На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина. Страница 76

Что происходит? Почему она стала такой косноязычной вмиг? Раньше она не лезла в карман за словом, а знала, что именно сказать ему. И раньше их общение было совсем другим. Но что именно вдруг поменялось, Лена, как ни пыталась, так и не смогла сообразить. А потом и оставила на время попытки, сосредоточившись на работе.

Ранее они обслуживали за ужином всего трех человек, а теперь их было двенадцать, и Лене казалось, что вот-вот что-то пойдет не так. Либо они уронят блюдо, либо замешкаются с подачей, либо обольют кого-то вином или вовсе перепутают алкоголь, обновляя напиток в бокале у гостей. Но нет, все прошло просто отлично, чем гордилась Биргит, наблюдавшая за ужином со своего поста у двери.

Лена наблюдала за общением Рихарда и Мисси, которых баронесса посадила рядом, с легкой ноткой ревности. Будет ли он ей так же улыбаться, как улыбался недавно ей, Лене? Как он будет говорить? Допустит ли хотя бы тень флирта в общении? Рихард был вежлив и внимателен к обеим своим соседкам по столу — и Мисси, и Анне Бернофф, и Лена напрасно пыталась понять, скрывается ли за его поведением мужской интерес к кому-либо из девушек или нет.

За столом говорили и так быстро, что Лена порой с трудом понимала полностью речь, хотя и очень старалась. Особенно когда слушала, как упомянули вскользь о неудачах Германии в Африке и на Восточном фронте [32]. Как и рассказы того привлекательного блондина, которого Лена спутала с Рихардом. Им оказался обер-лейтенант люфтваффе Тайнхофер, воевавший в Крыму. Он очень интересно рассказывал об Алупке и Ялте, восхищаясь местными видами и морским воздухом, и Лена с грустью вспомнила о том, как девочкой в далеком 1933 году ездила в санаторий вместе с семьей. Тогда еще был жив папа, и не так мучилась болями мама. А сама Лена так радовалась долгожданному отдыху со своими родными. Она тогда только два года жила отдельно от них в Москве, и очень-очень радовалась, когда наконец наступали каникулы.

Потом разговор плавно перешел на свадьбу в семействе Гогенцоллернов этим летом, на которой присутствовали не только баронесса, но и Мисси с Анной. Им троим было что обсудить, параллельно посвящая остальных в детали торжества высшего света Германии. Впрочем, эта тема не имела поддержки у офицеров СС, ярых противников монархии и кайзера, потому разговор снова изменил направление, и к десерту — яблочному штруделю со сливками и настоящему кофе — обсуждали уже новинки кино и предстоящее торжество. После ужина гости разошлись — молодежь отправилась осматривать дом, а остальные, включая баронессу и Иоганна, ушли к себе отдыхать.

— Вы молодцы, девочки, — похвалила Биргит служанок, когда Лена и Катерина убирали со стола в опустевшей комнате. — Осталось еще два дня, и можно будет отдохнуть. В честь праздника госпожа баронесса пообещала предоставить вам целый день отдыха после того, как проводим гостей.

— Принесла же нелегкая, — ворчала Катерина на гостей, когда они вдвоем с Леной мыли посуду после ужина. И Лена прекрасно ее понимала — их то и дело отвлекали, вызывая из кухни. То просили принести еще напитков и легких закусок, то случайно пролили бутылку вина и просили убрать непорядок. Лена струсила. Просила Катерину пойти на вызовы, предпочитая оставаться в кухне с хмурым Войтеком, чем видеть веселье молодежи. Они не разговаривали, просто переглядывались изредка. И Войтек точно так же молча помогал Лене — подливал горячую воду и выливал чан с грязной водой на улицу.

Только раз поляк заговорил с ней, когда в очередной раз они остались наедине в кухне.

— О чем они говорят? Это немецкое офицерье. Ты ведь знаешь… слушаешь их разговоры, — проговори он несмело, будто протягивая ей оливковую ветвь после несуществующей ссоры.

— О разном. О кинокартинах, о свадьбах, о погоде, о том, где кто служит, — ответила Лена, принимая после недолгих раздумий эту ветвь.

— В Сталинграде им конец настал, — проговорил Войтек тихо и доверительно. — Ваша армия взяла их вот так. Чтобы сдохли.

Он сжал кулак с силой, пряча внутри сигарету, которую крутил до того в руках. Да так сильно, что побелели пальцы. А потом разжал кулак, выпуская труху, оставшуюся от сигареты.

