На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина. Страница 37

Сначала Лена даже не поняла, о чем говорит Катя, только потом вспомнила о своем приступе острой злости и о том, как оставила кровавый отпечаток на карточке в рамке.

— Хорошо, что фрау меня поставила протирать мебель в той комнате. Я так и подумала, что ты зробила то. Не боись, фрау не приметила. Я состерла.

— Ненавижу их всех! — вдруг сорвалось с губ Лены всхлипом. Она сжала в отчаяние ободок фаянсовой раковины, пытаясь не сорваться в плач. Мысль о том, что мама осталась в Минске совсем одна, неспособная себя толком прокормить, приводила в ужас и причиняла едва ли не физическую боль. А Кнеллер, этот предатель немец, вряд ли будет помогать ей, как делал это раньше. Лена никак не могла понять, почему он предал ее, почему не помог выбраться из западни трудовой облавы. А ведь мог!

— Люди как люди, — отозвалась на это Катерина равнодушно. — Пусть и немчура.

— Ты разве не слышала? — сорвалась на крик Лена. — У Биргит старший сын в армии. У Айке братья и сыновья. У Урсулы муж тоже на фронте. Возможно, именно они так лютовали в твоей деревне и в деревне Янины. Не думала об этом?

На лицо Кати тут же набежала тень, и Лена пожалела, что напомнила ей о том, о чем любой человек предпочел бы навсегда забыть. Она не привыкла обижать кого-либо, и боль Кати отдалась в ней самой. Поэтому Лена поспешила опустить лицо в ладони, умываясь холодной водой.

— Я убегу отсюда, — заявила Лена после, принимая полотенце из рук Катерины. — Мы вернемся домой. Обещаю тебе

Глава 9

Время, проведенное в оккупации, научило Лену одному — если ты что-то задумала, стань вне подозрений. Будь такой, какой они хотят тебя видеть. Послушной, вежливой и покорной. Забудь о том, кем ты была раньше. Войтек был прав, когда предупреждал ее о правилах дома. Только она будет следовать этим правилам не для того, чтобы приспособиться к жизни в Розенбурге. Она будет следовать им, чтобы вернуться домой, к маме.

Лена обдумывала возможность убежать всю ночь. Для начала предстояло понять, где именно они находятся, и как далеко от Розенбурга до границы Польши. Пробраться через оккупированные земли — было страшной затеей, но Лена хотела верить, что все удастся. Она говорит по-немецки и вполне способна сойти за немку, а вот Катерина говорит немного по-польски. Это означало, что трудностей в общении не должно быть. А уж из Польши было рукой подать до родины и считанные километры до Минска.

План действий родился под утро. Если Лена заслужит доверие Биргит, то та когда-нибудь отпустит ее в город на выходные, как посулила вчера в качестве награды за усердную работу. Аккуратные немцы всегда ставили знаки с названиями местечек, как заметила Лена. Узнать название города не составит труда в этом случае. А карты в библиотеке подскажут, куда именно нужно идти и насколько длинным будет этот путь.

Каждое утро, собираясь на работу, Лена повязывала белоснежный фартук, прятала волосы под косынку и цепляла на лицо маску почтительности. Она выполняла с готовностью все поручения, которые выдавала ей Биргит, независимо от их сложности или того, насколько грязными или тяжелыми они были. А Биргит загружала ее самой сложной работой все чаще, когда поняла, что Иоганн нечасто просит Лену послужить ему, а значит, новая работница попадает полностью под ее руку. Словно она проверяла, справится ли новая служанка с работой или нет. Или наоборот стремилась извести ее, ведь Катерине чаще доставалась работа попроще — в кухне у Айке. Лена же чистила камины в комнатах, вощила пол и мебель, выбивала тяжелые ковры, носила дрова для кухни и для бойлерной, кипятила и полоскала на озере постельное белье. Неудивительно, что к концу дня Лена совсем выбивалась из сил и едва не падала с ног от усталости. Руки ее огрубели, на нежной коже появились ссадины и мозоли. Но Лена упрямо стискивала зубы и выполняла все поручения, понимая, что немка просто испытывает ее, помня ее упрямство. Напоминала себе слова педагога: «Только усердный труд даст отличный результат». А еще стертые в кровь ноги после занятий. Наверное, благодаря своему упрямству Лена и стала когда-то балериной. Вернее, почти стала. Ведь на большую сцену ей так и не удалось выйти.

