На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина. Страница 35
Лене показалось, что в уголках его губ мелькнула улыбка при этих словах, сводя на нет серьезность фразы. Но Биргит поверила этим словам, кивнула и, погрозив напоследок пальцем Лене, вышла вон вместе с
Войтеком
.
— Какая суровая, да? — пошутил Иоганн, едва они с Леной остались одни. — Могу обращаться на «ты»? Сразу хочу сказать, что я не такой сильный и грозный, каким могу казаться со стороны. Даже на прогулку не могу отправиться без помощи. Так что тебе не стоит меня бояться, Воробушек.
— Я не боюсь, — вздернула подбородок повыше Лена, стараясь изо всех сил выглядеть бесстрастной и не показать своего волнения этому немцу. Не страха. Потому что она вовсе не боялась его, а наоборот — почему-то чувствовала к нему симпатию, что немного злило. Может, он напомнил своей беспомощностью маму? Оттого и хотелось быть с ним помягче.
— Я бы подремал, говоря откровенно. Прогулка меня всегда вгоняет в сон, — продолжил Иоганн. — Если ты сможешь вывезти коляску на балкон, то я был бы благодарен тебе. Если нет — не страшно, посижу у окна. Тут тоже солнечно.
Коляска была тяжелой. Лене пришлось приложить усилия, чтобы выполнить просьбу немца. Но звать
Войтека
на помощь, как предложил Иоганн, видя ее старания, Лена не стала. Хотела показать, что она сильная. Чтобы немцы понимали, что она вовсе не беспомощный воробушек.
Пока фон Кестлин дремал, укрытый надежно тонким пледом от легкого летнего ветерка, Лена по его просьбе разобрала книги и прибралась в комнате. Заодно с любопытством огляделась в комнате, внимательно рассматривая каждую деталь и особенно фотокарточки на комоде и на стенах комнаты. Все те же знакомые лица, которые Лена уже успела увидеть прежде. Теперь она понимала, кто был тот молодой летчик, стоящий у аэроплана, на фотокарточке в гостиной.
В молодости Иоганн был действительно очень красив. Особенно, когда улыбался, как на снимке под руку с молодой невестой в подвенечном наряде, той самой, что Лена также уже успела увидеть. «Моему дорогому брату
Ханке
с пожеланиями быть следующим», — гласила надпись чернилами в углу фотокарточки. В невесте Лена узнала баронессу, молодую и счастливую. Больше снимков Иоганна не было, кроме одного, сделанного, видимо, уже после аварии. Он сидел в коляске, а возле него стоял светловолосый мальчик с моделью аэроплана в руках. И именно фотокарточек мальчика в комнате немца было больше всего — от совсем крохи, сидящего под новогодней елью, до портрета взрослого мужчины в военной форме.
Разглядывая офицера, Лена никак не могла отделаться от ощущения, что он ей знаком. Быть может, она видела его в Минске? Может, он был среди тех офицеров, которые приходили на ужины к
Ротбауэру
? Или она видела его в ресторане? А может, на одном из вечеров доме
рейхскомиссара
? И если это так, то чем ей это грозит, учитывая ее причастность к ликвидации офицера СС? Мысли об этом заставляли Лену теряться от страха. Поэтому она предпочла выкинуть их из головы, сосредоточившись на том, чтобы выполнить поручения Иоганна.
Библиотеку Биргит в ходе небольшой экскурсии по дому не показывала девушкам. Поэтому Лене пришлось искать дорогу наугад. Но, даже подозревая, что библиотека в этом замке должна быть большая, Лена не была готова к размерам зала, который предстал перед ней. Он был просто огромен как в длину, так и в высоту. Чтобы вернуть книги на их место на последних полках, приходилось пользоваться высокой лестницей, которая перемещалась вдоль полок. А у противоположной стены Лена даже разглядела разделение на два этажа, также забитые полками с книгами. Зал напомнил Лене библиотеку в центре Москвы чем-то, и она не могла не удивиться тому, что все это принадлежало только одной семье, а не было в общественном пользовании, как это было в ее стране.