— Говорили они об этом? — и усмехнулся, когда Лена покачала головой. — Конечно, чем тут гордиться? Вот увидишь, это только начало. Нам остается только потерпеть. Немного потерпеть, и сюда придут Советы. И британцы. А наш немчик?

— Что — наш немчик? — переспросила Лена, старательно пряча румянец от его взгляда, который предательски вспыхнул на щеках. Оставалось только надеяться, что Войтек подумает, то она разгорячилась от пара, идущего от воды.

— Он говорит что-то своему дяде или матери? — Войтек обернулся на дверь, а потом подошел почти вплотную к Лене. — Например, о том, где служит. И что-то вроде того.

Лена посмотрела в его темные глаза, пытаясь понять, что скрывается за этим интересом. Они долго не могли оторвать друг от друга взгляда. Каждый вглядывался с напряжением.

— Зачем тебе это? — прошептала Лена.

— Как ты оказалась здесь? — ответил так же шепотом Войтек. — Из всех только ты боялась связи с домом. Что там было такое? Ты скрылась здесь от гестапо? Что-то было в Остланде, верно?

Лена так испуганно посмотрела на него, что стало ясно без слов о верности его догадки. Войтек кивнул своим мыслям. А потом опустил руку в таз с мыльной водой и нашел ее ладонь. Пожал в знак поддержки. И она расслабилась, понимая, что поляк не выдаст ее, что бы ни случилось.

— Ты можешь мне доверять, — прошептал он. — Ты не такая, как Янина или Катерина. Ты намного умнее. Ты можешь помочь. Сделаешь это? Не бойся меня. Ты же знаешь, я скорее выгрызу себе жилы, чем наврежу тебе хоть чем-то.

— Я…

— Нет! Помолчи! Мне не нужно никакого ответа. Просто… Я бы не хотел, чтобы ты была… с нами. Но нужна твоя помощь. Я плохо говорю по-немецки и почти не бываю в доме. Если ты что-то узнаешь… что-то, что могло бы помочь…

— Кому помочь?

Если бы Войтек промолчал тогда или уклонился от ответа, Лена с чистой совестью бы забыла об этом разговоре. И решила бы, что все это просто пустая болтовня. Несмотря на серьезность тона поляка.

— Британцам, — прошептал Войтек, приближаясь губами к ее уху. — Мы можем помочь британцам, Лена. Наш вклад в поражение этой нацисткой мрази.

Лена отшатнулась от грубости слов, пораженная накалом ненависти, который прозвучал в голосе поляка. От немедленного ответа ее спасло появление Катерины, которая в который раз относила гостям бутылку вина.

Около десяти в свои комнаты удалились девушки и прибывший вместе с ними темноволосый офицер Гуго. Полуночничать остались только Рихард со своим товарищем по летной школе Людвигом. В этот раз попросили из кухни принести низкие стаканы из толстого стекла для алкоголя покрепче. Они несколько раз ходили курить на улицу, Лена видела их через окно кухни, когда натирали с Катериной фарфор и хрусталь после мытья. Войтек уже ушел к себе — ему предстояло ранним утром везти баронессу и Иоганна в церковь на службу, поэтому девушки одни подошли к окну, когда услышали легкий шум. Двое мужчин в расстегнутых мундирах без какого-либо страха перед декабрьским холодом неожиданно превратились в мальчишек, которыми когда-то были, и пытались сунуть друг другу за шиворот пригоршню снега.

— Як дети, — проговорила Катерина и отошла, покачав головой. Она торопилась побыстрее закончить работу и уйти к себе. Завтрашний день должен был быть и дольше сегодняшнего, и тяжелее, ведь предстояло обслуживать гостей с самого утра.

Лена же задержалась у окна. Она все смотрела и смотрела на Рихарда и его товарища, слушала их смех, подмечала каждую деталь этого веселья. И вспоминала слова Войтека.

Помочь нанести поражение немцам. Прогнать их обратно в границы своей страны. Уничтожить нацистскую заразу, которая словно чума расползлась так далеко по окружающим ее землям.

Но с другой стороны — это же был Рихард, который так заразительно рассмеялся, когда сумел ссыпать снег с ладони за шиворот мундира своего товарища. При этом он потерял сигарету, которая сорвалась с губ и упала маленьким светлячком вниз. А значит, он тоже стал своего рода проигравшей стороной, как шутливо жаловался другу.