Часть обязанностей Лены старалась взять на себя Катя, понимая, как сложно приходится подруге. Например, в стирке, где она явно была ловчее, чем «городская фифа», как дразнила по-доброму Катерина. Она забирала себе большую часть белья, оставляя для Лены только небольшие наволочки и полотенца, которые даже полоскать было намного легче.

А еще Лене очень помогал Войтек. Она признавала, что если бы не поляк, то едва ли она справилась бы в те первые недели, проведенные в Розенбурге. Войтек носил для нее воду из колодца и не позволял ей ставить на огонь огромные чаны с водой для стирки. Таскал на двор тяжелые корзины с мокрым бельем, чтобы Лена могла развесить то на просушку на длинных веревках. Именно он приносил нарубленные поленья, и Лене оставалось только разнести те по комнатам. И всякий раз молча, без напоминаний или просьб. Подвергаясь нападкам Биргит, когда та замечала эту помощь.

— Тебе мало своих дел, Войтек? Я могу прибавить! — грозила экономка всякий раз, когда замечала поляка возле Лены.

Но больше всего благодарна поляку Лена была совсем за другое. Только на вторую ночь Лена вспомнила странные слова Войтека и решилась проверить, не лежит ли что-то под матрасом или под кроватью. Сверток обнаружился в дальнем углу на полу. В узелке из промасленной ткани были бережно спрятаны все личные вещи Лены из сумочки, которые она привезла с собой. В том числе и воротничок от маминого венчального платья. Правда, он был испачкан и весь пропах машинным маслом, но Лене тогда было совсем все равно. Все можно было исправить. Главное, что он был здесь, в ее руках. Как частичка мамы. Как кусочек родного дома.

«Интересно, — думала потом Лена. — К Янине тоже вернулись ее личные вещицы? Или Войтек спрятал только мои?» Но спросить ее Лена так и не решилась, боясь невольно расспросами навредить поляку. И сама Янина не заводила никогда с Леной разговор на эту тему. Янина все больше времени проводила в хозяйских комнатах вместе с Урсулой, для домашних работ ее привлекали мало. А после того, как по просьбе Биргит, Лена записала в блокноте пару десятков фраз, необходимых в ежедневном общении с баронессой, нужда в переводчике и вовсе отпала. Поэтому девушки теперь практически не общались. Если только обменивались парой реплик за завтраком или ужином.

Иногда Лена чувствовала приступы зависти к Янине. Ее работа — смахнуть пыль в комнатах баронессы, следить за ее постелью и одеждой, прислуживать за столом — была такой легкой в сравнении с тем, что Биргит поручала остальным русским девушкам. И нет-нет, но приходила в голову мысль, что, наверное, стоило быть любезнее тогда с баронессой и не показывать своего характера. Но быстро одергивала себя. К чему сожалеть о том, что уже не поправить? Да и потерпеть осталось недолго, как ей хотелось надеяться. Если, конечно, она выдержит и дальше тяжесть работы, которую на ее плечи взваливала Биргит.

Все решил случай. Одним утром Иоганн решил не спускаться в столовую на завтрак, а попросил подать тот прямо в постель. Завтрак мог бы отнести Войтек, как приказала Биргит. Но тот сослался на то, что недавно сломался грузовичок, и ему нужно в город за необходимыми деталями. А еще напомнил, что Биргит сама когда-то приставила к Иоганну одну из русских. Уж поднос с едой по силам отнести им, это не таскать Иоганна с кресла на кровать и обратно. Поэтому поднос пришлось нести Лене.

Они не виделись с Иоганном пару недель, наверное, поэтому тот с таким любопытством буквально обрушился на Лену с вопросами. Его интересовало, как она справляется, как устроилась в замке, и нравится ли ей вообще в этом местечке. Такой интерес к своей особе изрядно удивил Лену, но вида она не подала и аккуратно поставила поднос на низкий столик перед сидящим в постели Иоганном. И не успела отойти, когда тот вдруг неожиданно взял ее за руку. Повернул ладонью вверх, открывая взгляду все мозоли, ссадины и царапины.