Лена любила читать. С самого детства. Брат не особо засиживался за книгами, а вот она сама с удовольствием проваливалась в разные истории, представляя себя их героиней. Поэтому вид этих книжных богатств наполнил ее таким восторгом, заставляя забыть о том, что она никогда не сможет взять ни одной книги с этих полок. Ни новых, переплет которых все еще пах типографской краской, ни старых, с потрепанными бархатными обложками, богато украшенными тиснением золотом или серебром.
Поэтому неудивительно, что, расставляя книги по местам, Лена невольно стала просматривать их, иногда зачитываясь строками, которые открывались ей под обложкой. Многие авторы из того десятка книг, которые она с трудом донесла до библиотеки, были незнакомы. Часть книг была на английском языке, и Лена пожалела, что плохо знает его, чтобы понять хотя бы по названию, о чем они. Часть на французском языке, например, Экзюпери, которым Лена неожиданно для самой себя увлеклась, вспоминая с трудом слова.
Так и нашел ее
Войтек
— сидящей на лестнице между этажами, подобрав под себя ноги, погруженной в книгу с головой. Лена вздрогнула от неожиданности, когда он подошел к ней бесшумно между рядов полок.
— Иоганн так и понял, что ты в книге, — произнес он на ломанном русском, заставляя ее вскочить на ноги в испуге. Она сама не поняла, что именно ее взволновало больше — неожиданное появление поляка или тот факт, что он говорит на ее языке.
— Биргит держит контроль. Не думай, что сможешь так часто делать. Я сказал, что ты меня послала за книгами, что я в помощь тебе. Хорошо, что Иоганн позвал меня из сада посмотреть, где ты.
— Ты говоришь по-русски? — спросила удивленно Лена.
Войтек
, не глядя на нее, стал расставлять книги по местам, быстро перемещаясь между полками. Было видно, что ему плохо знакома система расстановки, и он то и дело кружил между полками, пытаясь определиться.
— Сестра моей матери была жената на русском. Он бежал из России, когда большевики стали у власти, — объяснил он. — Никому не нужно знать, что я говорю, хорошо?
— Я не скажу ей, — пообещала Лена. Больше они не разговаривали — молча разносили книги по полкам согласно принятой в библиотеке системе — по языкам, по жанрам и далее по алфавиту. Удивительно, как сами владельцы ориентировались среди этих огромных шкафов, не могла при этом не удивляться Лена.
Когда наконец они справились с работой и уже выходили из зала,
Войтек
придержал Лену за плечо, заставляя обернуться.
— Иоганн — хороший мужик. Очень умный. Не играй с ним, он не любит это. Биргит строгая, но… но… она наказывает только за дело. А наказывать она умеет. Но жить здесь можно. Если есть ум. И без глупости. Ты слышала о Бухенвальде? Или Ордруфе?
Лена покачала головой. Эти названия были незнакомы.
— Будь умная. Забудь на время о том, что было там, дома. Но не о том, кто они есть, —
Войтек
кивнул головой в сторону комнат и коридоров замка. — Для них ты просто вещь. Помни и будь на страже. Правила. Следи за правилами. Будь на страже.
Войтек
вдруг протянул руку и коснулся края косынки Лены. Она не успела отклониться, насколько был быстрым этот жест. Поляк только улыбнулся еле заметно.
— Волосы, — пояснил он, и Лена поняла по этим словам и его жесту, что
Войтек
поправил косынку на ее голове. — Баронесса увидит, что волосы не под косынкой, будет злая. И еще, Лена… под кроватью в комнате, помнишь?
Смысла этой фразы Лене не удалось разгадать. А переспросить помешало появление Биргит, которая тут же обрушилась на них с обвинениями в безделье. Мол, надо бы уже подготовить посуду и приборы к сервировке ужина. А
Войтеку
не мешало бы помочь садовнику убрать траву в парке, которую косили весь день.
В кухне было жарко, несмотря на распахнутые окна. Повариха, седая худощавая Айке, суетилась у плиты — то переворачивала мясо, шипящее на медной сковороде, то проверяла пирог в духовке. От ароматов стряпни желудок Лены тут же сжался, и она поняла, что последний раз ела еще на бирже непонятное варево с кусочком черствого хлеба. Когда повариха заметила появление Лены, с любопытством осматривающейся в кухне, ткнула в нее пальцем, обращаясь к Биргит: