Краткая история Бразилии (СИ) - Фаусту Борис. Страница 14

Наконец, не стоит забывать о делении на мужчин и женщин; здесь мы подходим к сфере компетенции такой дисциплины, как история и социология семьи. Традиционно и в особенности под влиянием работ Жилберту Фрейре [25] семья в колониальную эпоху воспринимается как патриархальная, т. е. семья расширенного типа, включавшая в себя кровных родственников, свойственников, приближенных и тех, кому оказывалось покровительство. Главой семьи непременно являлся мужчина. Патриархальная семья играла важную роль, обозначая отношения между обществом и государством. Однако такой тип семьи был характерен лишь для правящих классов, а точнее — для элиты Северо-Востока Бразилии. Среди низших сословий расширенной семьи не было, а женщины (особенно те, у кого не было мужей или спутников) стремились к большей независимости. Например, в провинции Оуру-Прету в 1804 г. из 203 домохозяйств лишь 93 возглавлялись мужчинами.

Даже среди господствующего класса подчиненное положение женщин в семье имело исключения. В определенных обстоятельствах они могли играть важную роль в экономической деятельности. Так произошло в капитанстве Сан-Паулу, где женщины, которых местный губернатор охарактеризовал в 1692 г. как «прекрасных и мужественных», взяли на себя управление домом и всем имуществом, пока мужчины пропадали в длительных походах вглубь региона, длившихся иногда по несколько лет.

Подавляющее большинство населения колонии жило в сельской местности. Немногочисленные города росли медленно и зависели от сельской округи. Столицу колонии автор XVI в. Висенти де Салвадор описал как «странный город, где дома стояли без жителей, которые проводили большую часть времени на своих наделах, а в город приезжали лишь на праздники. Городское население состояло из ремесленников, занятых своим делом, торговцев и чиновников судебного, налогового и военного ведомства, которым по службе полагалось там жить». Священник-иезуит отмечает в XVII в. бедность маленького в те времена города Сан-Паулу, связывая ее «с постоянным отсутствием жителей, которые, за исключением трех-четырех главных праздников, остаются в своих наследственных владениях или рыщут по лесам и полям в погоне за индейцами, тратя на это всю жизнь».

Подобное положение частично изменилось в связи с возрастанием роли крупных коммерсантов (в эту категорию входила и элита работорговцев) и с расширением административного аппарата. Все это в совокупности привело к увеличению количества городов и городского населения. Такие факторы, как вторжение голландцев и в особенности переезд королевского двора в Рио-де-Жанейро, также были важны и для роста городов.

В бразильской историографии встречаются два противоположных взгляда на вопрос о взаимоотношениях государства и общества. Один из них отводит доминирующую роль государству. Это превосходство, по мысли сторонников данной теории, восходит к периоду формирования португальского государства, которое в силу ранней централизации и действия определенного свода законов уже с XIV в. характеризуется как патримониальное. В Бразилии же, полагают приверженцы этой концепции, государственная бюрократия, сосредоточив в своих руках власть и возможность подавления недовольных, усилила свое значение в деле централизации. Ее власть, как они считают, простиралась вплоть до отдаленных сертанов, поскольку бандейранты, речь о которых пойдет ниже, в конечном счете действовали от имени государства.

Противоположная точка зрения, сформировавшаяся раньше, чем рассмотренное выше мнение, отдает пальму первенства обществу, действовавшему в условиях существования рыхлого и малоинициативного государства. Доминирующую роль, согласно этой теории, играли крупные землевладельцы. Именно они управляли, принимали законы, вершили правосудие, воевали с индейцами во внутренних районах Бразилии и защищали население, жившее вокруг их фазенд, которые становились подобием феодальных замков и сеньориальных центров.

Однозначно принять первую либо вторую точку зрения невозможно по двум основным причинам: во-первых, обе они представлены в виде шаблона, накладываемого на различные регионы и различные исторические периоды; во-вторых, радикальное разделение государства и общества приводит к исключению из анализа возможных взаимодействий между двумя этими уровнями. Так, отвечая на более раннюю теорию замещения государства отдельными группами лиц, скажем, что отсутствие государства и исполнение его функций такими группами действительно имело место в некоторых регионах, например, во внутренних районах Северо-Востока, но этого недостаточно, чтобы характеризовать подобным образом положение дел во всей колониальной Бразилии.

С другой стороны, португальская монархия не соответствует образу все подавляющей на своем пути бюрократической машины, которая затем с успехом была перенесена в Бразилию. Попытка перенести в Новый Свет административное устройство метрополии столкнулась с многочисленными препятствиями из-за протяженности страны, удаленности ее от метрополии и новизны тех проблем, с которыми пришлось столкнуться колонизаторам. С течением времени — или, лучше сказать, на протяжении столетий — государство увеличивало свое присутствие, будучи в большей степени представленным в тех регионах, которые являлись основой экспортной экономики. До середины XVII в. действия центральной колониальной администрации имели эффект лишь в столице генерал-губернаторства и в окрестных капитанствах. В других регионах преобладали религиозные ордена (особенно иезуиты, считавшиеся «государством в государстве») или же крупные землевладельцы и охотники на индейцев.

С открытием в начале XVIII в. золота и алмазов государство увеличило свой контроль с целью упорядочить быстро растущее общество и обеспечить сбор налогов с новых богатств. Но даже тогда лишь Дистриту Диамантину [26] (округ, учрежденный в Минас-Жерайсе) соответствовал образу государства, господствующего над обществом и карающего всех, кто сопротивляется его всевластию.

Это не означает, что невозможно сформулировать в основных чертах такую схему взаимодействия общества и государства в колониальной Бразилии, в которой учитывались бы все региональные и конкретно-исторические различия. В первую очередь, если речь идет о высших уровнях государственной политики, практически всегда возможно различить действия государства и интересы господствующего класса. Корона и ее представители в Бразилии играли роль общего распорядителя жизни в колонии, что не всегда отвечало этим интересам. Например, меры по ограничению обращения в рабство индейцев или попытки обеспечить запасы продовольственных продуктов путем устройства обязательных плантаций на фазендах встречались охотниками за индейцами и землевладельцами с таким недовольством, которое доходило до бунтов.

Но государство и общество не были двумя чуждыми мирами. Напротив, между ними существовало обоюдное движение навстречу друг другу, выразившееся в неразличении публичной и частной сферы. Если, с одной стороны, государство проникнуто интересами частных лиц, то с другой стороны, его действия не имеют четких пределов, которые накладываются соблюдением индивидуальных прав гражданина. Черты патримониального португальского государства, где, в конечном счете, все является собственностью монарха, совместились с чертами колониального общества, в котором действие от лица своего класса, рассматриваемое как коллективное представительство социального слоя, уступает место семейной солидарности.

Семья или союз нескольких семей из господствующего класса выступают как сети, образуемые не только кровными родственниками, но и патронами и клиентами, протеже и друзьями. Для короны же государство является собственностью короля, и управители должны избираться из числа лиц, верных королю. В свою очередь, господствующие классы стремятся получить доступ к государственной машине или получить милости от губернаторов в пользу собственного клана.