносился приглушенный разговор экономки и трубочиста: по мнению Жеони камин в приемной комнате тянул хуже обычного и нуждался в чистке. С крыши капало, выглянувшее солнце растапливало и без того сырой снег. Где-то под полом тихо шуршала мышь, неистребимый спутник любого уютного и теплого жилища.
Из соседней комнаты — комнаты Максимилиана — не доносилось ни звука.
Я встала, на цыпочках подкралась к стене, разделяющей наши спальни, прижалась ухом — тишина. Если вы, леди Сюзанна, надеетесь, что он там мечется из угла в угол, ломая от расстроенных чувств мебель и обдумывая, как бы наладить общение с собственной женой, то вы просто дурёха почище многих свинопасок. Раздраженно фыркнула, вернулась в кресло под окном и вновь принялась за работу.
Стук в дверь оторвал меня от вышивки спустя пару часов после обеда.
— Фрои Сюзанна, вас спрашивают внизу, — доложила Жеони.
— Кто? — опешила я.
— Молодая леди. Представилась Камиллой фон Гобстрот.
— Фон Гобстрот, — повторила я растерянно. Имя не говорило ровным счетом ничего, а ведь я наизусть знала не только фамилии аристократов столицы, но и всех провинциальных владетелей, их родственников, побочных детей и тайных жен, словом — всех, кто мог представлять интерес для короны Лидора. Фон Гобстрот… И вдруг подскочила: — Камилла?! Рыжеватые волосы, нос в веснушках? — переспросила, не веря своим ушам. Моя единственная настоящая подруга, моя верная спутница!
— Прикажете проводить в гостиную? — осведомилась Жеони.
— А мэтр у себя в кабинете? — осторожно поинтересовалась я.
— Поднялся в спальню сразу после обеда.
— Тогда проводи, — кивнула, отложив опостылевшую вышивку, — я сейчас спущусь.
Глава 10. Жаньи
Жаньи вальяжно раскинулся на роскошной кровати, подперев голову кулаком, и лениво наблюдал за привычной утренней суетой в королевской спальне.
Солнце только выбиралось из-за горизонта, шторы были распахнуты и подвязаны широкими бархатными лентами, в комнате мерцали свечи. Их мягкий золотистый свет выразительно контрастировал с пока еще холодным синим небом в высоких стрельчатых окнах.
Амарит привык наблюдать такие рассветы и знал, что еще немного — и бледные перья зимних облаков вспыхнут всеми оттенками золота и пурпура, затмевая своим великолепием дрожащие огоньки в канделябрах и роскошную, но несколько крикливую, обстановку покоев. Затем алый диск солнца — око внимательного бога — выскользнет из-за горизонта, мазнет взглядом по замерзшему городу, подсветит золоченые шпили, крыши, выложенные алой черепицей, струйки дыма, вьющиеся над ними. Скованные льдом улицы заблестят в его лучах огненными реками, синие тени от домов станут еще темнее, на площадях замельтешат людишки, крохотные на таком расстоянии, суетливые, совсем как муравьи бегущие по одним им ведомым делам.
И начнется еще один долгий день жизни в столице.
Жаньи сладко потянулся.
Несмотря на ранний час, комната уже была полна слуг. Требовалось выгрести золу и растопить остывший за ночь камин, принести нагретой на кухне воды для омовения и вынести её прочь спустя всего полчаса, чтобы не разводить сырость и плесень. Один лакей привычными движениями менял оплывшие свечи и жесткой щеточкой, смоченной в масле, снимал потеки воска с металла, второй полностью сосредоточился на подготовке дневной одежды.
Ночной горшок уже унесли и опорожнили, Жаньи про себя отметил, что сделал это очередной незнакомый мальчишка со смазливой рожицей — должность смотрителя королевского стула в последние месяцы переходила из рук в руки с удивительной регулярностью. В покои уже дважды входил дежурный секретарь, доставляя срочные послания. В углу на небольшом столике с гнутыми ножками ожидал завтрак на двоих. Пока нетронутый: процесс утренних сборов занимал довольно много времени, и амариту не оставалось ничего другого, кроме как нежиться на смятых после бурной ночи простынях.
— Ты обещал сегодня хорошие новости.
Голос его величества вырвал Жаньи из задумчивости. Король встал из-за туалетного столика, личный камердинер тут же попятился, освобождая дорогу. Жаньи критически осмотрел тщательно вымытые и собранные в хвост волосы монарха, черную атласную ленту, завязанную с показной небрежностью и падающую на плечо, гладко выбритые подбородок и скулы.
Король в свои сорок пять был еще преступно хорош: волевое лицо, великолепная осанка, крепкое тело, привыкшее к тренировкам и долгой верховой езде, глаза смотрят требовательно, голос негромкий, но пробирающий до нутра. Не портили впечатления ни легкая презрительность, что читалась в изгибе губ и неглубоких морщинках на лбу, ни резкость манер, выдающая привычки военного.
В паху привычно заныло. Амарит слегка прикусил нижнюю губу, но тут же отогнал будоражащие воспоминания, и произнес невозмутимо:
— Это касается её величества. По моему мнению королева полностью здорова и готова к новому зачатию. И сегодня один из самых удачных дней месяца, смею заметить.
— Ах вот в чем дело… — король разочарованно поджал губы и склонил голову к плечу: — Все еще не сдаешься?
— Как можно? — пожал плечами амарит. — Вам нужны наследники и моя работа — сделать всё, чтобы вы их получили.
— Наследники…
— Я могу передать её величеству ваше приглашение на вечер или вы сами заглянете в её спальню?